Я заплывал в прозрачной и соленой воде Красного моря за два километра от берега, устремившись к заповедным кораллам. Там я орал матом под водой от восторга, не умея иначе выразить свои чувства от неземной красоты, открывшейся мне - кораллы всех цветов радуги и немыслимых форм, стаи экзотических рыб пестрых расцветок. Я впервые плавал в аквариуме. И не знал, что в Красном море водятся еще и акулы. Да и про крылатку еще не знал. Первый день в Египте восторженного неофита. Я мчался под парусом над изумрудными кораллами в прозрачной воде и ветер бросал снопы соленых брызг мне в лицо. Я сидел, скорчившись под ливнем и градом на утлой доске посреди водохранилища, а потом снова в минуты затишья поднимал парус и шел к берегу, который уже скрывался в темноте и покрывался редкими огнями. А на берегу меня ждала теплая компания, горячий чай и согревающий коньяк. Но до берега еще нужно было дойти против шквального ветра. Я наслаждался, купаясь в бухте Гранвусы на Крите, там где вода имеет до двенадцати оттенков - от светло-зеленого, изумрудного до темно-синего, там где на яхте проводили свой медовый месяц принцесса Диана и принц Чарльз, там где на острове Гранвуса была неприступная крепость легендарного пирата Барбосы. Прогретая на солнце вода доходила только до груди, можно было дурачиться, отталкиваясь ногами от дна и выпрыгивая, как дельфин, снова отталкиваться руками, потом ногами... А потом валяться под ласковым солнцем Крита на розовом песке. А потом пьющие за столиком прямо на улице холодное кофе с молоком критские крестьяне показывали нам дорогу на Элафониси. Я нырял в горной речке, текущей среди скал и пальмового леса и впадающей в Ливийское море на пляже Превелли, и стаи не пуганной жирной форели расплывались от меня в разные стороны среди речных зарослей. Я лежал под пальмой на пляже Ваи, одном из пляжей, на которых снималась реклама Баунти, и ласковый бриз с моря не давал мне заснуть. Я стоял на набережной Хании, одного из самых красивых городов Средиземноморья. Был вечер и праздник моря. По воде бухты скользили кораблики с разноцветными фонариками, возле маяка взорвалась пиратская галера, осветив бухту снопом искр, на берегу оркестры играли критскую музыку, действующую на меня странным образом, увлекающую куда-то, завораживающую, а молодые юноши и девушки танцевали зажигательные критские танцы. Я ехал на пассажирском сиденье по горным критским дорогам, в наушниках звучала критская музыка, вводящая своими бесконечно повторяющимися кусочками протяжной и надрывной мелодии в состояние медитативного транса. В этом же состоянии я улетал из Крита, мне казалось, что кончились мои каникулы в раю. Я спускался в метель с ледника Мармолада в Доломитовых Альпах, в полном одиночестве продираясь на высоте почти трех тысяч метров сквозь снег, слетая с трассы и проваливаясь в снег по грудь. Потом выкладывал лыжи, как рельсы и, опираясь на них, выдирал себя из снежного плена. Я пил пиво, сидя в шезлонге возле горных кафешек на склонах австрийских Альп, любуясь заснеженными склонами, искрящимися на солнце, острыми пиками скал, слушая веселый гомон разноплеменной толпы веселых и беззаботных людей. И не было вкуснее того пива. Ну разве что тогда, когда я пройдя десять километров по жаркой и безлюдной тарханкутской степи, вылив в себя и на себя литров пять драгоценной воды, добирался до ближайшего магазина возле автобусной станции в Оленевке. Или тогда, когда я пробежав на роликах километров тридцать туда и обратно по острову посреди Дуная, полюбовавшись на дальнем его конце встречающимися потоками воды, возвращался к кафешкам на берегу и заказывал кружку ледяного Отокрингера. А как приятно было отвечать улыбкой на улыбку бегущим на встречу стройным венским девушкам! Я дважды бежал на роликах международный Венский марафон. Я был незваным участником, но это не мешало мне радоваться вместе со всеми, махать в ответ приветливым жителям Вены и наслаждаться этим физической усталостью и зарядом позитива, а потом финишировать во дворе императорского дворца под прицелом камер международных телекомпаний. Несколько раз меня останавливала полиция, но я обезоруживал их улыбкой и словами "Я должен сделать это, я должен пробежать марафон!" Я пил вкуснейший чай на травах в кафешке на весеннем Тростяне, радуясь со всеми весне, солнцу и просто жизни. Я стоял один палаткой на скале в Джангуле. И не было никого на несколько километров вокруг. По вечерам я ложился возле палатки, прямо передо мной разыгрывался величественный спектакль только для меня одного - садилось в море солнце, всходила Луна, небо осыпало звездами, потом их было уже столько, что некоторые не выдерживали и срывались, прочерчивая в небе яркий след. А иногда подолгу шел ливень, а я лежал в сухой палатке, читал книгу и этот уют стоил намного больше, чем уют дома на диване. Я бродил по узким улочкам Рима, а вечером мы сидели с товарищем на ступеньках фонтана возле древнего Пантеона и пили Кьянти. А вокруг сновали туристы, продавцы цветов, веселые и беззаботные итальянские девчонки и мальчишки проезжали мимо на своих мотороллерах. И наш пьяный восторженный разговор мягко тонул в этом гомоне. Я кормил голубей на площади Святого Марка в Венеции и они еще долго сидели, не улетая, на моих плечах. Я переходил по знаменитым венецианским мостикам над каналами, фотографировал расписные гондолы, привязанные возле просоленных деревянных столбов, любовался палаццо вдоль берегов и чувство нереальности происходящего не покидало меня. А потом молодая итальянка в кассе, продающей билеты на катер, плавающий по Гранд каналу, долго объясняла мне по-английски, как мне лучше добраться до вокзала, а в конце, устав, высунула кокетливо свой розовый язычок. Я проходил во Флоренции мимо американского посольства, где за углом сидели прямо на улице на высоких барных стульях итальянские проститутки в черных платьях, похожих на пеньюары, и все, как одна, похожие на Софи Лорен. Они пили кофе и приветствовали меня в три часа дня хриплым "Доброе утро!". А потом я бродил по собору, в котором похоронен Микеланджело и почти похоронен Данте, и тени великих людей незримо следили за мной. А потом лежал прямо на теплой брусчатке наклонной площади среди таких же беззаботных бездельников. Я стоял в Барселоне перед Саградой де Фамилия и мне было странно думать, что вот оно творение великого Гауди, которое я так давно хотел увидеть воочию. Я гулял по парку Гуэль, слушал местных музыкантов, и мне вообще никуда не хотелось уходить из этого места. Но музыканты возле собора в Жироне играли еще лучше. Я лежал на песке на почти или совсем безлюдных пляжах Коста Бравы и Майорки, наслаждаясь ничего-не-деланьем. А потом заблудился в лесу, раскинувшемся на отвесных скалах над морем на северо-западе Майорки, и долго искал дорогу, прыгая по валунам и обдирая ноги колючками кустов. А потом я нашел тропинку и орал один в лесу от счастья, потому что у меня давно закончилась вода и жара уже начинала выматывать меня. А потом я вернулся к кафешке на горе над заливом и опять пил захлебываясь ледяное живительное пиво. Я возвращался на Майорке из дикой бухты, где я плавал и спал на берегу в полном одиночестве, и дорога моя шла через старую испанскую виллу, жители которой выступали невольными экскурсоводами, указывая редким путникам путь к заветной бухте. Когда я поравнялся с воротами меня догнала на маленькой машине старушка - хозяйка дома. Я открыл перед ней ворота, потом закрыл и приветливо помахал ей рукой. Она радостно заулыбалась и закивала в ответ. Я бродил по заповедным местам болгарского черноморья, пугая отары отец и ночуя в красивейших бухтах. Я просыпался под скалой на берегу реки, впадающей в море, я нырял в реку, и течение выносило меня в море. Я праздно слонялся по предрождественским улочкам Копенгагена, возле канала тетушки, одетые в национальные костюмы пели рождественские песни и раздавали детям конфеты, по улицам возили возок со снегурочками. Впереди шел школьный оркестр, но когда процессия останавливалась, оркестр умолкал, а снегурочки, белокурые, кровь с молоком, датские красавицы-снегурочки вставали и лично каждому прохожему выкрикивали рождественские пожелания. А в знаменитом городке хиппи Христиания в кафе Вудсток в это время гремел рок, и индейского вида девушки и парни играли в кости. Я ...
Зачем я это все написал? А не знаю, просто накатило.
Похоже Вы готовы к переходу в Хард Ренджеры. Попробуйте выпить пива после недели на стене. Лыжи, лодки, венские девушки и итальянские проститутки Вам покажутся просто блеклыми тенями :)
- Фея! Хочу мужа богатого, квартиру, машину, дачу и грудь нормального размера!
- Золушка, детка, шесть таблеток димедрола пивом запей - все у тебя будет... (из народного).
Ты когда-нибудь плыл по широкой воде,
обнимающей плотно и бережно тело?
И чтоб чайка в то время над морем летела,
чтобы облако таяло в высоте?
Ты когда-нибудь в зной добредал до ручья,
что коряги и камни обегает, журча,
что висящие корни толкает и лижет,
и на мох серебристые шарики нижет?
Ты ложился и пил это холод взахлеб,
обжигая им пыльные щеки и лоб?
Ты когда-нибудь слышал в полутьме-полусне
дребезжащий по крышам первый дождь по весне?
Ты когда-нибудь после очень долгой разлуки
согревал свое сердце о милые руки?
И ребячья ручонка тебя обнимала?
И большая удача в работе бывала?
Если так, я почти согласиться готова -
счастлив ты, но ответь на последний вопрос:
ТЫ КОГДА-НИБУДЬ СДЕЛАЛ СЧАСТЛИВЫМ ДРУГОГО?
Ты молчишь... Так прости ж мне жестокое слово -
счастья в жизни узнать тебе не привелось...
(Вероника Тушнова)
- Золушка, детка, шесть таблеток димедрола пивом запей - все у тебя будет... (из народного).
обнимающей плотно и бережно тело?
И чтоб чайка в то время над морем летела,
чтобы облако таяло в высоте?
Ты когда-нибудь в зной добредал до ручья,
что коряги и камни обегает, журча,
что висящие корни толкает и лижет,
и на мох серебристые шарики нижет?
Ты ложился и пил это холод взахлеб,
обжигая им пыльные щеки и лоб?
Ты когда-нибудь слышал в полутьме-полусне
дребезжащий по крышам первый дождь по весне?
Ты когда-нибудь после очень долгой разлуки
согревал свое сердце о милые руки?
И ребячья ручонка тебя обнимала?
И большая удача в работе бывала?
Если так, я почти согласиться готова -
счастлив ты, но ответь на последний вопрос:
ТЫ КОГДА-НИБУДЬ СДЕЛАЛ СЧАСТЛИВЫМ ДРУГОГО?
Ты молчишь... Так прости ж мне жестокое слово -
счастья в жизни узнать тебе не привелось...
(Вероника Тушнова)