А была Она!..

В этот раз возможность проявить себя для неё предоставилась в полной мере. Наше "разложение" дошло до последней стадии. Трёхдневное выжидательное безделье в мокрой палатке, при видимости за её пределами менее 2-х метров, измотало нас и психологически и физически.
Психологически - до состояния полного нежелания что-то делать, а физически - до почти полного истощения наших запасов. И если бензин сэкономить кое-как удалось, то из еды у нас остались только сухари, небольшой кусочек масла, да сахар и чай на один раз. А ещё одну гору сходить очень хотелось. Поэтому, ночь решили потерпеть. Тем более, что контрольные сроки мы заявили с учётом непогоды, а вот возвращаться в лагерь, и потом ещё раз выпускаться, уже не успевали. Отпуска-то не резиновые...
Мы лежали в "серебрянке" вопреки всем правилам ногами к выходу, и лениво обсуждали, кто пойдёт делать чай. И тут она оживилась: "А давайте - я! Сегодня моя очередь дежурить! Вы мне только примус разожгите..."
Мы лежали в спальниках, и чувствовали себя сволочами - "тётка" под дождём нам готовит, а мы и в ус не дуем. Но, наши "горестные сомненья" вскоре были прерваны следующим диалогом:

- Ребята, вы меня убьёте, но я уронила масло в кипящую воду, и вытащить уже не смогла - оно растворилось...
- Руки-то хоть не обожгла?
- Нет, всё в порядке, я ложкой достать пыталась...
- А ложку облизала?
- Нет, а зачем?
- Так на ней же масло осело! Толстым слоем! Давай сюда... А за остальное масло не беспокойся - из воды оно никуда не денется. Калории не исчезают, а лишь переходят из одной ёмкости в другую. На востоке вообще принято пить чай с бараньим жиром!
- Ладно, спасибо, я сейчас, только заварку и сахар вброшу, а вы - сухари доставайте...

Так-как я лежал посередине, моё тело тут же было использовано в качестве стола, на котором, покачиваясь в такт голодному дыханию, разместился кулёк с сухарями и четыре кружки. Через несколько минут снаружи послышалась какая-то возня, и вход приоткрылся...
Первым появился закопченый котелок, а затем - мокрая, смущённо-радостная мордашка нашей кормилицы со словами "А вот и чай!". Потеряв на долю секунды ориентацию при переходе со света в полумрак, она зацепилась котелком за низ моей "ноги", пошитой из болоньи и синтепона, и, со слабым писком, вылила всё содержимое котелка на меня. Большая часть вылитого оказалась на спальнике...
Мне мгновенно стало "тепло и сыро", а оба моих соседа по палатке, озверевшие от голодного ожидания, с криком: "Не расплескай!" не долго думая прильнули губами к ложбинкам в болонье, заполненным дымящимся чаем. При этом они ненавязчиво придерживали меня, чтоб я, часом, не шевельнулся, и вправду не расплескал... Я немедленно потребовал, чтоб меня не кантовали, и возместили ущерб. Всё это происходило под звуки растерянных "ах, простите" нашей бедняжки дежурной. Хотя вопрос ущерба до конца решён не был (мои "оппоненты" настаивали, что я остался в выигрыше, ведь свой спальник в трудные минуты ещё не раз смогу облизать), сухари были поровну, а не по-братски разделены между всеми четырьмя членами команды. После чего, ложбинки были поделены на троих (не считая меня), что потребовало применения некоторых познаний в аналитической геометрии, топологии и социальной психологии. Мне же пришлось довольствоваться тем, что осталось в котелке. Но, все настаивали, что я счастливчик - и согрелся, и "со дна, пожиже" получил, и друзьям помог. При этом, они обмакивали сухари в ложбинки, и причмокивали... Вот так мы поужинали, а за одно и проснулись. Да и настроение появилось. А всё - благодаря "тётке"!
И на гору мы наутро всё-таки сходили. Но, в этом уже ничего необычного не было.