Очевидная линия: Ули Бьяхо

От автора перевода

Когда стало известно о том, что наша иркутская двойка лезет на некую Ули Бьяхо, то, естественно, захотелось узнать, что это за гора и с чем ее едят. Замечательный обзор от Dhu пришелся как нельзя кстати. На фото с линиями маршрутов сразу обратила на себя внимание американская линия 1979 (!) года. Нечасто встретишь первовосхождение, являющееся практически директом. С интересом прочел в American Alpine Journal очерк об этом знаковом восхождении тридцатичетырехлетней давности. На читателя, закормленного современными масс-медиа с их нескончаемым потоком повествований о восхождениях, где одно героичнее другого, этот очерк, возможно, особого впечатления не произведет. Но вы только представьте, как, скажем, в ту дофрендовую эпоху люди организовывали точки в широких щелях - они просто клинили скальные крючья, ставя их длинной стороной поперек щели! При этом стиль того прохождения вполне соответствует стандартам наших дней. А если принять во внимание, что современный "хрустальный" вариант прочерчен в считанных десятках метров от линии первовосходителей, то, думаю, читателю будет все же небезынтересно сравнить впечатления нынешних френдо-якорно-мембранно-джетбойловых фастэндлайтовцев и тех тяжеловесных динозавров прошлого.

Автор перевода выражает огромную благодарность Бакановой Елене и Стрыгиной Нине за неоценимую помощь в работе.

Автор фотографий: John Roskelley (фотографии взяты из открытых источников).

Очевидная линия: Ули Бьяхо

Группа башен Транго, Балторо Музтаг, Пакистан
Очерк
Автор: Джон Роскиллей (John Roskelley)


ИЗРАНЕННОЕ, НО выжившее крохотное такси подъехало к подъезду Коритко в Равалпинди около полуночи. Ким Шмитц, высокий худощавый горный гид с озера Тахо, и я не успели выбраться из такси, как Энди, хозяин дома, принимавший нас в Пакистане, сразу всучил нам в руки по бутылке холодного Хайникена. Объятия и поцелуи от Кэти, его жены, и их детей усилили ощущение радушного приема. Наши товарищи по команде, Билл Форрест, владелец Forrest Mountaineering в Денвере, и Рон Кок, один из топовых скалолазов Америки, в соответствии с планом прибыли раньше и находились уже здесь.

Расслаблялись мы не долго. В течение следующих семи дней мы буквально вывернули Равалпинди наизнанку, чтобы разрешить многочисленные организационные проблемы, встающие перед любой экспедицией, отправляющейся к своей цели. Наше западное нетерпение являлось для нас сущим наказанием, поскольку решение каждой задачи здесь занимало на несколько часов или дней больше, чем это было необходимо.

Наконец в аэропорту Исламабада мы вшестером погрузились в переполненный С-130 - армейский турбовинтовой транспорт защитной окраски. Солнце, мерцающий оранжевый шар, медленно поднималось, нагревая уже струящийся утренний воздух. В дополнение к четырем альпинистам с нами еще следовали Керри Коритко, пятнадцатилетний сын Энди, и капитан Джубран Афзал, наш гордый, но знающий свое дело офицер связи, который будет сопровождать экспедицию до базового лагеря.

Скарду свежий, с ясным небом, мало менялся на протяжении столетий. Накатанная джипами колея да медная телеграфная линия были единственными признаками современности. Наряду с тремя другими экспедициями, наша команда по узкой каменистой дороге за четыре минуты пересекла на джипах центр Скарду и добралась до отеля. За несколько часов мы наняли носильщиков, распределили продовольствие и снаряжение по 25-килограммовым упаковкам, купили еду для носильщиков и посетили комиссара района. А спустя полтора дня наш джип резко затормозил в Бонгла, у пустынного пыльного конца автомобильной дороги, где ревущая Бралду впадает в верховья реки Шигар.


Двадцать пять носильщиков, нанятых в Скарду, терпеливо ждали нашего прибытия. Капитан Джубран умело распределил весь груз, нанял пятерых дополнительных носильщиков, и мы выдвинулись к Дассо, находившемуся в четырех милях выше по ущелью. В течение следующих семи дней мы обливались потом на пыльных тропах, разбивали лагеря среди домов балти и вели кочевой образ жизни.


На седьмой день мы достигли базового лагеря Транго. Никогда я не видел такого чистого воздуха в Каракоруме. Был виден даже Гашербрум IV, возвышавшийся над Конкордией в сорока километрах восточнее. Он привлекал наше внимание всякий раз, когда массив Транго, вздымавшийся прямо над нами, становился слишком устрашающим для наших взоров.

Полоса желтого света медленно перевалилась через Башню Большого Транго, когда я проснулся, оделся и начал готовить еду. Постепенно призывный шум примуса поднял всех остальных из теплых спальников в утреннюю прохладу. В одних шортах и теннисных туфлях пятеро из нас устремились по простейшему пути через ледниковые нагромождения в лагерь Ули Бьяхо, чтобы оттуда наметить линию восхождения на еще ни кем непокоренный пик. Выбрать линию оказалось легко.


750-ти метровый узкий ледовый кулуар, оканчивающийся крутым открытым цирком под пирамидальной восточной стеной, - удобный подход, не сложный, хотя и опасный. Далее, чуть левее центра, из самой низкой точки стены брала начало вытянутая паутинка непрерывных трещин, слегка отклонявшаяся вправо и заканчивающаяся вершинной ледовой шапкой километром выше. Это была "Очевидная линия".

В семь часов на следующее утро мы с Роном попытались проскочить ледовый кулуар, низ которого еще был в тени. Но намного выше нас из уже нагретого солнцем льда исторгся здоровенный булыжник, и наш набег закончился, толком не начавшись.

"Это был чертовски большой камень, Джон!" - произнес Рон.

Я смотрел на скачущий булыжник, сокрушавший лед на своем стремительном пути вниз.

"Да это всего лишь случайный единичный камень", - ответил я натянуто.

Однако вновь раздавшийся низкий пронзительный вой, изредка прерываемый треском льда, опроверг мои слова, и мы неспешно отступили.

На следующее утро Ким, Билл и я по кулуару забрасывали тяжелые грузы под основание стены. У Рона же было особое мнение о допустимости повторного вхождения в "зону военных действий". Меж тем, грязные сераки с правой стороны давали достаточную защиту для безопасного подъема ранним утром. Я лидировал на редких сложных участках с отдельными короткими 70-градусными стенками. Желая поскорее начать маршрут, пройдя кулуар, мы с Кимом протропили глубокий мокрый снег, окружавший основание стены, и пролезли две первые веревки маршрута. Лазанье на вкус было чистый мед. Глубокие трещины, ухватистые зацепки, периодически расположенные небольшие полочки для страховки, даже сосульки, попадающиеся время от времени, для того чтобы промочить горло. Спускались мы ближе к вечеру, когда опасность камнепада была минимальной.

Еще одна грузовая ходка до середины кулуара, совершенная на следующее утро, привела нас в состояние однодневной готовности к началу основного восхождения по стене. Накануне я сильно потянул спину, и, опасаясь, что меня окончательно скрючит, оставался внизу. Когда остальные вернулись к заброске в основании кулуара, пошел дождь. Вздымающиеся волнами черные тучи были очевидной прелюдией к нескольким дням непогоды, поэтому Ким, Билл и Рон свалили на базу, находившуюся в двух часах ходьбы, оставив меня у заброски с запасом еды, бивачным мешком и примусом, чтобы я отлежался и восстановился после травмы спины.

Три дня спустя мы снова были все вместе и снова командой из четырех человек. Рон вступил в борьбу, несмотря на его глубокие сомнения относительно безопасности маршрута, а моя спина опять обрела подвижность. Рано начав подъем по кулуару, у основания стены мы были к середине дня. Утратившиеся и обеспокоенные лавинной опасностью, мы отложили подъем грузов, оставленных за несколько дней до этого в середине кулуара, на следующее утро.

Рано утром, со всеми занесенными грузами, мы с Роном зажумарили две веревки перил и начали бить крючья в "новые земли". Еще два протяженных участка идеальных трещин проскользнули под нами, прежде чем мы спустились помочь Киму и Биллу вытягивать 135 килограммов снаряжения. Подъем грузов был ключом восхождения. Долгие дни мы рвали жилы и перенапрягали мышцы, вытягивая три сорокапятикилограммовых баула, даром что вертикальные гладкие стены делали подъем грузов технически простой задачей. Бесчисленные проклятия и разнообразные пожелания плыли над склоном, когда вытягивающие с завистью смотрели на лидеров, легко и непринужденно взбиравшихся по безупречной системе трещин.


Мы продвигались медленно, подобно ленивцам, но никогда не теряли своей решимости. Наши две связки работали независимо друг от друга, одна на свое усмотрение выбирала места для биваков, другая - для страховочных станций.

Две связки: Ким и Билл, Рон и я, поочередно - то лидировали, то вытягивали грузы. В то время как лидирующая связка во второй половине дня продолжала работать, "грузовая" выбирала подходящее место для бивака и обустраивала его для сна и приготовления пищи. Встречающиеся маленькие и неудобные полочки, шириной в ботинок, отводились под готовку и на "постоять". О "поспать" не могло идти и речи. Только на трех ночевках за всю стену имелись полки, на которых могли прилечь один или два человека.

Полуразрушенный блочный характер нижних веревок резко изменился, когда мы на третий день вылезли в большой угол. Выше нашей ночевки, расположенной под этим углом, вертикальные трещины дюймовой ширины закончились широкими просторами монолитного гранита. Лидеры перешил на приятный ИТО-шинг без карнизов и зеркал, а нижеидущие получили нескончаемую бомбардировку живыми камнями и кусками льда, сбрасываемыми лидерами, веревками, баулами или просто падавшими сами по себе, что заставляло постоянно заныривать под защиту нависаний. Но все это только усиливало общую атмосферу решимости и самоотдачи.


Крутая, выпуклая и неровная полка - "летучая мышь" (если смотреть снизу из долины, то снег, лежащий на полке, имеет форму крыльев летучей мыши), предоставляла нам защищенный бивак в течение двух ночей. Пока Билл восстанавливался от потери электролитов и обезвоживания, Ким, Рон и я, вырвавшись на свободу от громоздких баулов, провешали три веревки выше.

Хотя все три ночи подряд падал снег, днем разъяснивалось, и было безоблачно. Мы залезли уже достаточно высоко, чтобы Машербрум, ниже скрывавшийся за вертикальным столбом на юге, наконец-то вырвался на свободу и первый раз открылся нам во всей красе. Рон прошел третью и последнюю веревку по злобной широченной щели в углу, замедлявшей его продвижение до скорости улитки. Когда мы спустились к Биллу, спящему ниже на "летучей мыши", солнце уже закатилось за башни Транго.

Брызги тепла и солнечного света заполнили утро, когда мы высунулись из наших гамаков, чтобы поприветствовать новый день. Нелепые ночные сны о жизни, частью которой мы больше не являлись, развеялись и уступили место жажде, ноющим мышцам, кровавым ладоням и голоду. Билл чудесным образом восстановился, хотя я был убежден, что утром мы будем спускать труп. В нетерпении мы покинули нашу полку, не ведая, где будем ночевать в следующий раз. Пока Билл жумарил и отдыхал, мы с Кимом и Роном подняли все наши грузы на самую верхнюю точку, достигнутую вчера, и полезли выше. Ким вылез первым через серию маленьких выпуклых нависаний, заканчивающихся покатой полкой в полметра шириной и метров 10 длиной. Рон и я пролезли еще две веревки по канаве-углу, а Ким и Билл в это время на глухой стене заколотили четыре шлямбура под гамаки.

Грозовые тучи вовсю разбойничали над Транго и Балторо, пока мы развешивали гамаки, готовили еду и волновались по поводу наступающей непогоды. Яркая вспышка молнии предварила ужасный гром. Началась гроза, сопровождаемая мягкой скороговоркой мокрого снега, барабанящего по нашим спальникам.

Как будто гроза уйдет, если затаиться, - мы затянули шнурки на наших спальниках и пролежали всю ночь не шелохнувшись. Никто не осмелился на попытку вылезти из гамака и найти дождевую накидку, опасаясь, что во время поиска промокнет и замерзнет еще сильней. Мочевые пузыри растянулись до болезненных размеров, пока не начало светать, и вместе со светом не вернулись моральные силы для совершения телодвижений. Как только свет стал проникать через толстые, кипящие облака, излучаемое тепло принялось растапливать оштукатуренные льдом и снегом стены, бомбардируя наши и без того обледеневшие спальники.

Столбы солнечного света, прорывавшиеся сквозь толщу облаков, согревали нас, высушивали наши спальники и одежду. Природа истязала саму себя грозой, но мы, казалось, были отделены от мира насилия, словно накрытые стеклянным колпаком. К обеду гроза разбушевалась с новой силой, продолжая свои попытки по нашей полной деморализации. Но теперь под дождевыми накидками мы находились в безопасности и мирно спали между редкими раскатами грома.

На следующее утро гроза закончилась. Машербрум пылал огненно-оранжево и искрился на солнце. Тепло возвращалось с каждой минутой, пробуждая нашу решимость, впавшую в спячку из-за обездвиженности. Хотя мы плавали в наших гамаках и промокли до самых костей, жажда заполоняла все наше сознание.

Завтрак был простым и коротким. Ким и Билл исчезли в вышине, оставив нас с Роном упаковывать и тащить. Пытаясь согреться, мы быстро настигли их, но в итоге были вынуждены зависнуть в обвязках и мерзнуть несколько следующих часов.

"Джон! - прокричал Ким. - Мы не нашли место для ночевки!"

"Оставляйте перила, и возвращаемся к последней полке на веревку ниже!" - крикнул я в ответ.

Рон и я быстро опустили баулы к последней небольшой полке и начали обустраивать место для приготовления пищи и развески гамаков. Как только Ким и Билл спустились к нашему клаустрофобному дому, темнота поглотила нас. До поздней ночи я топил лед и кормил нашу голодную команду.

Как невероятно выглядел мир из нашего состоящего из гамаков "многоквартирного" четырехэтажного дома на Ули Бьяхо. Запив мюсли едва теплым какао, мы с Роном отправились к концу провешенных перил, останавливаясь несколько раз для помощи в вытягивании баулов, чтобы Ким с Биллом не отставали и находились рядом с нами. Ким прошлой ночью начал противный нависающий угол, который был оставлен мне, чтобы я покончил с этим злыднем, залитым льдом. Висячая станция над 750-тью метрами пустоты была прелюдией к сопливому ИТОшингу выше. Я продолжил схему, начатую Кимом, чередуя скальные крючья с обвязанными ледобурами, но, что те, что другие шли на тоненького. Уклоняясь от утончавшегося льда и сужавшихся трещин, я, рискуя не протянуть веревку, заИТОшил влево вверх, оказавшись в ненадежном положении на обледеневшей полке без подходящих крючьев. Сцена полная отчаяния. Веревка не протягивалась и тянула вниз, выбор крючьев нулевой, и я не мог найти трещину под точку. С опаской я задубасил кончики двух коробов в тонюсенькую щель и крикнул вниз: "Поднимайся!"

В этот самый момент метель ударила в полную силу, ограничивая видимость и заглушая команды, - Рон появился, словно из колодца. Прежде чем принимать Кима, мы присопливили еще несколько крючьев. Вытягивание баулов явилось кульминацией борьбы. Мы втроем несколько часов тягали баулы, а Билл в это время замерзал в неподвижности. Когда начало темнеть, мы собрались, наконец, все вместе и наперегонки с темнотой приготовили ужин, натопили воды и развесили гамаки. Вершина выглядела обманчиво близкой. Мы решили на следующий день идти на штурм, оставив баулы и бивачное снаряжение внизу.

С самого ранья я раскорячился в неудобной позе, чтобы заняться приготовлением завтрака. Пока я прочищал от сажи MSR-овский примус, минусовой холод скрючил мои пальцы узлом. Примус после проявленной заботы ответил мне взаимностью - он отогрел мои замерзшие руки и ноги, пока топился лед, чтобы утолить нашу всегда присутствующую жажду. Казалось бы безжизненные тела выше и сбоку начали шевелиться, и в небольших отверстиях плотно затянутых спальников стал виден блеск воспаленных глаз.

Хотя наши мышцы болели, и руки распухли, страх давал нам силы крепко сжимать жумары, пока мы перилили вверх три веревки, провешенные мной и Роном в предыдущий день (прим. перев.: не очень понятно, что за страх, и о каких трех провешенных веревках идет речь, но так в оригинале). Мы все собрались на снежном пьедестале, откуда я полез первым, распираясь над снежным надувом, а потом и пробивая его. Далее следовал 30-ти метровый траверс по забитой льдом полке в ступню шириной. Без кошек я лез между нависающей стеной и большими заостренными ледовыми и скальными образованиями, торчащими в сторону моего возможного падения. Заклиниваясь и распираясь между гигантской сосулькой и скальным рогом, я преодолел последнее жуткое препятствие перед станцией, а ведь снизу все это смотрелось системой идеальных сухих щелей.

Ким сменил меня и, комбинируя ИТО и свободное лазанье, легко долез до хорошей полки. Когда Билл и Рон нагнали нас, я заитошил через округлый карниз и потом вверх по двухсантиметровым щелям на очередную широкую, покатую полку. Дальше маршрут нависал.

"Давай, Рон, вперед, - с уговаривающими интонациями попросил я. - Этот угол был создан для тебя".

Нагруженный железом, Рон сантиметр за сантиметром борол нависающий угол по щели, которая на самом деле не была создана ни для кого, кто меньше трех метров ростом. Хлипкие стопки из бонгов (прим. перев.: крупные V-образные скальные крючья) в широченной щели держались лишь под нагрузкой, после снятия нагрузки они обваливались. Гнусная щель шириной 20 сантиметров забрала часы нашего времени и годы жизни Рона. Но через несколько минут она была забыта из-за семнадцатисантиметровой щели, которая следовала выше. Ким и я - каждый пролез еще по одному длинному участку, тоже время от времени собирая стопки из бонгов и заклинивая их длинной стороной поперек щели. Я закончил свой участок, повиснув на хлипкой станции, после того как, израсходовав ниже все железо, пролез свободным лазаньем безщелевой обледенелый камин метровой ширины.

Было уже 6 вечера. Наш взгляд выше упирался в ледовую пробку размером с автомобиль, наглухо перекрывавшую скальный желоб с крутыми бортами, в котором мы находились. Если продолжать, то холодная ночевка была неизбежной. Мысли Рона об ее последствиях были понятными.

"Каково это - иметь обморожения, Джон? - спросил Рон между делом. - Это восхождение очень много значит для меня, но смогу ли я лазить 5.12 без пальцев на ногах?"

"Расслабься, Рон, - ответил я. - Мы можем сейчас оставить веревки на трех самых сложных участках, а остальные пролезем завтра заново".

Когда подошел Ким, решение было принято единогласно. Мы возвращаемся до следующего утра. Холодная ночевка во влажной от пота одежде, при отрицательных температурах и на этой высоте была слишком рискованной.

Мы отступили в лагерь, куда прибыли уже в темноте. Лишь в полночь я залез в свой спальник и гамак, после того как несколько часов отпаивал команду и топил воду для наших бутылок. Казалось, никто не голоден.

Четыре часа полу-отдыха - это было все, что мы могли себе позволить. Мы заново пролезли четыре веревки и еще три зажумарили. Вчерашней наивысшей точки достигли около полудня. Рон уже изготовился страховать, когда я поднялся к последней станции. То, что мы видели, не выглядело хорошо.

Для начала нужно было преодолеть ледовую пробку непосредственно над нами. Трехметровый итошинг по тонкой щели вывел меня на снежную полку, которая выдержала мой вес, пока я добирался до маленьких зацепок рядом с краем ледового блока. Затем, роя как барсук, я всплыл у верхнего края пробки, воспользовавшись вытаявшим пространством между льдом и скалой. Опасаясь, что вся конструкция вывалится и накроет собой Рона, я быстро переместился под ее тыльную сторону и, поставив руки в упор, вышел на нависающий заклинивший камень, наконец-то ощутив под ногами прочное основание. Без кошек я поднялся по покрытому коркой льда скальному желобу в удобную нишу для станции.

Рон быстро появился с моими кошками и несколькими ледобурами. Мы договорились в лагере ниже, что на всех ледовых участках лидировать буду я, что позволит нам сэкономить время и общий вес ледового снаряжения. Я осторожно отошел от станции, надеясь, что 80-ти градусный сахарообразный лед будет держать. Что и произошло. Мы находились на сложенном из блоков предвершинном ребре, покрытом коркой льда, которая делала его неудобным и сложным для быстрого прохождения. Обогнув жандарм и спрыгнув в желоб, я предстал перед ледовым грибом размером с огромный дом, который нависал прямо надо мной. Прохождение с ходу показалось мне не стоящим риска. Не желая раздражать этого монстра, возвышавшегося надо мной, я бесшумно потянул за веревку, подзывая Рона. Он оказался рядом со мной через несколько минут, явно проникнувшись сложившейся выше ситуацией.

Приняв ледобуры и немного скального железа, я полез, распираясь между двумя сосульками, а затем, поставив молотки в упор, вышел на разъеденный солнцем рыхлый лед под монстрообразным блоком. Двенадцатью метрами выше Рона я выбил пудовый кусок льда, который прилетел в Рона, сильно ударив его в плечо. Рону было больно и страшно. Он кричал и грозился дальше не идти, но потом понял, что безопаснее продолжить подъем.

Единственно возможный вариант подъема выглядел неважно. Под основанием гигантского узконогого ледового гриба находилась дыра "замочная скважина" высотой 3,5 метра, выводившая на другую сторону. Я пролидировал через нее, а затем ушел влево верх на крутой склон с бутылочным льдом. От станции я уже вышел метров на двадцать, а мне еще необходимо было добраться до ажурного гребня прямо надо мной. Поочередно вбивая ледовые молотки и кошки, я двигался по склону, залитому натечным льдом, остановившись лишь однажды для закручивания одного из двух имевшихся у меня ледобуров. Когда я вышел на ребро с его трухлявым непрочным льдом - веревка кончилась.

Через "замочную скважину" и по крутому льду пришлось прожумарить только Рону, чтобы выкрутить промежуток. Для Кима и Билла я вытянул веревку и сбросил ее им напрямую. Когда Рон подошел, а Ким и Билл еще преодолевали ледовый склон ниже, я затоптал веревку по простому снежному кулуару. Потом еще одна веревка крутого снега вывела меня на вершинное снежное поле, где я принял Рона. На часах было четыре.

Измученные, обезвоженные и исхудавшие, мы собрались на вершине, чтобы сделать несколько снимков, насладиться послеполуденным солнечным теплом и покайфовать несколько минут на горизонтали. Билл обнял нас и заплакал, выражая все те эмоции, которые накопились в нас за девять дней на стене.

Тяжелейшим моментом для всех было повернуться спиной к солнцу и войти в холодный, враждебный мир, находившийся ниже. Пятнадцать дюльферов доставили нас назад в верхний лагерь ровно тогда, когда разглядеть что-либо стало невозможно. Я топил лед до самой поздней ночи, пока новый день не начал сменять ее.

За два с половиной дня мы спустились до подножия стены, ночуя на полках "четыре болта" и "летучая мышь". Несмотря на крайнюю измотанность, мы организовывали каждый из 34 дюльферов со всем необходимым терпением и концентрацией. Мы не позволяли себе считать наше восхождение успешным, пока все безопасно не достигнем долины. Продернув последнюю веревку, несколько часов спустя мы были внизу ледового кулуара, беря курс на базовый лагерь и домой.


Статистическая сводка:

Горный район: Каракорум, Пакистан.

Первовосхождение: Башня Ули Бьяхо, 6082,9 м (19957 футов), по Восточной стене, 34 веревки, пройденные в альпийском стиле, 24 июня - 5 июля 1979 г. 10 ночевок (каждая из которых проведена в гамаках двумя или более членами команды).

Категория: VII, F8, A4 (первый маршрут категории VII, завершенный американцами).

Команда: Джон Роскиллей (рук.), Рон Кок, Билл Форрест, Ким Шмитц.