Виват Аконкагуа

Самолет заходил на посадку после почти 15-часового полета. Пересекая Атлантику, вжавшись в узкое кресло, выискивая в течение длительного времени, удобное положение для ног, думаешь лишь о том, чтобы поскорее приземлиться и глотнуть земного воздуха. Наконец после бескрайнего океана показалась суша. Огромный почти трехмилионный город ждал нас. Высокие здания и современные небоскребы, чаша огромного стадиона, парки и величественный обелиск в центре, установленный в честь основателя Буэнос-Айреса Педро де Мендосы. Все завораживало своей новизной. Самолет тряхнуло при касании колес о взлетно-посадочную полосу, он завыл, и раздались аплодисменты экипажу, который удачно перенес нас из Италии в Аргентину.
Т.к. в аэропорту нам несколько часов не выдавали багаж из-за того, что авиакомпания Алиталия не переподписала договор с аргентинской стороной, я стал знакомиться с участниками нашей экспедиции. Представлю всех, приводя краткие характеристики, которые формировались у меня во время контактов в походе.
Сергей Ковалев, председатель Донецкой федерации альпинизма, руководитель компании Вертикаль-Тур (http://vertical-tour.com.ua), мастер спорта международного класса, покоривший 5 восьмитысячников (в том числе и Эверест в 2008 г.), взошедший на высочайшие вершины семи континентов, на сегодняшний день самый известный (из ныне здравствующих) альпинист Украины. У него было 6 клиентов. Валентин, г. Харьков – самый добродушный член нашей группы, располагающий к себе настолько, что ему можно дать на хранение любую сумму денег. Федорович, Донецк – 1 разряд по альпинизму, бывший кавказский спасатель, душевный и очень волевой человек. Виталий, Днепропетровск – финансовый аналитик, крепкий «тяжелый танк», как назвал его Ковалев, когда мы не могли за ним угнаться на подъеме. Дима, Бровары – химик, парень, умеющий отлично распределять свой силовой потенциал не понятным для меня образом. Николай Михайлович – большой человек из Донецка, мой самый любимый собеседник в походе. Сергей камчадал, Петропавловск-Камчатский – кмс, человек, взошедший на высшую точку планеты Эверест, «снежный барс», покоривший все 5 семитысячников бывшего СССР, герой, перед которым я просто снимаю шляпу. И второй инструктор Сергей Шелкунов, Донецк – старший лейтенант, кмс, покоривший пик Корженевской (7105 м) и пик Хан Тенгри (7010 м), самый отзывчивый человек в нашей группе.
Андрей Филиппенко, инструктор из Днепропетровска и директор клуба Тропа (http://www.tropa.dp.ua/), покоривший пик Ленина (7134 м) и много других вершин на разных континентах. Он пригласил меня и моего друга Тараса Барабаша в этот поход по старой дружбе. В такой компании всегда веселее. У него было 2 клиента. Дима, Киев – программист, самый крепкий участник нашего похода. Олег, житель западной Европы (бывший русский) – специалист по разным полезным ископаемым, очень физически выносливый парень. Его мы должны были встретить в Мендосе, куда мы вылетали завтра.
Когда нам, наконец, отдали багаж, на такси мы отправились в гостиницу. После наших Киевских - 20 градусов, + 28 градусов в Буэнос-Айресе кажутся раем. С ветерком на автомобилях по дорогам большого мегаполиса.
Чуть отдохнув, все поехали на экскурсию по городу с посещением вечеринки «Танго с огнем и волками». Я же пошел гулять улицами, посещая все попадавшиеся мне на пути достопримечательности.
Идя по центральному Проспекту 9 июля, заблудиться невозможно. Тем более что станции метро здесь попадаются практически через каждые 200 м. Сначала решил сменять доллары на песо. Но обменных пунктов нигде не оказалось. Спросил у симпатичной полицейской лет двадцати. Она поглядела на меня, заулыбалась и предложила пройти 4 квартала по авеню Роке Саенс Пена (Roque Sáenz Peña) до пересечения с улицей Флориды (Calle Florida). Я пошел. На этой улице менялы восклицаниями «камбио» завлекали сменять валюту. С ощущениями контрабандиста я подошел к тетке в очках. К ней же обратилась еще одна парочка. Тетка пригласила нас пройти за ней и провела к зданию. Мы вошли и поднялись на лифте. Постучав в одну из дверей на этаже, она что-то сказала, и нас впустили в квартиру. Здесь и проходил обмен. Смешно сказать, но парень, который был с девушкой, оказался русским и мы с ним мило стали общаться об обстановке в мире. Я узнал, что они со своей подругой из Бразилии работают на туристическом пароходе, а валюту меняют уже третий раз. Причем сейчас при государственном курсе 1:8, здесь обмен проводят 1:12. А еще две недели назад меняли 1:10. Я обменял 100 долларов и попрощался с русским парнем. Теперь мне стало понятно, почему при обмене денег в гостинице, у персонала быстро закончились песо.
Обойдя сидячую забастовку, расположенную прямо на проезжей части, где люди сидели на асфальте и стучали пустыми пластиковыми бутылками, скандируя что-то, я зашел в кафедральный собор Пресвятой Троицы (Catedral Metropolitana de Buenos Aires) – главный католический собор Аргентины. Огромное величественное здание с массивной колоннадой возвышалось над площадью.
Внутри храма много картин, скульптур и гробниц национальных героев и религиозных деятелей. Я бродил и рассматривал все это, как вдруг натолкнулся на образ женщины с прорезанным в ней ребенком в виде креста. Это символ голодомора в Украине, что и подтверждала мемориальная табличка с надписью по-украински.
Затем я, перейдя через площадь, рассматривая ратушу Кабильдо – Национальный музей и музей Майской революции (Museo Nacional del Cabildo y la Revolución de Mayo), и обогнув слева Розовый дом - резиденцию президента Аргентины Ка́са-Роса́да (Casa de Gobierno), направился к докам, где на воде красовался фрегат Президент Сармьенто (Presidente Sarmiento). Этот двухтрубный трехмачтовый парусник достигал в длину более 80 метров. На нем устроен музей, так что здесь время летит быстро. Можно покрутить штурвал и побродить по всем палубам. Рядом с кораблем находится белый разводной мост замысловатой формы.
Я прошелся по улицам, иногда присаживаясь на скамеечки парков и скверов города. Сидя в тени пальм и других экзотических деревьев, глядя на незнакомые здания, подумалось о том, как так вышло, что я здесь оказался. Помню, как после трудного дня, проведенного в командировке, на железнодорожном вокзале в Запорожье у меня зазвонил телефон. Это был Андрей Филиппенко. Он, как ни в чем не бывало, предложил поехать в Аргентину и подняться на Аконкагуа (Aconcagua), 6962 м – наивысшую точку Южной Америки, 4А категории сложности. Мой ум сначала отнесся к этому скептически. В Анды я не собирался, а на работе была большая загрузка. В феврале я еще никогда не ходил в горы. Андрей же сказал, что в краю, где созвездия висят на небе вверх ногами, в феврале как раз лето. Я подумал две недели, а потом взял и купил билеты. Не проводил никакой особой подготовки, лишь делал зарядку и утром бегал по снежку в лес. Ездил в командировки и углубился с головой в работу. Так продолжалось до начала февраля. За день до вылета я собрался, ничего не загадывая, лишь осознавая, что завтра 4 февраля у меня самолет до Рима…
Практически сделав круг, я по проспекту Кордобы дошел до его пересечения с Проспектом 9 июля, свернул налево и через два квартала вышел к театру «Колон», - национальному оперному театру Аргентины. Оставшись довольным своей прогулкой, я вернулся в отель Рочестер (Rochester).
Рано утром мы вылетели в Мендосу. Встречал нас «дядя Кока» из фильма Сергея Соловьева АССА. Точнее точная его копия. Его звали Слава. Он приехал в Аргентину из Омска и живет здесь уже 12 лет. Веселый не унывающий человек, которому все нравится и которого все устраивает. Дядя Кока сопроводил нас в гостиницу в центре Мендосы, где уже ждал Олег – 13 участник нашего похода.
К 12:00 мы поехали в центр, где получили пермиты, а затем направились в магазины за продуктами, газом и снаряжением, которое кто-то забыл взять с собой или намеревался докупить. Мы долго бродили по огромному магазину-складу, выбирая продукты. Что удивило, это отсутствие конфет. Дядя Кока на это сказал, что здесь едят в основном пирожные типа нашего сложенного из двух половинок печенья с начинкой между ними. Мы с Тарасом накупили сырокопченого мяса, которое было благополучно выброшено в каком-то лагере. Супы пригодились, но аргентинские мюсли с названием «Фитнес» оказались обычными кукурузными хлопьями с какими-то добавками. Соусы типа томатного и соевого использовались раз или два. Пачки с гречкой и макароны были выданы в качестве презента в конце похода на одну из кухонь. С удовольствием кушались яблоки и лимоны. Тарас мог съесть один за раз. Редкой гадостью оказался аргентинский чай. Они там пьют мате из калебасов, используя бомбилью. Ребята набрали столько продуктов, что их смогли упаковать аж в 15 мешков, размером с те, в которые собирают урожай картофеля. Наших же с Тарасом продуктов набралось не боле, чем пол мешка.
Мендоса – красивый и спокойный город с населением чуть больше 100 тысяч. Особых достопримечательностей в нем нет, если не считать прекрасного парка Сан Мартина (San Martín). Город окружен виноградниками и винными заводами, на которых производят отличное вино, которое даже близко нельзя ставить с порошковым вином, продающимся в наших магазинах.
Переночевав, мы собрались и на микроавтобусе отправились к поселку Мост Инков (Puente del Inca). По дороге сдали наши вещи и продукты в контору, которая занимается заброской грузов на мулах в верхние лагеря. Затем мы вновь сели в микроавтобус и быстро добрались до поселка, где расположились в довольно уютном хостеле. Собственно сам мост Инков находится на высоте 2719 м. Его арка высотой около 30 м возвышается над рекой Мендоса. Сам мост и окружающие его площади имеют оранжево-коричневый цвет, вследствие воздействия на почву минерализованных вод из геотермальных источников. Что-то похожее я встречал в Грузии недалеко от Крестового перевала, где вода из нарзановых источников, пропитывая почву, придала склону горы оранжевый оттенок. Поселок является бывшей железнодорожной станцией с одноименным названием. Трансандинская железная дорога раньше соединяла столицы Аргентины и Чили – Буэнос-Айрес и Сантьяго. Однако вследствие охлаждения отношений между странами и сходу огромной лавины, которая разрушила большую часть железнодорожного полотна на чилийской стороне, с 1984г. движение прекратилось. На территории бывшего вокзала сейчас находится альпинистский музей «Museo del Andinista».
Распределившись по койкам, мы решили прогуляться и прошлись к водопаду, а затем на вершинку с укрепленной на ней металлоконструкцией, напоминающей реперные точки, которые попадаются на вершинах гор в Крыму. Очень удивил сильный порывистый ветер, который просто сдувал с ног. Подумалось о том, какой силы ветер может быть при подъеме на Аконкагуа.
На следующее утро Ковалев попросил достать пермиты, т.к. мы должны были их предъявить на въезде в Национальный парк Аконкагуа (Parque Provincial Aconcagua). А я-то забыл их забрать из клапана рюкзака, который сдал на мулов. Причем там лежал кроме моего и пермит Тараса. Однако мой друг был не промах и накануне заметил на территории поселка помещение, которое представляло собой перевалочную базу для вещей, которые доставлялись на мулах к базовому лагерю. Мы пошли туда, где удалось поговорить с людьми, которые связались с рейнджерами первого лагеря и объяснили им приметы моего рюкзака и место нахождения в нем пермитов.
На контрольном пункте при входе в Национальный парк сообщили, что пермиты нашли, и мы со своей группой можем двигаться в Конфлуэнсию (Confluencia), 3300 м – первый высотный лагерь, до которого пешком было около 7 километров. Всем выдали полиэтиленовые кульки с номером, который соответствовал номеру, указанному в пермите. Один пакет для мусора, а второй для естественных надобностей (или правильно будет сказать – не надобностей). Заполненные кульки необходимо было сдать по окончанию экспедиции.
Как приятно двигаться налегке с небольшим рюкзачком. Можно наслаждаться окружающими горами и получать удовольствие. Буквально за первым поворотом открылся вид на всю гору Аконкагуа. Такую величественную, массивную. Будто бы встречаешься со стражем этих мест. Долина Хорконес (Horcones) простирается далеко на северо-запад, поэтому содержит много достопримечательностей. Вот и забавное озеро с островками, окруженное густой зеленой травой, а дальше нас ждет подвесной мост через реку Хорконес. Ярко светит солнце, и погода обещает быть такой же теплой до самого восхождения.
За 2 часа и 40 минут я добрался вразвалочку до Конфлуэнсии. Это был большой лагерь палаток на 100, огороженный со всех сторон деревянными бревнами, прибитыми к столбикам в виде перил. Мулы уже доставили вещи. Пермита и страховки в рюкзаке не оказалось, и я пошел к рейнджерам, которые меня оформили. Через пятое-десятое я понял, что для получения страховки нужно обратиться в какой-то тетке, которая заведовала территорией лагеря, где нам предназначалось проживать.
Отдельно нужно сказать о испаноязычном населении. Практически ничего они не понимают по-английски. Вот, если на пальцах что-то им сможешь рассказать, то поймут. Остается только догадываться о том, что они лепечут. Ровно столько же, насколько позволяет их жестикуляция, понимаем и мы.
Теткой оказалась довольно привлекательная улыбчивая барышня с далеко выступающими вперед габаритами. Она рассказала, какую воду можно пить и показала, где висит ручка для открытия двери нашего туалета. Также она отдала Андрею Филиппенко мою страховку, за которую мне пришлось пожертвовать половину яблока. Мы с Тарасом поставили палатку в указанном нам месте, а затем пошли гулять, взяв с собой Олега. Почти весь вечер прошел в пустых разговорах и в созерцании окрестностей. А горы были прекрасны! Особенно на закате. Вершины принимали ярко оранжевый оттенок. Такого цвета гор я не видел нигде. Темная суровость Гималаев угнетала, а светлая яркость Анд радовала.
На следующий день все прошли медицинский контроль с занесением данных в пермит, а затем вышли на акклиматизацию до Пласа Франция (Plaza Francia), 4200 м. Я решил пойти с Николаем Михайловичем. Мы всю дорогу обсуждали различные эзотерические темы и шли медленно, разглядывая разноцветные горы. Попадались и черные, и зеленые, и оранжевые, и даже красные… Просто как на картинах Рериха. Такое разнообразие цветов гор еще можно встретить на Алтае.
В разговорах прошло время, пока мы не встретили наших ребят, возвращающихся обратно. Они дошли до обрыва, откуда видна вся южная стена Аконкагуа. Мы же прошли по тропе еще полчаса и, отдохнув, повернули обратно.
Питьевая вода была мутной и имела розоватый оттенок. Конечно же, она сразу вызвала у меня расстройство желудка. Спалось уже не важно, а ночью кто-то шумел, распевая песни на не понятном мне языке.
Рано утром мы собрались и вышли в следующий лагерь. Было около 8 часов. Путь предстоял долгий, впереди нас ждали 20 км с перепадом высоты 1170 м.
Всю дорогу мы шли вместе с Андреем Филиппенко. Растительность здесь была очень бедной. Лишь трава да колючий кустарник изредка окутывали камни, образуя зеленые островки. Огромная часть пути проходила по руслу реки долины Плая Анча (Playa Ancha). Камни и ручьи шириной в один прыжок – вот что нас ждало в пути. Шагать было нудно и утомительно. Обсудили с Андреем все, что пришло в голову, а конца и края дороге все не было. Время от времени нас обгоняли груженые мулы и погонщики, которые направляли караван. В нескольких местах попались белые кости погибших животных. Наконец начался крутой подъем. Нас нагнал камчадал, вверху показалось огромное облако пыли. Это шел на спуск караван мулов. Нужно сказать, что мулам тут закон не писан. Они прут так, как им заблагорассудится. Одно из этих животных резко свернуло с дороги и ринулось на меня. Если бы я не отпрыгнул, то мул бы меня сшиб. Поэтому нужно быть очень внимательным и при встрече с караваном держаться от животных как можно дальше.
За этим подъемом последовал еще один, и слева вверху мы увидели болтающийся на ветру ветроуказатель в виде полосатого чулка. Вот и Пласа де Мулас (Plaza de Mulas), 4370 м – базовый лагерь при подъеме на Аконкагуа. Мы отметили пермиты и направились вверх искать тех, кто уже пришел. Лагерь был огромен и состоял из более 150 палаток. Время перехода составило почти 7 часов.
Старший лейтенант уже был здесь. Он сидел в большой палатке и о чем-то общался с девушкой, которая держала в руке рацию. Оказалось, что мулы еще не пришли и уже не придут. Палаток, спальников и карематов естественно не было. Нас направили к месту дислокации. Это была большая палатка со столами внутри. Принесли кувшин с разведенным в воде напитком типа «Юпи», а затем старший лейтенант сказал, что Ковалев тащит все наши спальники и нужны три добровольца, которые ему помогут. Вызвались Филиппенко, Тарас и Дима программист.
Остальные сидели и отдыхали, оценивая свое состояние. Когда до лагеря добрался Ковалев с бойцами, оказалось, что спальник Димы программиста и мой отсутствуют. К этому времени нам выделили еще одну палатку, куда принесли матрасы, которые удалось найти. Их оказалось всего семь. Что делать? Но как-то уж разместимся.
Вечером на горе началось какое-то движение. Сверху кто-то спускался, затем прилетел вертолет и кого-то забрал. Я включился лишь тогда, когда увидел всех наших, обступивших парня, который что-то активно рассказывал. Оказалось, что это был второй инструктор группы Юрия Ермачека - Руслан Колунин, который сопровождал из верхнего лагеря клиента с отеком мозга.
Юрий Ермачек, Екатеринбург – один из самых известных альпинистов России, организатор Уральского высокогорного клуба Горец (http://www.ermachek.ru/), мастер спорта международного класса, покорившего 2 восьмитысячника (в том числе и Эверест в 2002 г.), «снежный барс». Я с ним познакомился в 2010 г., когда собирался идти на Белуху, 4505 м. Мы созванивались по телефону. Юрий предлагал мне идти с ним в мае, но я отказался и организовал свой поход в августе.
И хорошо, что отказался, т.к. именно эта экспедиция оказалась трагичной. После покорения Белухи на высоте около 4000 м группу накрыла гроза, сопровождавшаяся шквальным ветром и мокрым снегом. Спускаться вниз через трещины не было никакой возможности. О вылете спасательного вертолета не могло быть и речи. Скоротечное воспаление легких с дальнейшим отеком легких забрало из жизни одного из участников похода Сергея Ефимова, Екатеринбург – опытнейшего спасателя международного класса, начальника поисково-спасательного подразделения №1 Уральского регионального спасательного отряда МЧС России. Помню, что когда узнал об этом происшествии, вообще хотел отказаться от организации похода. Белуха – очень суровая гора Алтая.
Руслан нам сообщил, что клиент был опытным альпинистом, покорившим пик Коммунизма. Всего на гору пошло больше 20 человек и есть возможность поставить рекорд по массовости восхождения русских альпинистов на Аконкагуа. Затем на ночь глядя он стал рассказывать разные страсти, от чего бросало в дрожь. Дальше слушать покорителя Аконкагуа минувшего года я не стал и пошел устраиваться ко сну. Выпросив бахилы под голову, надев пуховку и еще одну пару штанов, я не снимая трекинговых ботинок, расположился между Федоровичем и Андреем. Последним пристроился Дима химик. Тарас и Виталик решили не лезть в кучу тел, поэтому пошли спать на столах в палатке, где мы кушали.
На следующий день утром все посетили врача. Как выяснилось, ночью рейнджеры стащили вниз с отеком мозга еще одного клиента из группы Ермачека, и за ним прилетел вертолет. Еще в поселке Мост Инков поговаривали о том, что в этом сезоне гора забрала уже трех человек.
Часам к 10 мулы привезли наше снаряжение и еду. Мы поставили палатки, поели, а затем разбрелись кто куда. Кто-то пошел на акклиматизационный выход до верхних лагерей, кто-то захотел пройтись в кошках по близлежащему леднику, кто-то ходил фотографировать окрестности, а кто-то просто прохлаждался, лежа в палатке. Я с Андреем прошелся по сыпухе мимо озерца, где некоторые из наших ребят даже искупнулись, в сторону ледника. Дойдя до края обрыва, мы увидели что, нас ожидал неприятный спуск, а затем жесткий подъем. Решив, что ледники уже видели, а ломать ноги, чтобы добраться до снега желания и смысла не было, мы повернули обратно.
Так прошел день. Бестолково и без приключений. Андрей предложил завтра сделать заброску всего необходимого снаряжения и продуктов на Нидо де Кондорес (Nido de Cóndores), 5380 м.
Собрав палатки и упаковав рюкзаки, клиенты Филиппенко и мы с Тарасом с полной выкладкой двинулись к верхнему лагерю. Команда же Сергея Ковалева шла налегке, только прихватив с собой еду и палатки.
Было тепло, но дул пронизывающий ветер. Сначала пришлось преодолеть зигзагообразный подъем между скал, затем путь сворачивал влево, проходя по насыпи. Через час я догнал Николая Михайловича, который предложил мне отдохнуть, но я отказался. Далее, увязавшись за Димой химиком, одетым в красную пуховку, я шел по тропе уходящей зигзагом все выше и выше. Меня обогнало несколько человек. Я с завистью наблюдал, как вверху отдыхает на рюкзаке Тарас. Себе отдыха я пока не позволял. Тропа пошла влево и вскоре вывела на небольшое плато. Вот и Пласа Канада (Plaza Canada), 4910 м. В этом лагере стоял с десяток палаток. Люди отдыхали. Здесь я понял, что совершенно выбился из сил. Ноги не несли. Рюкзак был слишком тяжелым. Сделав над собой усилие воли, я пошел по тропе влево вверх. Вниз же двигались довольные и веселые альпинисты. Наверное, они достигли вершины.
На тропе я увидел вновь отдыхающего Тараса, Диму программиста и Валентина. Тарас посоветовал мне больше отдыхать и ждать, когда откроется второе дыхание. А я понял, что окончательно сдох. Больше сил для подъема не осталось. Добрый Валентин предложил шоколадку, но я отказался. Как подниматься дальше я не знал. Болела голова. Похоже, что мне ее сегодня хорошо надуло.
Отдохнув минут 10, я поплелся дальше. Меня ждал длинный-предлинный крутой взлет. Я считал шаги и шел, веря в то, что когда-то, да дойду. А подъем все длился и длился. Отсчитывая по 50 шагов, я стал останавливаться все чаще и чаще. Сил не было. Мысленно ругал себя за то, что полез на эту гору. Мне хотелось орать, но я понимал, что это отберет и тот небольшой остаток сил, который у меня остался. Я шел, пошатываясь, постоянно поправляя рюкзак, который давил на плечи. Но, вот, показался конец подъема, ветер стих, еще немного и я увидел прилепившиеся на склоне палатки. Их было около двадцати. Наконец добрался! Теперь можно и отдохнуть. Я увидел Диму химика, сидящего на камне. Подойдя к нему и, достав воду, привалившись на рюкзак, я стал жадно пить. Дима мне сообщил, что это лагерь Аляска (Camp Alaska), 5150 м. А идти нам было нужно высоко вверх, где якобы на ветру болтался чулок ветроуказателя (я его не видел). Дима мне указал направление. И тут меня порвало. Сил не было совершенно. Как добраться до верхнего лагеря я не знал. Появился Валентин, который в очередной раз предложил мне шоколадку. Я с удовольствием ее съел. Какой же она показалась вкусной и питательной.
Дима химик пошел вперед, я за ним. Тропа шла влево. Нас обогнал Сергей камчадал. Мы же шли медленно. Я считал шаги. Вскоре тропа повернула вправо, и начался длинный утомительный подъем. Сколько раз я останавливался и отдыхал, не считал. Отдых уже не помогал. Остановки делал через каждые 20-30 шагов. Так и шел, пока не увидел желанный ветроуказатель. Подъем занял почти 7 часов. Я доплелся до нашей зеленой палатки Vaude, которую уже поставил Тарас. Он топил снег и готовил чай. Болела голова, я настолько устал, что все приходилось делать на сверхусилии. Тарас попросил обложить палатку со всех сторон камнями. Я ходил как зомби, таская камни и превозмогая головную боль. Затем я залег в палатке и не высовывался. Тарас меня напоил чаем и я съел залитую кипятком пачку «Мивины». Как мне тогда показалось, столько сил я не отдавал подъемам еще никогда. Как жаль, ведь завтра придется спускаться вниз к Пласа де Мулас.
Нидо де Кондорес – плато с огромное футбольное поле, с которого открывался потрясающий вид на горы главной Кордильеры центральной части Анд. Стоит забраться так высоко, чтобы насладиться этим живым пейзажем. Здесь стояло в разных местах около 30 палаток. Ценность лагеря заключалась еще и в том, что на этом плато были рейнджеры, которые могли оказать помощь пострадавшим.
Сергей Ковалев вместе с Николаем Михайловичем заночевали в лагере Аляска. Большой человек из Донецка отдал много сил для этого подъема.
Я практически не спал. Ночью кашлял Сергей камчадал. Он заходился в кашле, и мне казалось, что надвигается что-то страшное. Я помню кашель моего друга Алексея Нужного, с которым мы ходили на пик Мера (Peak Mera), 6461 м. Я хорошо запомнил этот кашель. Тогда он не мог ни сидеть, ни лежать. С высоты около 5500 м Леша спустился сам, чтобы не подводить товарищей и дать нам возможность зайти на вершину. Дома он долго лечился от двусторонней пневмонии и отека легких.
В бутылках замерзла вода, на голову сыпался иней. Было - 10 градусов в палатке. Утром прилетел вертолет, четверо альпинистов погрузили в него пострадавшего и его вещи. Андрей, Тарас и Дима программист решили сделать акклиматизационный выход до штурмового лагеря Берлин (Camp Berlín), 5950 м. Сначала увязался за ними и я, но, поднявшись на метров 100 вверх, повернул обратно. Оставив палатки, все наши уже пошли на спуск. Мы с Тарасом оставили в лагере все необходимое для восхождения снаряжение, кроме пуховок и спальников, поэтому спускаться было легко. Я добрался до Пласа де Мулас почти за два часа, срезая путь по каменной осыпи.
А внизу выпал снег. Люди шли вниз с горы. Спустилась и группа Ермачека. Я демонстративно подошел к Юре, поздравил с горой и стал знакомиться. Это был очень приятный открытый человек. С харизмой. Прожженный, прошедший семь кругов ада, Крым, рым и медные трубы. Он протянул мне банку тушенки и ложку, которой ел, с вопросом: «Хочешь?» С таким можно идти хоть к черту на рога. Я ему рассказал о нашей группе и повел к Ковалеву. Они с Сергеем были знакомы, радостно обнялись, и Ковалев достал бутылку. Как приятно было созерцать вместе таких великих и отважных людей.
Вскоре спустился Тарас, сказав, что Филиппенко остался еще на одну ночевку на Нидо де Кондорес и спустится завтра. Нам досталась палатка North Face с выступающими под дном камнями, извлечь которые не представлялось возможным. Мы ее арендовали у местной компании. На высоте 4370 м дышалось намного приятнее. Вечером мы с Тарасом прогулялись до ветроуказателя, и у меня носом пошла кровь, которую я минуты три вымачивал салфеткой. Высота есть высота.
Следующий день не сулил ничего хорошего. Шел снег и дул ветер. Я проснулся со жжением в левом глазу. Тарас поглядел и сказал, что уголок глаза покраснел. Видно надуло. Пошел я к Ковалеву, который мне дал глазные капли. Кроме этого у меня начало жечь лицо и руки. Рационально это явление я мог объяснить только горняшкой, когда покалывает в конечностях. Лицо – это тоже в своем роде конечность…
К обеду спустился Филиппенко. Сказал, что скучно, а самому рассказывать себе анекдоты не интересно.
Погода на горе стояла неважная. Сильный ветер со снегом. На завтра по прогнозу было то же самое. Все не унывали и пили в большой палатке горячительные напитки. Я решил всех немного взбодрить и предложил разобрать понятие «снедаемый страстями». Провел опрос всех и каждого. Это действо всех завело и повеселило.
На следующий день погода не изменилась. Шел снег. Все собирались и шли на гору. Надев накидку от дождя, которая накрывала и рюкзак, пошел и я. Однако, пройдя метров двести по едва заметной тропе, вернулся в лагерь. Тропы я найти не смог. Ковалев посмеялся, сказал, что снег должен скоро кончиться, и вышел из палатки. Я решил, что стану держаться за ним. Было около 11 часов.
Он шел медленными уверенными шагами. Идти за Сергеем было одно удовольствие, его красная пуховка притягивала как магнит. За мной шел Тарас. По дороге мы обогнали Ермачека с одним из его клиентов. Юра делал вторую попытку для тех, кто не смог подняться на вершину с первого раза, но нашел в себе силы для восхождения. Вместе с Ермачеком их было пять человек.
Так, шаг за шагом, мы, погрязая выше щиколоток в снег, добрались до взлета к лагерю Канада. Впереди, как тяжелый танк, тропил Виталик. У меня стали подмерзать пальцы на руках, я стал идти медленнее и меня обошел Тарас. В лагере Канада палаток не было. Дальше мы шли по длинному траверсу влево. Рук я уже не чувствовал. Налетел очень сильный ветер, который просто сбивал с ног. Чуть выше впереди возле огромного камня скопилась группа людей, пережидавшая непогоду. Сквозь снег я смог по телодвижениям различить Николая Михайловича и Федоровича. Я догнал Ковалева и попросил достать мне из рюкзака рукавицы. Он отругал меня за то, что я надел такое «г…», но, достав мои пуховые North Face, сказал, что эти подойдут. Николай Михайлович стоял очень усталый, Сергей остался с ним. А я, увидев, что идущие впереди ребята поворачивают вправо, пошел прямо вверх, пока не вышел на плато. Сзади появился Ковалев. Я спросил у него куда идти, он показал, что впереди где-то вверху видны люди и сказал идти к ним. В этот момент я понял, что это место - лагерь Аляска. Я его не распознал из-за того, что навалило снега и оттого, что здесь не было палаток.
Завидев ровную полоску камней, идущую в гору, я подумал, что это тропа и пошел по ней. Навстречу мне спускался какой-то альпинист, и я пошел наверх по его следам. Ковалева из-за метели не стало видно. Так я поднимался до тех пор, пока не заметил группу идущую вниз. Они месили снег, а я, пропустив их вниз по тропе, старался ступать по следам замыкающего. Вскоре групповые следы замело, оставался лишь один след кого-то, кто поднимался вверх. Наконец я его увидел. Пальцев на ногах я уже не чувствовал и шел с надеждой отогреть их в лагере. Этому подъему не было конца. Начали закрадываться мысли, что я давно прошел ветроуказатель и двигаюсь неизвестно куда. Но я шел по следам и видел впереди идущего альпиниста. Нас было двое. От этого на душе стало легче. Хорошо, что ботинки покрывали штормовые штаны, а то бы я давно набрал снегу через верх. Идти было трудно, снег был рассыпчатым, и ноги в нем увязали. Вдруг идущий впереди человек исчез. И сразу же я заметил ветроуказатель. Вскоре увидел нашу палатку. Шагая почти по колено в снегу, я проложил тропу к нашему лагерю. Замерз жутко. Увидев Тараса, как всегда растапливающего снег, я улыбнулся. Он брал его прямо из тамбура. Хлебнув чаю, я начал приходить в себя. Голова раскалывалась, ног и рук не чувствовал, поэтому стал их отогревать. Тарас сварил суп, и мы поели.
К вечеру стало ясно, что Ковалев с Николаем Михайловичем, как и ранее, ночуют в лагере Аляска. Все остальные наши были здесь. Погрузив тело в спальник, я пел мантры и отогревал пальцы. В конце концов, мне это удалось. Чувствительность во всех пальцах восстановилась.
Ночью было холодно, спальник становился мокрым от моего дыхания, а утром с внутренних поверхностей палатки стал сыпаться иней. Мы с Тарасом собрали его с помощью крышки от кастрюли. В Нидо де Кондорес предполагалась еще одна ночевка, т.к. на завтра был очень ветреный прогноз. Мимо наших палаток прошел Ермачек с клиентами. Они собирались на вершину завтра, поэтому шли к верхнему штурмовому лагерю.
Покраснение на глазу прошло, спасибо Ковалеву. Я вылез из палатки и увидел камчадала. Спросил как его здоровье. «Вашими молитвами», - ответил он. Не знаю, как при таком кашле Сергей ходил и здравствовал. Героический человек. Оказалось, что Валентин и Виталий уже пошли вниз. Пребывать на такой высоте было очень тяжело, тем более длительное время. Организм здесь уже не восстанавливается, а просто теряет силы. Две ночевки на 5380 м дорогого стоят. Я себя чувствовал плохо и подумывал над тем, чтобы тоже спуститься. Где взять сил, чтобы идти дальше? А тут еще невдалеке приземлился вертолет и забрал пострадавшего, которого притащили рейнджеры.
Я побрел за Тарасом «прогуляться» по плато. Днем снег не шел и очень ярко светило солнце. Достав из рюкзака маску Brenda, я убедился, что она темнее, чем мои очки Polaroid. Наслаждаться чудесными видами было трудно, т.к. даже передвигаться было тяжело. Вспомнился Володя Иванченко – инструктор из Днепропетровска, мой старый друг, который говорил, что на высоте нужно обязательно что-то делать.
Как оказалось, поднимающемуся к нам Ковалеву не нашлось места, где спать, поэтому Андрей спустился в лагерь Аляска, собрал все вещи, палатку, в которой они спали с Николаем Михайловичем, и вернулся в Нидо де Кондорес. Филиппенко подумал, что Сергею будет тяжело все тащить на себе, и решил таким образом помочь. Ковалев же, дойдя до места, где была палатка, мягко говоря, расстроился (думаю, даже ругался). Каково же было его удивление, когда он нашел палатку в верхнем лагере. Накануне Сергей помог спуститься Николаю Михайловичу в Пласа де Мулас. С травмой позвоночника в горы ходить очень трудно.
Я ничего не ел и пил исключительно чай, т.к. боялся обычного у меня на такой высоте расстройства желудка. Думалось о том, зачем я сюда полез, рациональный ум спрашивал, что это мне дает. В одном из наших разговоров Сергей Ковалев как-то сказал, что альпинизм – это сила воли и физическая подготовка, причем воля важнее. Я с этим был согласен, поэтому терпел высоту, которая высасывала из меня силы, а провокационные мысли гнал прочь.
Спалось очень плохо. Было такое впечатление, что всю ночь крутился. Утром собрали иней, попили чаю и стали сушить спальники. Затем мы собрали палатку.
Упаковав рюкзаки, мы пошли наверх. Я шел медленно, как будто впереди шел Ковалев. Тропа сначала шла влево, а затем повернула вправо. Впереди ждал затяжной подъем. Я старался держать темп, экономя силы. Голова раскалывалась, но нужно идти. Был ясный день, и на солнце из-под потаившего снега на тропе появилась желтая глина. Путь снова завернул налево. Я шел и думал, что впервые столкнулся с горой, где постоянно сталкивался с «ишачкой». Ни каких тебе зигзагов. Исключительно путь вверх. Это страшно психологически и физически выматывало. Подъем, еще подъем. Наконец я выбрался на плато и увидел несколько хижин, однако идущий впереди Ковалев к ним не повернул, а прошел чуть дальше. Впереди за камнями показалась сначала крыша, а затем и стены еще одной хижины. Это Берлин (Berlín), 5950 м.
Я присел на каремат возле Федоровича, чтобы перевести дух. Неугомонный же Тарас начал ставить палатку. Пришлось ему помогать, хоть я еле держался на ногах. Рядом с хижиной было несколько мест под палатки. Камни примерзли к грунту, и сдвинуть их с места было трудно. Один камень прямо под днищем так и остался стоять на месте. Что делать? Я положил на него свой рюкзак, который использовал вместо подушки. Тарас как всегда стал делать чай. Он поглядел в мою сторону и, испугавшись, сказал, что у меня расфокусированы глаза. Как это выглядит со стороны, я не понимал, но чувствовал себя неважно. На установку палатки ушли последние силы. Я прилег, попил чайку и стал приходить в себя. Вскоре Тарас сказал, что мой взгляд пришел в норму.
Опасаясь обморожения, достал трехслойные бахилы, купленные когда-то в Катманду. Затем почистил подошвы у своих ботинок Asolo Granit, надел на них бахилы, достал кошки и увеличил их на один размер. Прикрепил кошки к ботинкам, обтянутым бахилами, и остался доволен этой конструкцией.
Ребята также поставили палатки, однако Ковалев и второй инструктор Сергей решили ночевать в хижине. В дверном проеме дверь отсутствовала. Я заглянул и увидел, что внутрь намело по щиколотку снега. На полу лежала выломанная деревянная дверь размером 0,6х0,8 м. Наверное ее можно было подложить под карематы. Как там они спали, я даже не знаю. Ковалев сообщил, что послезавтра всем нужно спуститься в Пласа де Мулас, т.к. он договорился, что к 10 утра наши упакованные вещи должны забрать мулы. Мы использовали все наши резервные дни.
Андрей Филиппенко обошел все окрестности и, естественно, наклеил на уцелевшее стекло хижины наклейку «Тропа». Привычка клеить стикеры везде, помечая территорию, у него была еще с Непала. Договорились выйти в 5 утра, чтобы меньше мерзнуть. Просыпаться нужно было в 4. Я попросил Филиппенко, чтобы нас разбудил.
Скорее это был не сон, а коматозное состояние. В палатке – 15. Бутылочку с водой я держал в спальнике. Кто-то стал разговаривать в соседней палатке. Пора вставать и собираться. Время «Ч» наступило. Мы оделись и обулись, а затем вылезли из палатки.
Ковалев знал дорогу наверх (причем с его слов самую короткую), поэтому пошел первым, за ним выстроились все остальные. Шли медленно. Где-то через 20 минут сделали передышку. Все остановились, немного отдохнули, а затем снова двинулись в путь. С ужасом я обнаружил, что у меня спала кошка. Я просил меня подождать, но все ушли. Оказавшись один, я растерялся и испугался. Мне даже пришла в голову мысль, что нужно спускаться в лагерь. Я подумал, что при свете моего фонарика надеть кошку при тридцатиградусном морозе не смогу. Тем временем свет фонарей моих товарищей удалялся. Взяв себя в руки, я снял рукавицы и стал развязывать кошку, а затем, почистив от прилипшего снега подошву, стал ее прилаживать. Я понимал, что это нужно сделать качественно. Если кошка слетит снова, то своих ребят не догоню. Сильно затянув ремни, я ступил ногой на снег. Вроде порядок. Взяв трекинговые палки, двинулся по натоптанной тропе за удаляющимися огнями.
Быстро двигаться я не мог. Приходилось останавливаться и переводить дыхание. Вскоре огни исчезли. Я подумал, что ребята, скорее всего, исчезли за выступом скалы. Шел вперед по следам, надеясь, что мой фонарь не погаснет. Кошки держались нормально. И это было главное.
Преодолев подъем, я снова увидел огни впереди. Тропа поворачивала влево. Я старался увеличить свою скорость настолько, насколько это было возможно. И вдруг я заметил, что огни впереди остановились. Как хорошо, что ребята встали для отдыха. Это был мой шанс их догнать.
Чуть ниже я заметил еще огни. Это шли группы с Холеры – лагеря, находившегося чуть ниже нашего. Конкретного его расположения тогда я не знал. Наконец мне удалось догнать группу. Радости не было предела. Ковалев и старший лейтенант сообщили, что передали какого-то японца аргентинским гидам и с ним будет все нормально.
Второй инструктор пошел первым. Мы за ним. Здесь я стал ощущать, что у меня замерзают пальцы на ногах. Все советовали ими двигать, но это не помогало. Я мечтал лишь о том, чтобы взошло солнце. Тропа забирала влево и вверх, вверх, вверх. Шли мы медленно. Группы сзади отстали.
Наконец начало светать. Закончив очередной подъем, мы остановились на площадке, чтобы те, кто был без кошек, их надели. Дул ветер, но не такой силы, как тогда, когда мы в пургу поднимались к Нидо де Кондорес. Вполне терпимый. И тут у меня снова слетела кошка. Старший лейтенант помог мне ее надеть, мощно затянув ремни. Я был ему очень благодарен.
Нас ждал очередной подъем. Как хорошо, что мы шли не быстро. Думаю, что так медленно я не ходил никогда. Это был чудесный щадящий режим для всей группы, а особенно для тех, кто не мог «бегать». Вскоре, наконец, взошло солнце, и мы вышли к полуразрушенной хижине. Она называлась Independencia (Независимость). Высота 6400 м. Хижину использовать для ночевки было нельзя. Крыша отсутствовала. Ночью она никак не могла спасти от холода.
Нас обогнало несколько человек. Путь уходил влево. Поднявшись метров на 50, мы пошли длинным траверсом. Шли, как и раньше медленно, чтобы не скатиться вниз по склону. Когда встали отдохнуть, старший лейтенант подал команду «Встать лицом к склону». Все четко ее выполнили. Затем снова последовал длинный затяжной подъем, пока мы не вышли к каменной гряде. Ковалев сказал, что это предвершинный гребень и подниматься осталось метров сто. Это была шутка, т.к. Ермачек говорил после своего восхождения, что последний участок очень долгий и трудный.
Немного отдохнув и, попив водички, я пошел на последний штурм. Тропа уходила влево, огибая каменную стену. Так начался очень долгий подъем. Отдыхать приходилось очень часто. Я пропускал вперед людей. Торопиться не собирался. Прошел час. Начался снег. Ветер был терпимым. Путь пошел резко вверх, а затем повернул влево. Я подумал, что зря таскаю свой рюкзак. Снял его и оставил возле камня у стены. Снег пошел достаточно густой.
Тропа продолжала подниматься вверх и влево, огибая стену. Я увидел вдалеке вершину. До нее было еще очень далеко. Сил не было. Я постоянно отдыхал, проходя по десять шагов. Впереди шел Дима химик. Ему тоже было тяжело.
Наконец я достиг места, где отдыхало много альпинистов. Здесь находилось много присыпанных снегом камней. Тут отдыхал старший лейтенант и Федорович. Присел на камень и я. Двигаться дальше не было сил.
Но сидеть долго было нельзя, я побрел за Федоровичем. На вершине кто-то махал руками и орал. Мне показалось, что этим маленьким человечком был Тарас.
Впереди был резкий взлет вверх. Федорович шел крайне медленно, он отдыхал буквально через каждые два шага. Тропа узкая, обогнать нас никто не мог, поэтому шли друг за другом гуськом. Без возмущения и каких-либо жалоб. Сверху люди ожидали освобождения тропы для спуска. Я понимал, что Федорович совершенно выбился из сил и шел на автомате. Так, шаг за шагом, мы дошли до места, где он смог прислониться к снежнику и пропустить всех вперед. Его лицо исказила жуткая гримаса. Как он нашел в себе силы двигаться, я не знаю.
Немного поднявшись, я повернул влево, а затем вправо. Буквально через двадцать шагов, перевалив через камни, я достиг вершины. Вот и кумбре (cumbre), 6962 м. Наконец-то! 14:20. Я сделал это, однако четко почувствовал, что достиг своего высотного предела. Страшно болела голова, и мысли были хаотичными.
Наши ребята, фотографировались у небольшого креста. Все доставали флаги, обнимались и радовались. Последний подъем занял почти три часа…
Несколько раз сфотографировали и меня. Затем сделали групповое фото. Потом, те, кто пожелал, сфотографировались с инструкторами. Снег усиливался, Ковалев сказал, что «пора валить», и мы пошли вниз. Сил на спуск совсем не осталось. Поэтому шел медленно на пятках. Бежать по колено в снегу, обгоняя людей, как это делал Филиппенко, я не мог.
Почти дойдя до места, где я оставил свой рюкзак, меня окликнул Дима химик, одетый в красную пуховку, и попросил идти быстрее, я пропустил его вперед. Рюкзак мой замело. Пришлось его трясти, вытрушивая из спинки забившийся снег. Я взвалил его на плечи и двинулся дальше. Вскоре меня догнал Сергей камчадал и посоветовал ступать на полную ступню. Затем меня окликнул еще кто-то и сказал, чтобы я шел быстрее. Но я лишь огрызнулся, что идти быстрее не могу, т.к. очень устал.
Ноги были ватными, и я проходил пару шагов, а затем останавливался. Меня обогнало множество альпинистов, но, в конце концов, я добрался до начала предвершинного гребня, где допил свою последнюю воду. Отдохнув, я побрел вниз. Сильно мело. Пальцев на ногах уже не чувствовал. Шевелить ими как-то не получалось. Меня ждал длинный спуск, и тропа вниз как-то не была похожа на ту, по которой мы поднимались. Утренние следы давно замело снегом. Я все шел и шел по следам от ботинок и отверстий в снегу, которые оставляли трекинговые палки. Путь казался нескончаемым. Пройдя слева мимо замысловатого каменного изваяния и выйдя на широкую площадку, я понял, что следы закончились. Отсюда был путь либо вправо, либо влево. Мело серьезно, видимость упала до 5 метров, ветер просто завывал. Я стоял и думал о том, где же Ковалев. Он должен быть с кем-то из наших ребят, т.к. я не видел, как он меня обгонял. Понимая, что идти, не видя тропы, полное сумасшествие, а заблудиться в такую погоду, да еще и на высоте около 6500 м в мои планы никак не входило. Я стал ждать кого-нибудь, кто бы спускался по тропе, но никто не появлялся.
Прождав около получаса, я заметил две фигурки, которые медленно двигались вниз. Вскоре они поравнялись со мной. Попытавшись с ними поговорить, понял, что они ничего не понимают. Один был вконец замерзшим клиентом, а второй его гидом, который практически тащил его на себе. Они пошли куда-то вниз.
Через некоторое время на тропе появились еще люди. Поняв, что очень замерз, я снял рукавицы и полез в рюкзак, чтобы достать пуховку. Когда я ее достал, понял, что пальцев на руках не чувствую. Было ощущение, что они набухли и будто бы намазаны мылом. Я быстро натянул пуховку и засунул руки в рукавицы, но пальцам это не помогло.
Люди поравнялись со мной, я стал их расспрашивать, но они ничего не понимали. Из всех произнесенных ими слов я разобрал только слово «Колера». Они шли в лагерь Холера. Я пошел за ними, спускаясь влево. Видимость чуть улучшилась и внизу показалась разрушенная хижина. Мы спустились к ней. Сверху появились еще люди. Я стал орать, чтобы узнать, нет ли среди них Ковалева, но никто на мои крики не реагировал. Наконец я услышал членораздельную славянскую речь с польским «пшеканьем». Парень понял, что я поморозил руки и достал из рюкзака огромные рукавицы Hanah и дал мне. Руки сразу перестали мерзнуть, но пальцы не сгибались. Я понял, что они идут в лагерь Холера, и решил идти с ними. Их было человек шесть. Они посовещались куда идти и двинулись влево. Я прижал трекинговые палки руками к груди, т.к. держать их пальцами пока не мог и пошел за ними.
Мы спускались довольно долго, я несколько раз падал. Всех вел аргентинский гид, который немного понимал по-английски. Он предложил мне спуститься с ними в Холеру и переночевать, а утром пойти к своим ребятам в лагерь Берлин. Но я отказался, т.к. завтра в 10 мне уже нужно быть собранным в Пласа де Мулас, чтобы отдать вещи для погрузки на мулов. Он посмеялся и еще раз предложил ночевать в Холере. Я снова отказался, понимая, что ребята станут беспокоиться за меня. Мне очень хотелось добраться до Берлина сегодня.
Спустившись еще ниже, мы дошли до места, откуда, по словам гида, до Берлина идти 20 минут, но я не согласился, т.к. возможность заблудиться меня не прельщала. Он нарисовал мне на снегу замысловатую схему подъемов и спусков, но я ничего не понял. Тогда аргентинец предложил спуститься в Холеру, а потом показать мне дорогу на Берлин.
Холера был огромным защищенным от ветра лагерем. Здесь стояло не менее 30 палаток. Я с благодарностью стал отдавать поляку рукавицы, но он не хотел их брать. Какие в горах чудесные попадаются люди. Я все-таки их вернул. Поляк заулыбался и пожелал мне удачи.
Доведя своих клиентов до лагеря, аргентинский гид, погрязая почти по колено в снегу, повел меня вверх, обходя палатки, пока не довел до троса, который был провешен на краю обрыва. Он показал, где находится Берлин. Необходимо было пересечь ущелье и поднятья под гору. Я поблагодарил его и стал спускаться вниз. Ветер к этому времени уже утих, а снег прекратился.
Проваливаясь глубоко в снег, я шел к своей цели. Пройдя траверсом метров четыреста, пошел вниз, а затем, увидев деревянную хижину Берлина, понял, что здесь уже никого нет, и страшно расстроился. Все ушли.
Вдруг вдалеке я увидел красную пуховку Ковалева, и на душе потеплело. Сергей обрадовался, завидев меня, и крикнул мне, что они спускаются вниз. Было около восьми вечера. Вместе с Ковалевым стоял Федорович. Я понял, что не дошел до нашей хижины и спросил, можно ли как-то перемахнуть через каменную стену, но он сказал, что мне нужно ее обойти.
Они пошли на спуск. Из-за камня появился старший лейтенант и, подойдя ко мне, радостно своим локтем задел меня. Я пожелал ему удачи при спуске. Он сообщил, что Тарас с Андреем остались и ждут меня в лагере.
Увидев нашу зеленую палатку, я очень обрадовался. Мои друзья ждали меня. Не снимая кошек, оставив ноги в тамбуре, я залез в палатку, а Андрей сунул мне в рот ложку со шпротами. Какие же они были вкусные! Тарас нагрел воды и напоил меня чаем. Я стал постепенно приходить в себя.
Когда я сказал, что только что видел Ковалева, они сильно удивились, сообщив, что он ушел 2 часа назад. Но я им не поверил. Потом Андрей сказал, что на спуске я послал Сергея ко всем чертям и не захотел с ним идти. Это уже было полным абсурдом. Как такое могло быть, если я его вообще не видел? Но думать над этим я не мог, т.к. очень сильно устал. Филиппенко также бросил, что Ковалев предположил мою ночевку в Холере и появление в лагере Берлин завтра утром.
Я предложил заночевать здесь, но ребята заупрямились и сказали, что идут вниз. Естественно я решил остаться и заночевать в хижине, однако они наотрез отказались меня здесь оставлять. Еще одна ночевка на 6000 м никому бы не пошла на пользу. Это было серьезным аргументом.
Уложив мокрые спальники и другие вещи в рюкзаки, собрав палатки, мы пошли вниз. Было 20:45. Вскоре стемнело и пришлось включить фонарики. Шел я медленно, часто отдыхая. Ребята убегали вперед, а затем меня ждали. Я их догонял, а потом они снова быстро удалялись. В темноте были видны смутные силуэты гор. Я ориентировался по следам и свету фонарей внизу. В голове формировался план, по которому я заночую у рейнджеров, а завтра спущусь вниз.
Наконец я добрался до Нидо де Кондорес, совершенно выбившись из сил. Догнал ребят и сообщил о своем решении, попросив довести меня до палатки рейнджеров. Они согласились. Однако палатку ночью найти оказалось не таким простым делом. Мы немного покружили, а затем Филиппенко указал на какой-то силуэт, напоминающий палатку, внутри которого тускло светил свет. До этого места было метров 150. Пройдя по прямой, выяснилось, что путь преграждала практически отвесная заснеженная стенка высотой метров восемь. Ломать ноги совершенно не хотелось. Сколько времени обходить это место, а затем добираться до рейнджеров, было не известно. Поэтому я плюнул и решил, что буду спускаться до Пласа де Мулас. Когда мое воображение рисовало этот ночной спуск, у меня волосы вставали дыбом.
И мы пошли. Андрей шел первым, я за ним, а Тарас освещал мне дорогу сзади. Мой медленный темп ребят раздражал, я это понимал и старался двигаться быстрее. Раньше бы они, скорее всего, обложили меня благим матом, как это было на спуске с Маттерхорна (Matterhorn), 4478 м, в прошлом году(http://www.risk.ru/users/add/199626/), но теперь терпели, ничего мне не говоря. Я это понимал и был им за это очень благодарен.
Часто под снегом попадались камни и, наступая на них кошками, ноги неприятно соскальзывали, неестественно изгибаясь, что вызывало боль в голеностопе. Мы спускались все ниже и ниже, иногда падая в снег. Андрей прокладывал путь, как-то ориентируясь. Достигли мы лагеря Аляска или еще нет, было не известно. Однако когда последовал резкий спуск вниз, подумалось, что, возможно, мы уже ниже. Филиппенко шел практически вертикально вниз, не делая никаких траверсов. Так мы спускались достаточно долго, пока Андрей не присел на камни. Тарас предложил мне снять кошки, аргументируя это тем, что без них я пойду быстрее. Кошки я снял и притянул ремешками сверху к клапану рюкзака. Мне подумалось, что, где-то слева внизу может быть лагерь Канада.
Мы продолжили спуск. Оказалась, что без кошек идти сложнее, т.к. теперь ноги проскальзывали, и несколько раз я повалился в снег. Однако ходьба без кошек имела и свои плюсы – на ботинках можно было скользить, проезжая на ногах некоторое расстояние. Так мы спускались довольно долго, пока где-то внизу не показались огоньки Пласа де Мулас. Видя конечный пункт, спускаться стало веселее.
Предстояла крайне неприятная часть пути по каменной осыпи. Андрей впереди остановился что-то разглядывая. Когда я подошел, оказалось, что он нашел мешок. Каково же было его удивление, когда он извлек из мешка свою палатку… Это был мешок с вещами нашей группы. Тарас с Андреем взяли его и потянули вниз.
Мы дошли до спуска, однако он был довольно крутым, поэтому Филиппенко решил пока не спускаться. Тогда вперед пошел я и пошел вниз по каменной осыпи. Дорога была крутая, но направление пути узнавалось. Приходилось идти, съезжая на ногах по камням, очень осторожно, чтобы кубарем не полететь вниз. Ребята пошли за мной, таща мешок. Вскоре они меня обогнали. Это была явно не тропа нашего подъема, но внизу виднелись огоньки лагеря, поэтому шли уверенно, осознавая, что рано или поздно его достигнем. Так и случилось. Вот и палатки участников нашей группы, которые спустились раньше. Похоже, что наш спуск был по тропе, проходящей правее основного спускового маршрута. Часы показывали начало второго ночи.
Я нашел пустую палатку, в которой можно было переночевать, однако мои друзья уже ставили нашу Vaude. Страшно хотелось пить, но вода в бочках замерзла. Пройдя вниз по лагерю, я дошел до еще одних бочек. Тот же результат. Я заглянул в большую палатку, в которой горел свет. Там не спали. Попросил воды, сказав, что только что спустился с горы, и меня провели в соседнюю палатку, где позволили набрать мою полторалитровую бутылку. Поблагодарив, я вернулся к ребятам. Не знаю, как долго я ходил, но палатка уже стояла, а внутри нее чувствовался запах вина. Тарас быстро согрел чаю и угостил меня вином.
Не знаю, сколько они выпили вина, но весь остаток ночи храпели, а я кашлял, надышавшись холодного воздуха. Будил поочередно то одного, то другого. Тарас возмущался и спросонья сообщал, что храпеть он не может. Но я-то это слышал. Кажется, что уснуть мне так и не удалось. В соседней палатке кто-то тоже заходился от тяжелого кашля…
Утром начались сборы. Нужно было заполнить чем-то пакеты, выданные рейнджерами. Нагрузив доверху один из кульков мусором (не прозрачный), я стал думать над тем, что положить в пакет для фекалий (полупрозрачный). Насыпав туда какой-то крупы, пошел искать навоз мулов. Штраф за не сданный пакет 1000 песо. Это где-то около ста долларов. Насобирав навоза, я демонстративно помочился в кулек для верности. Думаю, что желания проверять, что в пакете у рейнджеров отпадет.
Затем я стал собирать рюкзак. Мулы ждать не будут. Когда я собрался, обнаружилось, что кто-то спер мой пакет с мусором. Поспрашивал у всех, но никто не сознался. Поэтому, раздобыв еще мусора, насыпал его в обычный кулек. В другой же пакет положил еду и газовые баллоны и пошел сдаваться. Барышня, которая расписывалась в пермите, поглядела на меня с вопросом, в чем это я, мол, мусор принес, но когда я ей выдал кулек с провизией, она обрадовалась. Поблагодарила, расписалась, где нужно и позволила набрать воды из бочки, которая находилась в палатке.
Рюкзак я отнес в место, откуда должны были их забирать мулы, а кулек с фекалиями предъявил рейнджеру, который расписался в пермите и, не проверяя, что внутри, направил меня к стоящим поодаль бочкам, куда я и опустил дурно пахнущий белый пакет.
По дороге я встретил Ковалева. Он сказал, что на спуске я не стал его слушать и он, обогнав меня, пошел вниз. Кроме этого, Сергей сообщил, что вчера ушел из лагеря Берлин около 5 часов вечера и меня там не видел. Это повергло меня в шок, т.к. не укладывалось в голове. Сначала я подумал, что он шутит, и ребята сговорились, придумав для меня розыгрыш, но Ковалев не шутил. Неужели на горе у меня крыша слетела с катушек?
11:00. Сегодня предстояло преодолеть пешком почти 30 километров. Сначала пошли вчетвером вместе с Андреем, Тарасом и Димой программистом. Однако вскоре я отстал и шел уже сам. Включил в наушниках Led Zeppelin, шел, не торопясь, т.к., похоже, вчера потянул правую ногу.
Вокруг было красиво. Разноцветные горы искрились в лучах яркого солнца. Я шел и думал над тем, как рационально объяснить историю с Ковалевым. И тут меня осенило. Рядом с Федоровичем в лагере Берлин мог оказаться Дима химик! У него тоже была пуховка красного цвета. С 50 метров мое не важное зрение вполне могло спутать Диму с Ковалевым. А тембр голоса на таком расстоянии перепутать легко. На спуске же постоянно рядом со мной оказывался Дима и, когда Сергей мне что-то сзади говорил, я мог обернуться и идентифицировать красную пуховку Ковалева с Диминой. Т.к. Сергей был сзади и находился чуть выше по склону, я мог и не посмотреть на его лицо. Причем это происходило в условиях, когда дул ветер и шел снег.
По пути попадались люди, идущие вниз, обгоняли груженые караваны мулов. Я увязался за группой из 6 человек и шел за ними больше часа, пока они не присели на камни для привала. Дальше я шел сам, шагая по руслу реки долины Плая Анча. Идти было нудно, как и в первый раз, когда мы проходили по этому пути с Андреем.
Вскоре меня догнал Ковалев, который вышел последним, убедившись, что нашу поклажу погрузили на мулов. Перед самым лагерем Конфлуэнсия мы обогнали камчадала, замотавшего лицо «арафаткой».
Сергей Ковалев шел быстро и я едва за ним поспевал. Однако это нам не мешало общаться на разные темы.
Когда мы дошли до вопроса, зачем каждый из нас ходит в горы, я стал рассказывать о том, что себе всегда что-то доказываю. А Сергей сказал, что в горы он ходит потому, что ему здесь просто нравится. Исключительно лаконичный ответ человека, который в горах «давно себе все доказал». Снимаю шляпу.
Спустились мы к половине шестого. Нас ждал дядя Кока, который радостно вышел из автомобиля, в котором сидел нанятый им водитель. Дул сильный ветер, поднимая пыль. Здесь же мы встретили как всегда веселого Юру Ермачека. Он ожидал своих клиентов.
Дядя Кока сообщил, что в Мендосе несколько дней лил страшный ливень. Вода текла по улицам рекой. Многие магазины просто никто не стал открывать. Такого он не помнит за 10 лет жизни в этом городе. Днем дождя в Мендосе практически никогда не бывает. Мы поехали на контрольный пункт, находящийся при въезде в Национальный парк, чтобы отметить пермиты, т.к. в 18:00 их контора закрывается. Камчадала решили забрать, когда он спустится. Со стороны Чилийской границы, до которой отсюда было 30 км, надвигалась черная туча грозового фронта.
Забрав Сергея, мы поехали к Мосту Инков, где находились наши товарищи, гуляющие и пьющие из бутылок чудесное вино. Вещи мулы уже доставили. Мы погрузили их в машину и направились в Мендосу. Однако через пару километров наш микроавтобус благополучно сломался. Водитель давно не заглядывал под капот. Часок подождав, нас забрал другой автобус, в который мы перегрузили рюкзаки. По дороге заехали в ресторанчик, где ребята рассказали о своей «экскурсии» в Чили. Как оказалось, для поездки в эту страну нужна виза, в отличие от Аргентины, где виза не требовалась. Послушав о мытарствах ребят, мы выпили еще вина и хорошо покушали.
Вечером нас привезли в гостиницу. Только приняв душ и улегшись на кровать, я осознал, насколько устал. Пальцев на ногах не чувствовал. Они стали мраморного цвета. Шесть пальцев на руках онемели. В конечностях ощущал жжение. Крутило правую ногу, на которой потянул голеностоп. Я кашлял, т.к., похоже, простудился. Такой усталости и последствий после восхождений у меня еще никогда не было. На мягкой кровати и чистой постели все-таки спалось отлично.
На следующий день все поехали по винным заводам. Слушать барышень, которые рассказывали о процессах виноделия, не было особо интересно. Ожидали дегустаций. Вино было разное и практически на всех заводах вкусное. Переводил с испанского все, что сообщали барышни, дядя Кока. Всех потешило, когда переводить стал я. Группа от души смеялась, а аргентинские туристы стояли удивленные, т.к. ничего не понимали.
Люди в Аргентине начинают ужинать только с 8 вечера и заканчивают уже поздно ночью. Мы пошли в большой ресторан, где в торжественной обстановке инструктора поздравляли нас с восхождением. Со словами «Ты и сюда залез», Андрей вручил мне сертификат о покорении Аконкагуа. Выпив изрядно вина, наша компания решила активно включиться в ресторанную гулянку. Дело в том, что музыкальное сопровождение, создавал ансамбль из четырех человек. Они подходили ко всем желающим и под мелодию «Happy birthday to you» поздравляли с днем рождения. Один был с барабаном-бочкой, по которому ударял бубном с тарелками. Второй с рабочим барабаном. Третий с аккордеоном. А самый старший с какой-то обрезанной с концов гофрированной трубкой диаметром 10 см и длиной 30 см, по которой он царапал маленькими веерными граблями размером с ладонь. Было очень забавно. Тарас подозвал ансамбль, показал на меня, и они стали играть. Делать было нечего. Пришлось отплясывать. Потом аккордеон завел Катюшу. Тут уж пришлось постараться. Я закидывал ноги почти на уровень головы, прикладывал руки к поясу, выбрасывал руки в стороны, то на один, то на другой бок, приседал и всякое такое. Люди, сидевшие в зале, не ожидали такого действа, встали со своих мест и стали фотографировать. А я все приплясывал, пока мелодия не закончилась. Раздались бурные аплодисменты. Похоже, что здесь такое никто не выдавал ранее. Вся наша группа просто ревела от восторга. Михалыч сказал, что это даже лучше чем исполняла Майя Плесецкая, потому что она никогда не была в Аргентине.
На следующий день мы вылетели в Буэнос-Айрес. Вечером снова пошли в ресторан. По дороге Михалыч завидев какую-то старую густо накрашенную проститутку лет шестидесяти, ростом едва достигавшем 160 см на каблуках, намекнул ей, что мне нужна девушка. Красотка намек поняла и бежала за мной почти 4 квартала, хватая за руки. Еле от нее сбежал. В ресторане снова была гулянка. Сначала пили вино, а потом Михалыч уже всем заказывал граппу. Было очень весело. Насилу мы добрались до гостиницы.
Так мы отдыхали, а завтра в обед 22 февраля у нас был самолет до Рима. Нас ждали 13 часов беспосадочного перелета через океан. Весь замученный и больной я был рад, что принял участие в этом путешествии.
Что дальше? В этом году есть возможность попасть на внутреннюю кору вокруг Кайласа (Kailash), 6638 м – центра мира. Обычно на внутреннюю кору пускают только после прохождения 13 внешних кор, но раз в 12 лет можно пойти по внутренней, не проходя 13 раз внешнюю. Посетить это место силы в такой уникальный год – интереснейшее путешествие, путешествие к священной горе, путешествие к себе.