Возвращение с Чанчахи

Наибольшую тревогу у меня вызывал Алик, который катился за машиной, кувыркаясь через голову, как оловянный солдатик, совершенно безжизненно и неуправляемо.
Я же висел на крутом обрыве благодаря руке, попавшей в щель между камнями. Рука, хоть и переломилась в кисти, удержала меня от дальнейшего падения.

С рассеченной кожи головы кровь попадала в глаза и туманила картину разворачивавшейся трагедии.
И в этот момент в голове проявилась совершенно идиотская мысль – «А интересно, взорвется ли машина как в кино, когда долетит до дна ущелья?».
Машина, разворотив гальку как фугас, вонзилась тупым радиатором в берег речушки на дне ущелья, поколебалась в неустойчивом равновесии и рухнула на кабину, кверху выломанным карданом и уже безколесным шасси.
Ее с грохотом продолжал добивать камнепад со склона.
«Не взорвалась – с каким-то недоуменным огорчением подумал я. - Врут все режиссеры».
И отключился.

МГНОВЕНИЕ ДО ПОЛЕТА.

Я сидел на уголке шкафа, который вместе со стульями, вешалкой и пальмой везли к приезду важного гостя на метеостанцию на Мамисонском перевале. Ребята сидели по бокам шкафа, Алик, натянув на глаза капюшон анораки, дремал на стуле, который воткнул ножками в ящик с песком.
Мое место оказалось у заднего левого борта кузова, и когда машина, не вписываясь в повороты серпантина с хода, сдавала назад к обрыву, я оказывался над пропастью.

ГАЗ-66 был в свое время неплохой машиной, но то ли радиус поворота у нее непомерно велик, то ли повороты были очень крутые, но в месте поворота водитель почти все время , выкручивая руль, сдавал назад.
Оставался последний поворот на серпантине, мы уже видели метеостанцию, и водитель вновь начал проделывать рискованный маневр разворота.

Я привстал в углу кузова и, уже находясь над пропастью, вывернув голову вправо, с беспокойством следил за задним колесом.
Колесо, со стертым протектором, травинками и налипшей грязью ( каждую деталь до сих пор помню) неумолимо приближалось к осыпающемуся под весом машины краю.
Водителя уже не спросишь, что за бред был в его, пропитавшейся аракой, голове.
Скорее всего, он решил нас напугать и заставить выпрыгнуть из машины, чтобы мы прошли оставшиеся 200 метров пешком.
Все ребята, кроме дремлющего Алика, взялись за борт машины и напряглись.
Я с ужасом смотрел на подминающее кромку обрыва колесо и, безнадежно надеялся, что, возможно, правое колесо еще на дороге и водитель сейчас даст по газам и мы сможем выбраться.

Машина резко просела, уходя в обрыв, все заорали «Прыгай» и сиганули из кузова.
А я-то висел уже далеко над обрывом, и допрыгнуть до дороги, снизу вверх никак не мог.

В голове столкнулись два страха. Страшно было прыгнуть в обрыв, в пустоту, оторвав вцепившиеся в кажущийся надежным борт руки, и страшно было полететь в пропасть вместе с машиной, которая наверняка меня накроет и размажет по скалам.
Как за эти доли секунды мозг все просчитал и заставил тело броситься в обрыв, анализирую до сих пор.
А когда я летел в воздухе, в голове уже билась следующая мысль –« Надо катиться вправо, уйти из-под валящейся на меня машины».
И я пытался откатиться на почти вертикальном обрыве, изображал какие-то пируэты, пока рука не попала в расщелину и, противно хрустнув, не остановила падения.
Машина, обдав меня жаром и запахом бензина, с грохотом прошла в двух метрах и укувыркалась в пропасть.

ДЕНЬ ДО ПОЛЕТА.

Водитель, имя которого забыть тяжело, так как его звали Владимир Ильич, с трудно выговариваемой грузинской фамилией, был невероятно зол на нашу группу.
В страшной непогоде мы свалились с вершины Чанчахи в Грузию, без еды, денег, толком даже не понимая, где находимся.
Маленькая рация через хребет не могла связаться ни с КСП, ни с наблюдателями, питание ее было на исходе, а контрольный срок истекал на следующий день.

Мы добрели до первого селения с турбазой в районе Шови, где нам разъяснили, что вернуться в Осетию мы можем только через Мамисонский перевал, а до него топать и топать.
Объезд через Рокский туннель был перекрыт селями, вызванными непогодой, которая и смела нас в Грузию.

И тут Витя выяснил, что утром на метеостанцию на перевале Мамисон идет ГАЗ-66 со скарбом для прибывающей VIP-персоны.
Начальник метеостанции, в чьем ведомстве находилась машина, не видел проблем с нашей доставкой на перевал, а вот тезка Ленина был категорически против бесплатного вояжа.
Но денег не было совершенно, мы даже буханку хлеба попросили нам купить местных девушек, а остатки крючьев, карабины и измочаленную веревку Владимир Ильич принимать в счет оплаты не желал.

Бурный диалог между водителем и начальником закончился тем, что в 5 утра, еще в гараже, мы залезли в кузов, начальник сел в кабину и препроводил нас до выезда из села.
Попытаться выбросить из кузова шестерых, хоть и изрядно истощенных, но здоровых и злых альпинистов водитель не рискнул, поэтому в каждом коше он заливал свою ярость аракой и пытался нас испугать доступным ему способом, то проезжая по самому краю пропасти, то притормаживая под водопадами..

Если описывать, как мы попали в Грузию через вершину Чанчахи и пробивались через сели с Мамисонского перевала в альплагерь Цей, получится уже не рассказ, а повесть. Напишу позже.

Разбор полетов-

водитель погиб
инструктор туризма, находившийся в центре кабине, получил перелом бедра
Алик разбил голову, но двигался сам
я сломал руку, рассек кожу на голове и не попал в тот год на работу в МАЛ.
Витя, Саша, Леша, Дима и еще один инструктор туризма, сидевший с края кабины, удачно приземлились на дорогу.

За восхождение на вершину Чанчахи по Северной стене мы получили, по-моему, «золото» на Чемпионате Украины. Судейская коллегия признала аварию произошедшей уже после восхождения и не рассматривала ее как НС.