Но ты его не бойся !

Три головы склонились над картой. Та, что покрупней, с длинными черными волосами, с неухоженной бородой и с лицом покрытым редкими бугорками оспинок – это голова Юры Полынова - начальника отряда . Ближе к карте – голова его жены – Ларисы. Плохое зрение и нежелание носить очки заставляло ее смотреть на окружающий мир сквозь призму прищуренных глаз, а рассматривать карту чуть ли не касаясь носом нарисованных линий горизонталей. Третья голова – голова студента. Спутавшиеся в клубок светлые волосы, жидкая бородка, облезший нос и лопнувшая , давно не заживающая, по середине нижняя губа делали похожим его на помощника младшего кочегара малотоннажного судна дореволюционной Амударьинской флотилии.
- Значит так, слушай меня сюда, Склифосовский. Вот тут проходит зона окварцованных, ожелезненных сланцев с редкой вкрапленностью сульфидов. Она тянется в виде уступов по этому склону, проходит по водоразделу, а дальше на юг выклинивается. По крайней мере, на противоположном борту ее нет. Зону выявили еще до нас, съемщики. В этих местах они ее опробовали, - остро заточенный карандаш коснулся поверхности карты и прочертил два маленьких пунктира.
- Твоя задача, - шеф выпрямил спину и придал лицу выражение соответствующее значимости события, - доопробовать зону. Надо сделать шесть профилей, вот здесь и здесь. Чтобы легче было сориентироваться я выложил там каменные туры. Работы на шесть дней, по профилю на день. Работать будешь сам, пробы стаскивать сюда, в это место ( карандаш поставил жирную точку). Потом заберем их машиной. Все понятно?
- Угу .
- Смотри, студент, не перепутай !

Вот оно – первое самостоятельное задание ! Это же творческая работа , это всегда пожалуйста ! Это вам не работа в качестве ишака, носильщика , «принеси –подай» и бессменного долбильщика проб ! Это мы сделаем и оправдаем высокое доверие. Будьте спокойны, дорогой товарищ шеф !
- Да, и еще … верблюд там живет , дикий. Но ты его не бойся .


«Кара Белес» - в переводе с тюркского «черная спина». Точно подмечено. Месяц назад старенький ГАЗ 53 с отрядным барахлом пробился сюда по руслу одноименной реки. Может быть машина пропхалась и дальше, но перед развалами конечной морены долину перегородил ледник. Даже и не ледник, а просто здоровенная нашлепка спрессованного серого снега. Здесь и решили разбить лагерь. Высота в 4400метров не смутила шефа, наоборот « до работы рукой будет подать, а высота дело наживное, не бояре – привыкнем »…
- Студент, остаешься за главного, охраняй отрядное имущество, а мы быстренько в Мургаб за второй ходкой , завтра к обеду будем. Спальников навалом – выбирай любой, в кошмы зароешься - не замерзнешь. В чехле ружье , ну это так …
«А мы и не боимся» - думал студент. Ночью обложившись спальниками и кошмами он глядел на черное памирское небо .
Еще утром, получая снаряжение на базе, он выпросил у завхоза старый армейский бинокль. Теперь это был не просто бинокль, а телескоп. Мельчайший бисер туманностей, в восьмикратном увеличении, представлялся бесконечной чередой загадочных миров, живущих где-то там, совсем далеко – на границе вселенной, за гранью понимания. …

Машина пришла через трое суток. Днем студент обследовал окрестности будущего лагеря, ночью вооружившись ружьем и биноклем продолжал изучать созвездия южного неба.
Вокруг было то, что называют типичным ландшафтом Восточного памира . Наверно кое кто видел в этом ландшафте свалку мертвых камней, обуглившихся от солнца, растрескавшихся от ветра и мороза. Это увидел и студент, первый раз попавший на Памир, но чем дольше он пялился в бинокль на уходящий за горизонт гребень, чем дальше закладывал кольцевые маршруты от кучи отрядного барахла, тем яснее видел разнообразность форм окружающего бытия – законченность линий рельефа, изменчивость красок, насыщенность запахов и звуков. Бесконечные шлейфы осыпей, веером сползающие на дно долины, причудливые башни полосатых известняков, грязная спина уползающего за водораздел снежника, бордовые закаты - все волновало и удивляло студента. На третий день одиночества и созерцания, студент заболел. Эта болезнь не описана ни в одном медицинском учебнике, а симптомы ее проявятся через много лет, когда вдруг на рассвете тревожно заноет в груди и облака над полоской оранжевого горизонта превратятся в заснеженные вершины …..

По дну долины, заваленной дресвой и щебнем, тек небольшой ручей, выбивавшийся тонкими струйками из дырявых стен снежника. На ночь ручей замерзал, покрываясь серебристой коркой, и только к обеду следующего дня - просыпался .
В начале июня он был чистым и спокойным. Потом, в июле, ледник начнет интенсивно таять, будет пятится назад, как большой рак вслед убывающему прибою. В один из особенно жарких дней, ручей превратится в кофейную жижу замешанную на гальке и песке, с грохотом вылетающую из оплавленного ледникового грота. Но это будет потом …
Все это шеф мудро предвидел, посему , лагерь был разбит на невысокой террасе. В центре - шатер – армейская десятиместная палатка. Это самое главное, теплое, уютное и вкусно пахнущее место. Рядом такая же «десятиместка» для работяг- канавщиков и студента. Тоже место теплое, но не такое уютное и вкусно пахнущее….
Если выйти из этой палатки, то по правую руку будет склад, по левую, в двадцати шагах - палатка Полыновых, дальше маленькая двухместка поварихи – Валентины.
И совсем уж на отшибе – будка обшитая рубероидом – тут по вечерам тарахтит движок генератор.
Стойки палаток вкапывали по самое «немогу» - на полную длину ломика. Все крепилось основательно, может даже через чур. Это так думал студент – салабон, но шеф и старые работяги знали, что рано или поздно долина может превратится в аэродинамическую трубу, а палатки - в улетающие воздушные шарики….
Работяг было восемь - сем памирцев, похожих на цыган, с черными задубевшими от ветра лицами, и один бледнолицый, вернее бледнорыжий по прозвищу Сашка-шланг.
Длинный , худой и ленивый - в начале сезона он был просто Рыжим, а «шланг» к нему приклеился потом, после небольшого конфуза :
Любил Саня крепко поспать, да кто же не любит, особенно под утро. Но вот незадача – гидробудильник срабатывает. И такая досада Сашку взяла, что напросился съездить в Мургаб на базу. Там где-то в хламе откопал старый резиновый шланг от стиральной машины. Нормальный такой, даже с раструбом на конце. Довольный, приволок его в лагерь.
Чудеса происходят – рационализатор спит , по утрам по нужде не выходит.
Через неделю шеф дал команду в очередной раз укрепить палатки. Работяги лопатой пару раз тюкнули с той стороны где спал Сашка, а там из под земли конец шланга торчит, а второй - с раструбом, проведен во внутрь палатки. Так вот в чем дело.
Нее …. это так не пойдет. Придавили резиновый конец камнями, стали утра дожидаться. Саня сонный, прямо со спальника, сунул по утру , кое что в раструб , дал струю, а оно все назад…. С тех пор Санек и стал «шлангом»…


Работяги били канавы. Били – это значит копали, взрывали и снова копали.
Шло опробование протяженной зоны разлома. Зона светлыми высыпками трассировалась по бортам соседнего сая, поднималась на водораздел и там исчезала под толщей ледниковых отложений.
Работали парами. Как экскаватор - один на дне канавы с совковой лопатой и с привязанной к черенку веревкой, другой на борту с концом это веревки в руках.
Один тянет, другой – подгребает.
Раз в неделю приезжал взрывник с взрывчаткой. Десяток мешков весом в пятьдесят килограмм каждый, бухты шнуров-детонаторов – все надо было на себе занести на канавы, в аккурат на пять тысяч ….
Взрывчатку поднимали «всем миром», включая шефа и студента. Работяги – памирцы – дети гор – тащили на своем горбу по целому мешку, студент тоже пытался выглядеть саксаулом, но шея, придавленная пятьюдесятью килограммами трещала, коленки дрожали, посему «на крыло» брал двадцать пять, увеличив при этом количество «ходок» ….


Долина , в которой стоял лагерь, была троговой. Ее когда- то пропахал ледник –
образовалось корыто с крутыми бортами и плоским дном . Иногда в долину сползали облака. Они плотными серыми барашками устраивались на каменных уступах и так и сидели целыми днями, а потом, вдруг, срывались с места , сбивались в одно большое стадо и своими боками наглухо закрывали долину. Вот и сейчас долина была плотно законопачена свинцовым одеялом
Подпрыгнешь - рукой достанешь.
Студент бодро шел к месту своей дислокации. Тропы не было, но идти было легко. Прошел период мучительной акклиматизации . Все работало – руки, ноги, голова. Сердце равномерно отсчитывало положенные ему на этой высоте семьдесят ударов в минуту. Молодой организм приспособился - легкие натренированные
учащенным дыханием , расширились, ноги окрепли.

За спиной рюкзак, в руках молоток, над головой прозрачный небосвод, под ногами хрустит щебень, древних ледниковых отложений, впереди работа. Ты на ПАМИРЕ ! Черт возьми , что может быть лучше !

Через семь километров студент свернул в боковой сай. Долина Кош Агыл –огромная плоская сковородка, по научному – бессточная котловина, заполненная продуктами разрушения горных пород. Еще совсем недавно, каких-то тысячу лет назад, все здесь было покрыто сплошным ледниковым покровом. Потом ледник свалил, оставив после себя бескрайнее футбольное поле …

Подножье склона было завалено огромными глыбами свалившихся сверху камней - «чемоданов». Обогнув очередной «чемодан», размером в двухэтажный дом, студент очутился на небольшой зеленой лужайке, с темными блюдцами заболоченных солончаков, посередине.
«Что-то здесь не то» - подумал студент. Кругом все было изрыто, перепахано и удобрено толстым слоем навоза, с торчащими из него клочками шерсти.
В тишине, раздался звук похожий на причмокивание голодного гурмана. Совсем рядом, - большое и горбатое, это «НЕ ТО» неподвижно лежало в тени «чемодана».
Горбатая глыба зашевелилась и начала вставать. Как в замедленных съемках – сначала из темноты на свет появилась голова - выпирающие вперед крупные зубы, разрезанная пополам верхняя губа, в складках корой спрятались две ноздри, большие томные глаза, прикрытые тяжелыми веками. Затем появились горбы – сначала один, потом другой. Упитанные и упругие, они несгибаемой дугой, выпирали из узкой спины, переходящей к низу в огромный круглый живот. Изогнутая крючком шея, была покрыта длинной, свалявшейся в клубок шерстью. Сзади к телу был приделан мясистый хвост с пучком черных волос на конце.
В золотистых лучах утреннего памирского солнца, во всей своей красе, гордо, основательно и грозно материализовался красавец-верблюд.
« Дромадер, драмодар … , как там тебя , это вроде одногорбый, а двугорбый?» судорожно думал студент, уставившись почему-то на потертые верблюжьи мослы – коленки.
Верблюд был просто огромен. Два необхватных горба, черная лохматая грива, квадратная башка-будка, и эти челюсти методично двигающиеся по горизонтали. А вонь стояла - сшибала с ног и мутила сознание…..
« Интересно, что там у него в голове? Может псих какой-то, еще бросится. Обойду-ка я его стороной» - пятясь назад, подумал студент.

Зона тянулась по пологому водоразделу. Здесь через пару часов на каменном выступе выросла небольшая кучка отобранных проб. Работа была не трудной, понятной и самое главное – творческой. Протянуть рулетку, отметить интервалы, обстучать, набрать, задокументировать , подписать.
К шести часам первый профиль был закончен.
Внизу под склоном, в караульном обходе, медленно и монотонно, дефилировал горбатый часовой.
- Дорогу домой, гад, перекрывает, - пробормотал студент , запихивая пробы в рюкзак.
Солнце уже давно скатилось с зенита, и теперь гигантским прожектором освещало дальние хребты китайского Куэньлуня. В бинокль хорошо были видны заснеженные зубья пятитысячников, на фоне которых монументально возвышался глянцевый купол горы- великана. Музтаг Ата - широко и разлаписто восседала на белоснежном тронном месте королевы памирских гор….
Студент спустил пробы под склон и выложил их пирамидкой в аккурат рядом с коричневой пирамидкой верблюжьего помета… Вот и ориентир есть…

Вечером сидя на камбузе за столом и уплетая добавку борща, студент докладывал шефу о проделанной работе. Ну и о верблюде естественно упомянул…
- Ты с этим верблюдом поосторожнее, дикие они – все свирепые. Ты голову видел ?
- Да уж , будка конкретная…
- А пасть там такая, что голову откусит . Хрясь и как арбуз лопнет…
- Да не догонит он меня.
- Этот ? Да он километров под 60 в час чешет, наш Газон обгонит !
- Да?
- Так то , Склифосовский.
- Ну спасибо шеф, предупредил , Валя, дай еще добавки,
Студент протянул миску и вдруг почувствовал острую боль над голеностопном, в том месте где заканчивалась шнуровка триконей.
- Микки, гад ! отпусти !

Микки-гад - это собака.. Кто-то со знанием дела, определил, что это голубой японский терьер – порода редкая и никчемная. Хозяином терьера был старый геолог, работающий в столь отдаленных и убогих местах, что собака там бы сдохла, а посему ее сплавили в отряд к Полыновым, мол места здесь курортные, а мороки с ней не будет – она умная – сама о себе побеспокоится.
Умная уж точно. Микки первым делом выбрал себе нового хозяина – Валентину повариху. А общий камбуз-столовую – посчитал своим домом. Причем домом, который нужно постоянно охранять.
Каждый день одно и тоже. Кто первый входит в палатку, видит несущийся на него грязно-голубой лохматый ком с перекошенным оскалом. Раз – и он уже висит на штанине.
Кусал Мики всех всех безразбора – особенно работяг и Сашку, Полыновых -терпел, студента – презирал.
Покусанная братва хотела пару раз устроить темную, но Микки тонко чувствуя сущность момента, неотступно следовал за Валентиной. Куда она, туда и он. Но все таки была у собаки одна слабость – бараны. Четверо лохматых, черных как смоль, братанов жили в небольшом каменном загонене на отшибе.
« Битлз» - так окрестил Санек четверку.
Жили бараны - не тужили. Их никто не ел, берегли как НЗ, так на всякий случай. Мяса в отряде было всегда валом – мяса дикого - в виде козлятины и орхарятины, по причине наличия у шефа меткого глаза и твердой руки. Дикое мясо, да еще употребленное в большом количестве, да на такой высоте - в нетренированных городских желудках - …. это бомба. Но как говорил Санек :
- Лучше умереть от поноса, чем захлебнуться собственной слюной.
До баранов никому не было дела, кроме двоих – Микки и студента.
Микки любил баранов. Вернее пытался любить, когда тайком пробирался к ним в загон. Студент же, баранов ненавидел.
Одной из многочисленных обязанностей возложенных на его плечи - была забота об этих животных. Обязанность, надо сказать, самая обременительная, и как казалось студенту, несправедливая.
Утром перед работой, он гнал их на небольшие зеленые лужайки молодого террескена , росшего убогими кустиками на склонах долины. Один баран привязывался за колышек. Остальные паслись сами по себе, но из чувства солидарности никогда далеко не уходили. После работы студент загонял баранов в их баранье стойло. Вроде процедура простая и бесхитростная, но не тут то было. Как правило, привязанный баран отвязывался или вырывал колышек и дружная четверка растворялась в дебрях склоновых отложений. Студенту надо было найти их , потом, маскируясь обойти, зайти с верху, очутится над баранами, а потом уж гнать их вниз, а чтоб не разбегались, обстреливать камнями фланги нужного направления.
Бараны издевались над горе-пастухом. Перед загоном они делали маневр «два- направо, два –налево» и все начиналось сначала….
Когда на лагерь сползали сумерки и бараны наконец оказывались в стойле, наступал момент правосудия. Процесс экзекуции для обвиняемых был безболезненным по причине полного физического истощения обвинителя…

Прошло пять дней после знакомства студента с верблюдом. Работа подходила к концу. Кучка отобранных проб постепенно превратилась в «Мамаев курган». Верблюд все также курсировал вдоль склона, сверху он казался маленьким и безобидным и как казалось студенту – кем-то родным, ну не родным – знакомым уж точно.
Шестой день оказался не правильным, не нужным днем.
Утром, подойдя к заветной куче, студент увидел нечто глубоко обидное и весьма странное. Верблюд стоял возле проб и жевал их ! Мощные челюсти, как жернова, молотили пробные мешочки. Камешки - верблюд, деловито сплевывал назад, а матерчатые мешки жрал . Причем, самым бессовестным образом.
Кругом все было покрыто россыпью рыжих брекчий, то из чего состояло тело опробованной зоны. Редко попадались завязочки и скрученные этикетки с номерами проб.
- Гад ! Пять дней работы – пробормотал студент, сглатывая подкативший к горлу ком.
Запустивши в верблюда камнем , он развернулся и пошел домой.



Шеф все больше хмурил брови , слушая бессвязный рассказ . И как выстрел -
- Зону будешь опробовать заново !
- А верблюд ?
- Сам ты верблюд !
- Да ладно, шеф, вступился за студента, Сашка, может приволокем его в лагерь, будем поднимать на нем взрывчатку ?
- Ну что ж, Склифосовские, вот вам и задание – берите машину и вперед , за остатками проб, заодно и верблюда в лагерь пригоните. Рыжий – за старшего .
- Это мы пожалуйста ….

Отрядный водитель с утра ушел с работягами на канавы, посему за руль сел Сашка-шланг, ремеслу этому обученный. Оказалось, что Сашка неплохой водила – подогнал машину прямо к жующему верблюду - как-то втиснулся, продрался среди камней-чемоданов.
Побросали остатки проб в кузов , что дальше ?
Студент, сидя на капоте ГАЗона, категорически отказался подходить к горбатому, и вообще – «ты старший , тебе и решать что делать».
- Я знаю, надо его оседлать, ну как диких лошадей, а сначала нужно его посадить, вернее уложить. А вообще, он не дикий – домашний - видишь в носу кольцо торчит и дикие они меньше размером, а этот переросток какой-то.
Рыжий вытащил из кабины веревку и смело шагнул к морде верблюда.
Сквозь лохматые ресницы пробивался тяжелый оценивающий взгляд.
- Тут главное веревку ему в кольцо просунуть.
- Ага, ты дотянись, сначала.
Дотянуться до кольца не получалось.
- А ты подпрыгни.
Верблюд вел себя смирно – головы не откусывал и даже не плевался. Потом он смешно стал дергаться вверх, норовя увернуться от Сашкиной руки.
Как ни странно, с третьей попытки, Рыжий умудрился пробросить конец веревки в кольцо.
- Теперь надо сказать «чак , чак» и потянуть веревку вниз – продолжал умничать студент – это я такое в телеке видел.
Сашка так и сделал. На удивление обоих, верблюд вдруг лег, как-то неловко и совсем по-стариковски.
- Ну вот и все, теперь он наш , - Санек деловито похлопал по горбу – залазь – такси подано.
- А он не того ?
- Того не того, залазь - времени мало !
Студент сполз с теплого капота и неуклюже взгромоздился между двумя горбами.
- А как поднять его ?
- Да лупани ногами по бокам !
Верблюд неожиданно резко поднял зад, да так, что студент еле успел вцепится в передний горб. Наконец поднялась и передняя часть.
- Нооооо, пошла родимая ! проорал студент и «корабль пустыни» сдвинулся с места .
Вскоре выяснилось, что верблюд не такой уж свирепый, а скорей наоборот – пугливый, старый и хромой. Какие там шестьдесят, он еле еле выдавал пару километров в час, изредка ускоряясь, когда Саня нетерпеливо подталкивал его гудящей машиной в зад.
Наконец студент заорал, что больше так не может, что горбы ему все отдавили и вообще, он хочет на свежий воздух . Спешившись, он нетвердой кавалеристской походкой повел верблюда под уздцы.
- Мы такой похоронкой, к ужину не успеваем.
- Есть другие предложения ?
- Может его в кузов запихаем, ну весит он тонну, а машина полторы берет.
На том и порешили.
Санек тут же нашел нужный обрывистый уступ речной террасы, опустил борт и подал под уступ задок машины. Получилась ровная эстакада – шагнул и ты в кузове.
Подвели горбатого. Рыжий зашел в кузов, взялся за веревку, студент уперся в заднюю ляжку, стали тянуть - толкать. Это все равно, что сдвинуть вручную баобаб. Верблюд наклонится вперед, кажется вот вот сделает первый шаг, а потом раз назад – студент на земле, Санек без веревки. Второй, третий заход – то же самое.
А потом верблюду все это надоело, он вдруг заворочал желваками и спокойно так, без предупреждения, под высоким давлением, выдал порцию зеленой вонючей жижи прямо на маячившую перед ним рыжую физиономию .
- Ты не расстраивайся, это же всего лишь трава …
Но было поздно. Что-то крича и размахивая руками, Санек спрыгнул с кузова , сел в машину и уехал ….
« Даже не посигналил на прощанье» , - грустно подумал студент.
Делать нечего, солнце уже свалило за гребень - надо торопится. Укротитель верблюдов взялся за веревку и друзья двинулись в путь ….

Была уже ночь, когда они, наконец, подошли к лагерю. Сороковатная лампочка на центральном столбе тускло освещала контуры палаток.
Может спят уже все ?
Студент откинул полог десятиместки и зашел на камбуз. Валентина не спала – она стояла с поварешкой в руке и задумчиво смотрела на плавающие в казане куски архарятины.
- Валь, смотри кого я тебе привел ! – студент стоял спиной ко входу и незаметно тянул веревку. Тянул и тянул, пока лохматая голова- будка не появилась в проходе.
Валентина, медленно повернула голову. Было тихо, уютно шуршала газовая горелка….
Раз, два, три …. отсчитывал студент, когда же до нее дойдет ?
Дошло когда было десять …..
Бац - упала поварешка …
Потом студент вспомнил фильм «Освобождение», там где танковые части генерала Рыбалко, включив сирену, штурмовали Берлин… Валентина дала на октаву выше…. Через секунду подключился Микки. Захлебываясь собственным лаем и слюной он выскочил из-под стола и бросился в атаку.
Испуганный враг начал отступать. Студент тянул за веревку, чтобы вытащить верблюда наружу, но верблюд застрял. Он бился своим затылком об деревянный косяк прохода, задирая голову вверх и назад, но так выйти он не мог, а опустить голову боялся - взбесившийся Микки так и норовил вцепится в морду непрошенного гостя. Наконец косяк поддался, затрещал рвущийся брезент, зазвенела падающая посуда …
Стали доносится голоса проснувшихся работяг.
- Все, надо тикать, - подумал студент и выпустил веревку ….

Зачинщик ночного погрома ворочался во сне. Ему снился галопирующий верблюд с начальником на горбу. « Убью , студент !» - кричал шеф, размахивая шашкой….
Утро было безрадостное. Рабочие молча восстанавливали разрушенную столовую. Из Валентининой палатки доносились причитания поварихи и настойчивый бас Полынова. Вдалеке маячил верблюд, привязанный к бревну.
- Подальше привязали, чтоб воздух не портил , - изрек Сашка , - сейчас позавтракаем и начнем грузить. А шеф Вальку ублажает - с утра собралась деру дать …

По разнарядке у студента сегодня было опробование канав. На водораздел поднимались молча . Шеф думал о структурных особенностях выявленной им зоны, о том, что неплохо было бы сюда затащить буровую, о метражах, кубожах и о предстоящей охоте. Студент думал только об одном – «когда же наконец кончится этот дурацкий подъем и шеф даст команду «перекур»….

… По дну канавы тянулась металлическая полоска тридцатиметровой рулетки. Выбранные интервалы были помечены небольшими каменными турами. Согнувшись калачиком , вприсядку , иногда на четвереньках, студент «тянул борозду» - отбирал пробы. Работа не хитрая, но монотонная и бесконечная в своем однообразии. Сколы отбитой породы засыпались в бороздовый мешок , мешок взвешивался, потом к нему прикреплялась этикетка с описанием и номером выбранного интервала.
….Наконец откуда то сверху донеслось, такое долгожданное « вылазь, Склифосовский, обед». Тут же на бруствере накрыли дастахан – две банки кильки в томате, кусок старого сала, головка лука , полбуханки хлеба мургабской выпечки. Хлеб настойчиво «отдавал» дустом.
- Наверно в пекарне тараканов травили, - изрек студент, вгрызаясь в землистую корку.
Погода резко испортилась. Из соседней долины наползла свинцовая туча и стала посыпать водораздел белым горохом. Прятаться было некуда. Шеф натянул на голову рюкзак, студент – ватник. Два одиноких замерзших пингвина сидели на краю канавы и внимательно смотрели как круглые льдинки заполняют пустые консервные банки …
Подул ветер, и туча нехотя стала сползать с водораздела, оставляя за собой белое покрывало.
- Ну, в общем, я на сегодня закончил, а ты доделывай то что начал и вали домой, изрек шеф и растворился в пелене тумана.
Студент покорно вздохнул и спустился на дно сырой канавы.
Под ногами хлюпала жижа таявшего снега, промокли ботинки, ватник набухший от влаги противно облепил тело. Студент все стучал. «То что начал» он давно закончил и теперь он шел на принцип, на «слабо». Задубевшие руки уже не держали молоток – на десяток ударов по породе один приходился по пальцам. В голове крутился образ Павки Корчагина и почему-то огромная миска горячих, хрустящих Веркиных ландориков….
Смеркалось, когда студент «добил» последнюю пробу. Как тюлень он медленно перевалил через бруствер канавы и начал спускаться. Крутая, мелкая сыпуха сама несла его вниз, оставалось только перебирать ногами и следить, чтобы рваные штанины не зацепилась за железки триконей….

- Боже, Юра, посмотри что с ним ! Студент глиняной скульптурой стоял посредине камбуза. С носа и рукавов бушлата капала ржавая вода.
- Ты что там на животе ползал ? А мешки зачем приволок ?
- Образцы там , наколотил ….
Через пару минут студент покорно сидел за столом. Опухшие кисти рук, опущенные в тазик, окрашивали теплую воду в красный цвет.
- Мумие добавь, проворчал шеф.
Вокруг студента крутилась такая приятная для него суета. Обмякшая Валентина засыпала в миску удвоенную порцию жаркого, Лариса заботливо снимало с головы куски засохшей глины. Даже шеф растаял - рассматривая принесенные образцы, он одобрительно посматривал на студента.
Прощен, обласкан, утвержден !


Камералка – наполовину вольный день. Наполовину потому, что, с одной стороны - в маршрут идти не надо, а с другой – в лагере всегда столько работы, что иногда – уж лучше в маршрут.
Для студента камералка – это дробилка проб. Железная ступа - «дура», пестик, сито – нехитрый набор дробильщика. Часто студенту в напарники давали Сашку-рыжего, по причине наличия у последнего низкой дисциплины. С Рыжим долбить было веселее. Обычно все шло на спор – кто меньше тюкнет, чтоб раздробить пробу или у кого звук громче или просто – кто сможет засунуть голову в ступу.
На этот раз они поспорили – кто все-таки первым даст Микки под зад. Микки терял бдительность. Вот и сейчас он деловито нюхал склоновые отложения со своими лохматыми друзьями, пасшимися недалеко от лагеря. Шустрый студент первым сообразил, что это тот самый момент – он бросился к камбузу, отрезая собаке путь к отступлению. Рыжий боясь проспорить, стал свистеть. Собака побежала к спасительной палатке, но было уже поздно – проход был перекрыт. Студент шагнул вперед, молча снял ремень и стал наматывать его на руку. И тут произошло нечто непонятное – Микки упал на спину, поднял лапки и жалобно заскулил. Суровое, закаленное памирскими невзгодами, сердце дрогнуло.
- Живи, Склифосовский, - произнес студент, великодушно уступая собаке дорогу.
С этого момента они стали друзьями. Вместе ходили пасти баранов, вместе охотились на сурков, вместе по вечерам ходили провожать солнце, сваливающее в багровый закат за дальний гребень…

Каждый день бараны все дальше уходили в поисках убогого пропитания. Студент все выше поднимался за ними, все больше злился и махал руками за каменной стеной загородки. Наконец шеф осознал всю бесперспективность содержания домашнего скота и отдал баранов уезжающим в отгул рабочим. Одного – оставил, наверно для того, чтоб кое кому жизнь медом не казалась. Барана не привязывали, мол один он будет тянуться к людям и далеко от лагеря не уйдет. Прогадали. Баран оказался полным «бараном». Он стал пугливым, психованным и диким.
В последний день жизни он пасся уж очень далеко. Маленькая черная точка медленно двигалась под верхней башней известняков на гребне водораздела.
- Не дрефь, поймаем. Я пойду с тобой, сказал шеф, глядя на угрюмое лицо студента.
Ловили барана долго и безрезультатно. Брали в клещи, зажимали к скалам – баран прорывался. Наконец удачно обошли сверху – погнали вниз. Осталась пара сотен метров до загона, баран вдруг дал по тормозам, повернул на девяносто градусов и с удвоенной скоростью ломанул по горизонтали. Шеф бросился на перерез. У него было преимущество, так как находился сверху, и казалось , что вот вот настигнет беглеца . В отчаянном броске шеф прыгнул «ласточкой» и в падении, схватился рукой за курдюк. Курдюк был тощий и скользкий, - взбрыкнувши задом баран снова вырвался на свободу.
Рабочие, давно закончившие работу и уже отужинавшие, с интересом наблюдали за маневрами любимого шефа. Тот лежал на животе и рассматривал небольшой клок вырванной бараньей шерсти. Затем мощно и протяжно :
- Стреляй гада !
Через пару минуту раздался выстрел, затем второй. Кто-то из рабочих стал палить из карабина
Студент подполз к шефу.
- Ух ты, как на войне.
- Года три назад, ковыряемся с работягами на канавах , высоко, на водоразделе.
Вижу снизу ползет машина. Смотрю в бинокль – армейский шестьдесят шестой. Останавливается . Вываливается свора погранцов с автоматами и давай шмалять по нам – за баранов приняли. Мы на дно канавы залегли, шапки на лопаты натянули – машем, свои не стреляйте. Вот это было как на войне …, а это … , но ты лучше голову не поднимай.
- Да я и не поднимаю.
Над прижатыми к земле головами свистели пули. Они ударялись в камни перед самой мордой барана и с визгом рикошетили в небо.
- Смотри, хотят остановить его. Логично.
Беглец плевал на эту логику и пер неотступно вверх.
-Уйдет . Опять сейчас под скалы залезет, - и уже во всю глотку – Стреляяяяяй !
Хлопнул выстрел.
- Попал ! Вперед студент !
Загонщики, на всякий случай, пригибаясь, бросились к барану…

Внезапно закончилось короткое восточно-памирское лето. Днем небо все чаще стало покрывалось пеленой белесой дымки, ночью – все ярче освещаться вспышками зажженных спичек-комет. Ударили морозы. Впрочем, и в разгар лета, погода не баловала – редко удавалось сбросить бушлат и оставшись в свитере принять солнечные ванны.
В палатке рабочих печка не остывала. Под нарами лежал мешок аммонала, тайком от начальства спущенный с канав. Жменя белых гранул взрывчатки, брошенная в печку, за пару минут раскаляла ее до красна, надолго сохраняя жар.
Рабочие заканчивали бить канавы и теперь верблюда использовали только для спуска проб. Когда он был не нужен, его просто отпускали, когда предстояла работа - за ним отправляли молочных братьев - Сашку и студента. Те брали бинокль и лезли на ближний гребень, откуда просматривалась вся долина. Найденного верблюда гнали в лагерь. Вернее – не гнали, просто верблюд шел сам по себе – медленно и монотонно, гордо задрав голову, не обращая внимания на крики погонщиков.
Рабочие прозвали верблюда старым мотоциклом. Трудно сказать почему. По крайней мере, сходство только в одном – оба плоские и капризные в работе. Студен негласно взял шефство над горбатым. Кусок сухаря, а иногда и сахара, почесывание обломком лопаты под горбом, похлопывание по упругому животу - растопили сердце великана. Теперь верблюд далеко не уходил от лагеря, мудро полагая, что и здесь неплохо можно заработать на пропитание…



…..Утром студент проснулся от мягкого шуршания по брезентовому скату над головой. Набросив ватник он вышел наружу. Тяжелое небо зацепившись за кончик антены, висело над палатками.
Раздался вздох. Студент повернул голову и увидел верблюда. Тот стоял напротив входа в столовку и задрав голову, что то вынюхивал.
- Что брат, сам пришел ? На завтрак спешил ? Пойдем я привяжу тебя подальше, а то Валька сейчас проснется – мало нам не покажется. На-ка, лучше сухарик, - верблюд осторожно наклонил свою огромную, плюшевую голову к протянутой руке.
- Знаешь, что ? Я сегодня уезжаю, прошептал студент в теплое, лохматое ухо …