Последняя встреча

Фото: Нурис в кафе “Ай” на Чегете.
Когда я был еще начинающим альпинистом, студентом младшекурсником, познакомили меня на Кавказе через общих знакомых с Нурисом Урумбаевым. Он был уже тогда (70–е годы) широко известной личностью среди альпинистов и горнолыжников. Человек общительный, гостеприимный, с завидным чувством юмора, жил в Приэльбрусье, “Мекке” тогдашнего горнолыжничества в Советском Союзе. Горные лыжи тогда считались самым элитарным и модным видом отдыха. Хороших трасс было мало, зарубежные были практически недоступны, самые лучшие были как раз в Приэльбрусье, поэтому у него не было недостатка в гостях. Работал Нурис тогда лавинщиком на эльбрусской научно-учебной станции МГУ в Азау, позднее перевелся завлабом в геофизический институт в Терсколе, в конце вернулся на станцию в Азау начальником.


Несмотря на солидную разницу в возрасте и статусе, он к моему немалому изумлению, с самого начала общался со мной как с равным, как бы заговорщецки, в стиле: «ну мы же с тобой умные люди, мы же понимаем…». Как мне казалось, всегда был рад моим посещениям. А я, когда бывал в Приэльбрусье всегда старался к нему заскочить. При встречах я отчитывался о своем спортивном росте: выполнил такой то разряд, окончил школу инструторов, и т.д. Он, будучи великолепным рассказчиком, делился в юмористическом ключе многочисленными историями, которыми была полна его богатая на приключения жизнь.
Вот одна из них: однажды поутру он, оценив погоду, позвонил начальнику канатной дороги и распорядился на сегодня закрыть для катания северный склон Чегета из-за лавиноопасности. Стал заниматься своими делами, ближе к обеду глянул в окно: мать честная! На северном склоне было полно лыжников. Только он потянулся к телефону звонить, как на его глазах пошла лавина. По тревоге поднял институтскую команду спасателей, похватали инвентарь и двинули на склон. Несколько человек засыпало, кого то откопали живыми, кого то нет. Запомнилась молодая семейная пара. Засыпало мужа, его откопали живым, лыж на нем не было. Жена набросилась на него со скандалом из-за потери лыж (хорошие лыжи тогда были в дефиците). Видимо была не в себе. Несмотря на трагизм ситуации, присутствующие покатились со смеху.
... В тот февраль 1991 года я возвращался с зимних сборов университетских альпинистов в Адыр-су. Мне как начспасу сборов пришлось задержаться (группа застряла из-за непогоды на Эльбрусе), поэтому уезжал в одиночку. В Минводах не без борьбы у касс добыл билет, сел на самолет, место было у окошка, первых рядах, в бизнес классе, я устроился поуютнее в кресле и приготовился блаженствовать, наслаждаясь переходом в цивилизацию от ледяных ветров высокогорья, как вдруг ощутил, что кто-то бьет меня довольно сильно и бесцеремонно по плечу. Начал поворачивать голову, в периферийное нечеткое зрение попало какое то серое перекошенное нерусское лицо пожилого человека. Кольнула неприятная мысль: возможно предстоит разборка с каким то пьяным дебоширом, да еще великовозрастным. Поворачиваю голову дальше: ба! Да это Нурис! Но лицо какое то осунувшееся и страдальческое. Тут же договариваюсь с его соседом, меняемся местами, Нурис пересаживается к окошку. Делимся новостями.
Нурис рассказывает: подарили ему недавно новые импортные крепления, он их поставил на лыжи и отправился обновлять на склон. На хорошей скорости заложил крутой вираж, а крепления возьми, да и выщелкнись (как потом выяснилось оказались женскими). И он рыбкой полетел вперед и сильно ударился грудью о накатанный жесткий снежный выступ. Все бы ничего, но лицо стало болеть. Врач осмотрел и сказал: воспаление тройничного нерва. Поезжай ка ты лучше подлечиться в Москву. Он прыгнул в институтский уазик и вот он здесь.
Слово за слово выяснилось, что у меня с собой в скальном рюкзачке бутылка водки, да и не без закуски. Я не был уверен, что Нурису в его состоянии этого сейчас захочется, но он сразу просветлел лицом: доставай. Никогда, ни до, ни после я с собой водку в ручной клади не возил. Попала она туда случайно. Сходил я с инструкторшей наших сборов Ольгой Куровой на пик Шогенцукова. Ей нужно было руководство на зимнюю “двойку” для закрытия (выполнения норм) КМСа. По возвращении в лагерь купил бутылку водки, чтобы отметить появление новоиспеченного кандидата в мастера спорта. В комнату зашел старший тренер сборов Андрей Заболотных и возмутился: норму выполнила она, а выпивку ставлю я. Пошел поругал ее и огненную воду обеспечила она. Так бутылка не пригодилась (отчасти спортивный был все же режим). Не выбрасывать же добро, я и кинул ее перед отъездом в рюкзак. А чтобы в дороге не оказаться, если что, голодным положил туда же на всякий случай стандартный продуктовый аварийный запас для восхождений: завернутое в фольгу нарезанное сало с чесноком и несколькими ломтями черного хлеба. Ну и нож всегда при мне в рюкзаке (вот было время … и спокойно в самолет пронес. Слышал рассказ, как и мину времен войны в багаже в самолете в качестве сувенира провезли. Сам возил ракетницу с патронами.).


… Все это и легло перед нами на откидных столиках. Позвали стюардессу, она все поняла без лишних слов, принесла нам чашечки. Полилась беседа веселей. Я побольше подливал Нурису, нарезал сало и все два часа до Москвы слушал. Лицо у него постепенно приобретало обычные добродушные черты. У него, как было заметно, много чего накопилось, и он, похоже, был рад лишний раз выговориться. Он проработал два года в Афганистане, в то время, когда там шла война.
Коротко запомнившееся из его рассказов:
С его слов, разместили его на жительство в селении под перевалом Саланг, выдали автомат. Он походил с ним день – два и понял, что не прав. Он здесь гость, приехал в чужое селение и разгуливает с автоматом. Невежливо по отношению к местным. Стал ходить безоружным.
Офицеры – командиры гарнизона, стоявшего наверху под перевалом были удалые и безшабашные, настоящие русские офицеры, как с некоторым сарказмом заметил Нурис. Однажды на его предупреждение о скором сходе лавины только посмеялись. А наутро за ним в селение прислали танк (скорее БМП: прим. автора), его вызывали наверх организовать раскопки накрытой лавиной в казарме роты. Казарма была старой постройки, еще шахской, прочная, рассчитанная на лавины: крыша была вровень со склоном, выдержала удар. Так что всю роту спасли, кроме часовых, которые были снаружи.
Однажды Нуриса с шофером на уазике захватили моджахеды. Остановили, отвели в сторону для выяснения. Ему сказали: мы знаем кто ты такой, к тебе претензий нет (а был бы с оружием, наверное были бы: прим. автора), можешь идти. А шофер предатель, служит шурави, его расстреляем. Заступиться за шофера не получилось. Его расстреляли на глазах Нуриса. Он сказал, как бы переживая это еще раз, что это было самое страшное, что он видел в своей жизни.
Напоследок Нурис говорил о молодых университетских альпинистах с которыми он недавно общался, советовал обратить на них внимание.
Нуриса встречали во Внуково на машине, и меня заодно подбросили до метро. Я не знал тогда, что это была последняя наша встреча. Через год он погиб в лавине на Эльбрусе.
Лапин Ю.Н. Москва, февраль 2017.