Немного о прекрасном

Мы катались в Сестриере с Димой Бессоновым из Екатеринбурга, которого для краткости и для того, чтобы не объяснять некоторые его поступки, буду звать Димой-с-Урала. Еще там был Валя Соломенцев, который к описываемым событиям совершенно никакого отношения не имеет, но поскольку во всех моих последних рассказах он зачем-то присутствует – пусть и здесь будет, хотя его больше не будет.

Мы нашли место, где снег был – «лягушатник». Там работали снежные пушки, и утром, пока народ не проснулся, можно было покататься час или около того. Полого, конечно, но во-первых, лучше так, чем никак, а во-вторых - на пологом мы смотрелись очень круто. Спустившись по короткой трассе раз пять, и поразив все обучающееся сообщество своим умением закладывать крутые дуги, что для них было просто удивительно, и способностью стоять на неподвижной доске, что было просто невозможно, мы оказались в очередной раз наверху и пристегивали доски, когда одна новообращенная сноубордистка спросила на хорошем английском: «Как вам это удается?»

…Может быть, она спросила: «Который час?», а может, просто высказалась по поводу погоды – её совершенный английский был далек от нашего совершенно, но мы этот вопрос поняли именно так и Дима-с –Урала с энтузиазмом начал объяснять на своем английском, что, мол, «попой активнее надо двигать». Когда удивленная девица переспросила, Дима-с-Урала повторил и добавил легкий шлепок по тому месту, которым и надо, по его мнению, активнее двигать. Я, конечно, возмутился, и хотел сказать товарищу, чтобы свои азиатские замашки он приберег для кого-нибудь другого, а здесь все-таки Европа – Франция - цивилизация: Клод Моне, Эжен Мане…, но Дима удивленно воскликнул: «Она еще и без защиты!» и еще несколько раз шлепнул девушку по пятой точке.

И тут я почувствовал в себе педагогический талант. На безупречном английском, то есть сплошным мычанием и гыканьем, я начал учить прекрасную незнакомку азам сноубординга. Я слегка пошлепывал ее по великолепной попе, объясняя, что нужно податься вперед, по ней же – что нужно назад, влево или вправо… Все объяснялось гыканьем и пошлепыванием. Дима-с-Урала мешал как мог, бессистемно и беспорядочно шлепая её по попе с другой стороны, чем сводил на нет все мое обучение. Я хотел сказать девушке, что настоящий учитель – я, ведь мой «Самоучитель…» называли лучшей книгой на эту тему (пока не появились другие), но пока я работал над переводом фразы: «Человечество еще не знало столь совершенного по своей форме и содержанию произведения, вставшего в один ряд с…» Дима-с-Урала нагло влез на мою территорию и шлепал по моей половине уже двумя руками. Плюнув на перевод, я принял вызов и начал войну.

Свои доски мы забросили в канаву и все силы и умение бросили на обучение юной девы. Если ей нужно было повернуть, нежными шлепками мы указывали – куда, если остановиться – когда. Мы не давали ей упасть, поддерживая за попу, а если она все-таки падала, помогали встать, за попу же приподнимая, а после этого долго и тщательно отряхивали ее штаны. У нее была хорошая фигура, распущенные каштановые волосы выбивались из-под шапки, что, впрочем, написано просто для украшения и не имеет никакого практического смысла. Мы не видели глаз, скрытых очками, но чувствовали: учиться ей нравится. Нам же нравилось учить. Как-то незаметно мы заключили перемирие, ибо ничто так не сбивает с толку ученика, как разногласие учителей. Иногда незнакомка что-то лепетала по-своему, очевидно, выясняя что-то про задний кантинг, и тогда мы с Димой-с-Урала с энтузиазмом рассказывали ей все, что про это знали: только снег со штанов летел. Со стороны наша троица, наверное, смотрелась смешно: хрупкая девица и два здоровых мужика: шлепки, крики «Это я ее нашел!» и «Человечество еще не знало…», но нам было не до посторонних взглядов: мы самозабвенно отдавались педагогическому процессу. Попа, поверьте, была хороша, поэтому делиться знаниями было легко и приятно.

Через полчаса мы достигли такого прогресса, что я сумел объяснить нежными шлепками, что каска – важный элемент защиты сноубордиста, А Дима тем же методом с элементами поглаживания рассказал о животном мире Среднего Урала. Потом мы догадались снять рукавицы, и до чего же стало приятнее делиться опытом! Стали доступны тонкости, неощущаемые ранее: толстая, грубая ткань рукавиц скрывала, оказывается, такие нюансы, о которых мы и не догадывались. Обучение стало нежным и ласковым, мы даже кричать перестали и перешли на шепот. А она? Что она… Как говорил Жванецкий: «Она хохотала, как ненормальная…» А потом, конечно же «вдруг», как пишут в плохих рассказах (и я тоже напишу) она начала уворачиваться от наших педагогических рук, да так ловко, что у нее получилось поехать и не упасть, и она поехала и не упала, и не падала, пока не скрылась за поворотом, а мы молча стояли, опешив от такой стремительной развязки и только пар шел от наших натруженных рук.

Этой рабоче-крестьянской фразой про пар можно было бы историю и закончить, добавив что-нибудь про женскую неблагодарность, но в любом рассказе должен быть смысл или хотя бы мораль, поэтому я продолжу.

Вечером мы ужинали в одном из многочисленных ресторанов Сестриера. Пришли поздно, зал был почти полон: в одном углу, сдвинув столики, гуляли наши соотечественники: не ужинали, а именно гуляли. В другом – небольшая компания ирландцев только набирала обороты. Если вы спросите, как мы определили, что они ирландцы, я спрошу: а как можно не узнать ирландцев? Было еще несколько семейных пар, несемейных пар, вообще не пар, пар шел из кухни. …Что-то на паре меня заклинило… Мы сели в самый центр зала и терпеливо ждали свой ужин.

Дима-с-Урала перечитывал карту вин, когда в ресторан зашла красавица. Для одной истории двух красавиц, конечно же, многовато, но не могу же я писать неправду. Когда она вошла, зал слегка притих, ибо все женщины мысленно пожелали ей провалиться сквозь землю, а все мужчины – провалиться вместе с ней все равно куда. Мы с Димой-с-Урала тоже пожелали, а именно – бутылочку не помню чего, ибо понимали, что свою долю прекрасного поймали еще утром. Красотка в длинном кашемировом пальто, войдя в зал осмотрелась и, увидев ирландцев, направилась к ним. И вдруг (снова, как в плохих рассказах!) она издала радостный крик и, остановившись у нашего столика, начала что-то быстро-быстро говорить. Дима-с-Урала вдохнул и замер, а меня она слегка ударила по плечу, от чего я едва не потерял сознание. Мы поняли, что это наша утренняя незнакомка, но не были уверены на все сто: почти молодые, слегка интересные, две недели неженатые – у многих женщин есть повод кричать от радости, завидев нас во французском общепите… Конечно, руками мы ее узнали бы сразу (помнят руки-то!), но одно дело шлепать по попе в лесу красивую женщину в спортивных штанах, и совсем другое – в ресторане. И руки те же, и попа та же, но что-то мешает – воспитание что ли, или пальто кашемировое… Смалодушничали, не решились… Наговорив нам чего-то, чего мы не поняли, ибо я еще не приобрел сознание, а Дима-с-Урала не выдохнул, она пошла к своим. «Ну это, надо бы...», - выдохнул наконец Дима и замолчал, давая понять, что предложение закончено. Через пару минут к нашему столику подошел официант и по театральному откашлявшись, на жутком английском, то есть - понятном всем, громко сказал: «Эту бутылку вина вам передает дама» … Ресторан напряженно замолчал… В абсолютной тишине он закончил: «Она просила передать, что это - подарок для лучших инструкторов Сестриера!»

Эти воспоминания я хочу подарить Диме на день рождения, который случится очень скоро.

Собственно, все. Но поскольку я обещал мораль – вот вам мораль: когда вы полчаса шлепаете красивую женщину по хорошей попе, приятное ощущение в руках сохраняется несколько дней.

Аморальная мораль получилась… Но что вы хотели после такого рассказа?