1997 г. Гридина… Мать её!

Всё началось неожиданно и сумбурно. Раздался звонок моего приятеля Лёхи-Завхоза. В трубке звучал уверенный голос: «Через две недели идём на катамаранах в Карелию. Будем сплавляться по Гридине». Если бы я знал тогда, что решение он принял, раскрутив в руках ученический глобус и ткнув в него наугад пальцем, наверняка отказался бы от этой авантюры. Но нюансы остались за кадром, и я опрометчиво согласился: «Гридина, так Гридина… Какая разница!?» Катамаран в полной боевой, собрать ватагу детей недолго.

Напряги начались на первом же оргсобрании. Он заявил, что раскладку делаем 300 грамм на человека, а остальное добудем собирательством и ловлей рыбы. Не надеясь на матушку природу и боясь анорексии, я категорически отказался от похудения, и сказал, что мы пойдём отдельным табором со своей кухней, и есть будем по 800 грамм. Команда у меня собралась «Ух!»: жена с её тринадцатилетним сыном, моя пятнадцатилетняя дочь и племянница с бойфрендом, которым на двоих было сорок. С такой бандой не то что горы, но и шею себе можно было свернуть. Но отступать было поздно – согласие я уже дал. Со стороны Лёхи присутствовал его сын - Лёшка, и жена с дочерью. С нами было ещё две команды.

Худо-бедно доехали по железке до места старта – станции Амбарное. Собрали катамараны и поплыли по озеру Сиговая ложбина. Но удовольствие длилось недолго – буквально через 3-4 километра пришлось протаскивать их по тоннелю под железной дорогой. Причём боком, потому что проход был настолько узок, что каты цеплялись бортами. Это было первое испытание, но далеко не последнее. После на какое-то время природа нам дала передышку, и мы поплыли по озеру Амбарное.

Как я и предполагал, ни рыбы, ни грибов, ни ягод не было и в помине. Но дул попутный ветер, который легко нёс наши челны по волнам, вселяя надежду, что дальше будет лучше, и он доставит нас в изобилие даров природы. Лишние 500 грамм продуктов позволяли нам не ощущать мук голода, тогда как остальные команды, щёлкая зубами, завистливо поглядывали в нашу сторону. Соседских детей мы ещё подкармливали, а ко взрослым относились со всей строгостью закона тайги, попутно налаживая свой быт.

Когда проплыли озеро Крестовое, наступило отрезвление. Ширина реки постепенно сужалась и по достижении двух длин катамарана, мы с ужасом поняли, что плывём против течения. Наш «бугор» потерпел полное фиаско, назвав всю эту катавасию сплавом. Пришлось налечь на вёсла, чтобы хоть как-то продвигаться вперёд. Но это были ещё цветочки, а ягодки ждали нас впереди. Предстоял 700-метровый волок в озеро Мосельга через водораздел, где речка вновь потечёт туда, куда нам нужно, а не куда ей хочется. По колено в болотной жиже, облепленные комарами и мошкой, мы брели в неизвестность, проклиная всё на свете и матерясь в душе, но вслух молчали! Разбирать катамаран, конечно, не стали, и надрывались из последних сил, понимая, что предстоит ещё один рейс - за рюкзаками. Не знаю, сколько времени в тот день икал наш «бугор», но поминал я его до самой ночи, пока не заснул.

Ещё раз испытав нас на прочность, Карелия стала более благосклонна, и какое-то время таких заморочек не устраивала. Ниже по течению начала брать щука и появились грибы.

Солнечные ванны и купание в тёплой речке скрашивали наш быт наравне с подножным кормом. Вода в озёрах достаточно прогрелась и была как парное молоко, поэтому мы подолгу из неё не вылезали.

После ряда озёр и, речек, названия которых не буду поминать всуе, мы, наконец-то, вышли к цели нашего путешествия - речке Гридине. Нужно заметить, что это не принесло удовольствия. Она была настолько мелка, что сразу же начали продирать о дно оболочки катов, а потом шиться и клеиться. Шить в нашей банде умел только я один, но страсть как не любил этого делать, поэтому принял соломоново решение. Послал всю команду догонять по тропе уплывшие экипажи, собрал катамаран, и медленно и печально побрёл следом. Медленно, потому что за спиной у меня болтался 30-ти килограммовый баул с мокрым катамараном, на груди висел такой же тяжести рюкзак, а на плечах 15-ти килограммовая связка катамаранного железа и вёсел длиной два метра. Печаль же одолевала от неизвестности пути, который мне предстояло в этот день пройти. Самые тяготы начались, когда я вломился в берёзовое криволесье. Я рвался через него как раненный олень, задевая своими железными рогами кустарник и мелкие берёзки. Иногда мне это удавалось, но чаще выигрывало криволесье, и тогда приходилось с 60-ти килограммовым грузом наклоняться, ставить на попа связку, взваливать на плечо, и продолжать в том же духе. Постоянно мозг сверлила мысль кто кого: я связку, или она меня. Поняв безысходность своей затеи, бросил железо на тропе, и идти стало гораздо легче. Даже удручающий вес груза был уже не так важен – привык ещё с середины 70-х неподъёмные рюкзаки в горах таскать. По пути наткнулся на потушенное костровище и по фантикам от конфет понял, что авангард моей группы недавно прошёл здесь. И такая меня обида разобрала, что пожрать ничего не оставили, а может от запредельной усталости. Решил, что буду мстить, и мстя моя будет страшна! Тропа плавно петляла в лесу с подъёмами и спусками. Смеркалось. Шёл из последних сил и наступало чувство безысходности. Но, как и в 89-ом на гребне пика Победы, вспомнился прекрасный рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Главное не садиться и не ложиться – иначе уже не встану. Решил, что буду идти до упора – только не знал, где он этот упор. Вдруг снизу, от реки раздались голоса. Это мужики, обеспокоенные моим долгим отсутствием, выслали на помощь катамаран. Уже в темноте, загружаясь на него, понял, что всё – мои мучения окончены. Через пятнадцать минут мы были в лагере – значит не дошёл совсем немного. Основное расстояние я отпахал самостоятельно. Палатки уже стояли, в котелках что-то аппетитно булькало. Принял на грудь 150 грамм, и едва успел заползти в спальник, как меня выключили.

На следующий день побежали с Лёхиным сыном – Лёшкой забирать связку с железом. Надеялись обернуться за пару часов, но не тут-то было. Нести вдвоём на плечах 15-ти килограммовую связку было гораздо удобнее, чем одному, но всё равно – лучше бы я в это время загорал, чем шарахался по криволесью. Когда часа через четыре мы вернулись в лагерь, там уже произошёл военный совет, на котором решили разделиться. Ребята захотели сплавать по Белому морю, а мне уже было пора на работу, и предстояло уходить пешком. Для полноты ощущений мою команду «усилили» ещё двумя детьми.

Наутро зарядил дождь: мелкий и нудный. Прощание было недолгим: без соплей и объятий. Напоследок мне сказали, что на отвилке к Калгалакше есть автобусная остановка, а в самом рыбхозе есть автобус, который ходит в Энгозеро. Помахали отплывающим на прощание ручками и двинулись в цивилизацию. Дождь не прекращался ни на минуту. Жена с её сыном, для поднятия духа, пели что-то военно-патриотическое, по щекам одного из парнишек текли слёзы, а может быть и не слёзы, а струйки воды. А мне было хорошо - ведь теперь эту связку железа мы тащили с Лёшкой вдвоём на плечах, а не я один. Дождь не унимался, и к вечеру, поняв, что в цивилизацию мы не успеваем, под деревьями поставили палатки. Забрались в них и стали мисками вычерпывать воду, постоянно просачивающуюся через днище. Земля была настолько пропитана влагой, что при надавливании ногой, в следе моментально образовывалась лужа. Я натянул тент из полиэтилена, и под ним пытался развести костёр. Ободрал снизу у ёлок самые тонкие веточки, кору и хвою, которые с виду были вполне сухими, извёл полкоробка спичек и результат не заставил себя ждать: горели только спички, а древесный материал не последовал их примеру. Все мои потуги были напрасны. Впервые в жизни я не СМОГ развести костёр! Пришлось удовольствоваться сухим пайком и водой из какой-то придорожной лужи. Но у нас с женой с собой было, и мы не чувствовали особого дискомфорта лёжа одной рукой в луже, собравшейся на днище, а вот судьба детей беспокоила – они же тоже лежали в воде. Но из их палаток раздавалось весёлое чириканье и смех – видно им понравилось это приключение. Лишь бы завтра никто не заболел. С этой мыслью я и заснул.

На завтра все встали как огурцы. Погода хоть и была пасмурной, но изнуряющего дождя не было. Дойдя до развилки на Калгалакшу действительно оказались на автобусной остановке, где красовалась табличка с большой красной буквой А, но вместо расписания чёрной краской была написана какая-то формула: ХУ и ещё что-то математическое, с виду напоминающее Й. Сквозь облака начало проглядывать солнце. Жизнь налаживалась. Расшифровав формулу, мы поняли, что нас ожидает, если просто будем сидеть на остановке и ждать автобус, поэтому в срочном порядке рванули с Лёшкой в Калгалакшу, в то время процветающий рыболовецкий колхоз под названием «имени Двенадцатой годовщины октября». Путь был не близок, но мы его успешно преодолели и нашли «белый дом» колхоза. Постучали – в ответ ни гу-гу. Открыл дверь, и я чуть с дуба не рухнул: в углу сидела бабулька в телогрейке, обмотанная пуховым платком и что-то набирала на компьютере. А в ушах у неё были наушники!!! Она плавно раскачивалась на стуле. По всему было видно, что мелодия её увлекает. Похлопал её по плечу, и она обернулась. На её лице читалось одно – ходют тут всякие и людЯм работать не дают. На вопрос о председателе ответила, что через полчаса должен быть. Когда появился моложавый мужчина, я сразу понял, что это он. Спросил про автобус, а в ответ: «Все билеты проданы!» Объяснил ситуацию, что со мной шестеро детей и трое из них больны. Но он был твёрд как дуб из Лукоморья. Пришлось минут сорок ходить за ним, как котёнок за мамкой, и канючить одно и то же: «Дети простуженные. Им в больницу нужно…» В результате он сдался, но сказал, что сидеть будем на полу. Это вполне устраивало. Следующей заботой было достать самогонку, ведь в рыбхозе был сухой закон. Применив дедуктивный метод Шерлока Холмса, я вычислил избу, где её гнали. Но увидев незнакомую рожу, хозяин категорически отказался продавать. Пришлось включить уже опробованную байку про заболевших детей, которых нужно растирать. С чисто северной широтой души, он вынес полулитровую банку и денег не взял! Выполнив главные задачи, помчался к автобусу. Сели с Лёшкой на пол, а писать выходили по очереди – чтобы без нас не отчалил.

Пока мы с Лёшкой бегали за автобусом, дети уже натянули на всякий случай тент от дождя, и защебетали на солнышке. Как мало оказалось им нужно, чтобы забыть вчерашние передряги, и уныние сменилось весельем. Все были в полном порядке, и никто не заболел. Поэтому тратить на них самогон не имело смысла, а вместо этого тщательно прополоскал им своё горло, снимая стресс после пройденного похода.

Подъехали, быстренько закидали шмотки, и отправились в цивилизацию. Троим детям велел «сдуться» для достоверности. Ехал и обливался горючими слезами: по обеим обочинам дороги стройными рядами, как солдаты на параде, в несколько рядов стояли подосиновики. Все как на подбор: сантиметров по десять, с нераскрывшимися шляпками, но останавливать автобус было неэтично – ведь «больных» детей везли. Вот ведь закон подлости – у нас в походе столько грибов не было никогда, да и вообще не видел в жизни никогда. Но вот и конец пути – столичный вокзал в Энгозере. Если я что-то напутал в названиях – не обессудьте, всё-таки 25 лет прошло, а пишу по памяти…