Черновик

Глава третья: Попытки на Гран Жорассе

Что бы иметь хоть какие то средства к существованию Бартлу пришлось вновь зарегистрироваться на бирже труда. У меня все еще было в запасе обещание Густла Крёнера о совместной попытке на северной стене Гран Жорасса. Пришло время пустить в ход свой талант уговаривания и спустя всего четыре недели после нашего возвращения из Швейцарии мы оседлали свои скрипучие велосипеды и задавили педали в направлении Шамони. Ме были не одни. С нами за компанию из Мюнхена выехали Лео Риттлер и Ханс Брем, в их планах фигурировала северная стена Маттерхорна. Балагуря и шутя мы добрались вместе до Люцерна, откуда наши дороги расходились в разных направлениях. Прощание было грубым и громким. Я был бы на много сердечней, если бы знал, что вижу парней живыми в последний раз.

По дороге мы завернули еще к вершине Дрюзенфлю, о кошмарах, связанных с прохождением ее южной стены, мы были наслышаны. Вальтер Штёссер рассказывал о пяти трупах, которые он насчитал во время прохождения стены. Над стеною довлело проклятие. Первопроходцы прошли без потерь, вторая связка, попытавшаяся повторить маршрут сорвалась. Третья команда пролезла без происшествий, четвертая связка слетела со стены. Таким образом продолжалось дальше, пока Штёссер со своим товарищем не совершили девятое, поскольку не четное, безаварийное прохождение. Все команды с четным порядковым номером попытки на стене закончили свою жизнь трагично. Об этом «проклятии» было написано даже в свежем номере журнала «Bergsteiger», который нам удалось прикупить перед отъездом в Шамони. Понятно, что осознав, что мы имеем возможность стать десятой, четной и видимо обреченной связкой, мы не могли отказать себе в удовольствии попытаться пройти эту грозную стену.
Около Фельдкирха мы свернули налево и в три часа следующего дня стояли у основания южной стены Друзенфлю. На удивление она не выглядела особо страшной. Мы даже смутились – не заблудились ли мы на подходе. Но уже на третьем участке мы поняли, что это она – из камина над нами свисал обрывок веревки.
Еще парой метров выше мы обнаружили первые трупы. Они не выглядели страшно, потому что были по большей части засыпаны песком. Из описания мы знали о предстоящем траверсе влево, затем вверх к двум следующим телам. Удивительное описание, но довольно точное. Через два часа мы были на вершине. Маршрут был не особо сложным и не особо легким. Ничего сверхъестественного.
В Шрунсе нам захотелось предпринять хоть что-нибудь и мы решили заявить о трупах в полицию. В полицейском участке нас послали к пастору, пастор послал к бургомистру, а тот, в свою очередь еще в одну бюрократическую инстанцию – никто не показывал особого интереса и рвения в этом щекотливом вопросе. Наше предложение посодействовать, как квалифицированных альпинистов, в снятии тел со стены не вызвало у местных чиновников ни капли энтузиазма. На нет и суда нет, в конце концов это не наше дело. Наш интерес заключался в испытании себя «проклятием», которое должно было погубить десятую связку. Погубить не удалось, более того, в прекрасном расположении духа мы направили колеса наших великов в направлении Шамони.
Наш путь вел по сказочной Швейцарии, от хребта к хребту, от озера к озеру – гораздо быстрей, чем мы думали, оказались у цели.
Выбрав плацдармом приют Лешо, непосредственно в виду северной стены Жорасса, мы начали перетаскивать грузы из Шамони, через Монтевье на хижину. На каждую ходку у нас уходило от пяти до семи часов – из за финансовой несостоятельности использования трамвайчика на Монтевье даже не обсуждалось. Вообще все наше мероприятие финансировалось, под большой тайной, частично из средств секции DAV Bayerland и на свои собственные, увы не очень обширные, средства. В первую очередь Густл, который не был богачом, но и не влачил бедняцкое существование, вбухал в нашу поездку все свои сбережения. Мне нечего было добавить в котел кроме своего товарищеского отношения и своего альпинистского авантюризма. Густлу подошел подобный расклад.

На хижине никого кроме нас не было. На кухонном столе стоял двухкомфорочный примус. Мы быстро смогли подружиться с ним. Более того, мы научились не только заводить его с пол-оборота, но и научили его саботировать любые попытки раскочегарить со стороны "посторонних"! Когда к приюту приближались люди, а мы могли это видеть издалека, мы «переключали» примус в режим саботажа и с сочувствующими минами наблюдали как несчастные , только что подошедшие французы или швейцарцы пытались разжечь горелку. Понаблюдав некоторое время за их бесполезными усилиями мы как ангелы-избавители подключались к процессу и горелка чудесным образом начинала функционировать, а мы пожинали плоды благодарности и симпатии со стороны ново-прибывших. Если же погода была отвратительной, то мы не позволяли себе подобных шуток, а просто к приходу новых групп кипятили чай и таким образом опять таки зарабатывали симпатию окружающих. В результате мы дружили со всеми посетителями приюта Лешо.

В середине июля мы начали предпринимать осторожные попытки контакта со стеной. Она обманывала своими масштабами. Приблизившись вплотную я был уверен, что всего через пару часов работы мы одолеем ее. Над пышным оптимизмом моей самооценки не довлело облако практического опыта. Густл только посмеивался. Примеряя на ботинки кошки мы провели настоящую церемонию, ведь я впервые одевал эти зубастые штучки на свои ноги. Бергшрунд был скоро преодолен и пройдя всего две веревки льда Густл выпустил меня вперед. Он считал, что нет лучше способа, при котором я научился ходить по крутому льду. Правда я сразу почувствовал себя вполне уверенным. «Вот это да, это ведь просто сказка. Совершенно не надо искать зацепы для рук и уступы для ног! Где хочешь, там и стой». Крутизна склона меня совершенно не смущала. Всю опасность и непредсказуемость льда мне довелось почувствовать на своей собственной шкуре, но позднее. Густл, в отличии от меня, был осторожен, забивал ледовые крючья и выбивал лунку, в которой можно было стоять на станции. На мой вкус все это продолжалось слишком долго и только мое бесконечное уважение к напарнику не позволили мне начать чертыхаться от неудовольствия. Когда была моя очередь, я вставал на передние зубы кошек, в то время они были еще всего десяти-зубными, и убегал вверх на всю длину веревки. И все это как полный новичок в ледо-лазаньи.




Лето 1931 года было совершенно отвратительным. Не было двух дней подряд с хорошей погодой. За то плохая погода держалась неделями. Нам пришлось прождать почти две недели, прежде чем мы смогли вновь продолжить свои попытки на стене. Умудренные предыдущим опытом мы решили обойти большой кулуар под стеной, начав лезть по скальным останцам справа. Но и здесь мы не оказались защищенными от камнепадов; булыжник величиной с кулак выбил у меня из рук ледоруб и рассек нашу веревку почти до половины. То что со мной ничего не произошло было похоже на чудо. Мы дали деру будучи шокированными и очень испуганными. Вернувшись на приют мы отпраздновали свой "новый день рождения".
Три раза мы пытальсь пройти стену. Один раз пробовали даже, ставший впоследствии знаменитым, "ребро Валькера". Но, видимо, время Гран Жорасса просто еще не пришло. Сегодня то я понимаю, что все наши тогдашние "неудачи" были для нас одной большой удачей! Только смелости и умения лазить на такой горе недостаточно. А опыта прохождения таких маршрутов, не говоря о подходящем снаряжении, в то время у нас просто не было.

Гораздо более знаменитые и опытные альпинисты, Вельценбах и Меркл, обломали свои зубы при попытках прохождения этой стены.
Сидеть под горой и ждать с моря погоды было не в наших интересах, мы любили лазить и не любили сидеть. Вилли рассказал нам, как он в двойке с Мерклом пытался пролезть северную стену Шармоз, и как их накрыла непогода, и как они были вынужденны, выше второго ледового панциря, уйти траверсом на гребень. Мы были молоды и совсем не обладали чувством такта. Услышав эту историю мы тут же стали вслух прикидывать свои шансы довести их перво-прохождение до конца. Видимо отсутствие у нас воспитания и хороших альпинистских манер не очень понравилось и спустя день они вновь полезли на Шармоз. В том же самом месте, как и в первый раз, их заблокировала непогода, но на этот раз они не ушли на гребень, а высидели все три штормовых дня не сдвинувшись с места под "палаткой Здарского". Писаки, услышав о том, что немецкая двойка три дня назад ушла на восхождение и пока что не вернулась мгновенно воспользовались случаем начали нагнетать драматизм в ежедневных выпусках газет. Нас с Густлом так-же объявили "пропавшими без вести", а мы в это время поедали один блин за другим коротая время на приюте. Когда запасы муки подошли к концу мы вынужденны были спуститься в Шамони и там узнали о своей "трагичной судьбе"! А вот что произошло с Вельценбахом и Мерклем было не ясно. Загрузив рюкзаки провиантом мы в тот-же день отправились опять наверх на Монтэвер, что бы на следующий день выйти на стену Шармоз. Но перед тем как полезть на северную стену мы решили зайти в тамошний помпезный отель и узнать в какой части стены немцев видели в последний раз. К нашему великому удивлению, в 4 часа утра, окно их номера было распахнуто настеж. Мы начали с Густлом обсуждать, что бы это значило, как в проеме показалась тень. Это был Вилли Вельценбах. Они прождали улучшения погоды, но так и не дождавшись ушли влево на восточную сторону, по ней поднялись на вершину и по нормальному пути подъема спустились обратно. Вернувшись в отель они распахнули все окна, как будто три дня на стене им показалось мало, для того что бы спать со свежим горным сквозняком. Услышав наши голоса они позвали нас в номер для празднования перво-прохождения. При закрытом парадном подъезде нам не оставалось ничего иного как залезть по стенке на второй этаж, что бы в 4 часа утра выпить с друзьями бутылку великолепного "красного"!

Начинало светать, рождался следующий день. Всё необходимое снаряжение у нас было с собой, что же, не теряя времени мы направились на приют Рюкан, для того, что бы сходить на Ден дю Рюкан. Уже в виду вершины, в паре веревок от нее в ледовом кулуаре нас настигла очередная гроза. Вот теперь мы решили что с нас довольно; Рюкан, по французски акула, так почему бы нам не отправиться туда, где эти бестии живут? Там то наверняка теплее! Вниз в Шамони, на велик верхом и вперед в направлении Марселя. По дороге мы увидели указатель на Ниццу - 250 километров. Вообще то мы не планировали посещать Лазурный Берег, но с другой стороны почему бы и нет? Разворачиваем велосипеды и вперед к Ницце. Лишь за 20 километров до города кончились горы; через сорок минут мы с воплями и визгами бросились в теплые волны!

С этого момента началась "сладкая жизнь"; мы никуда не спешили и день ото дня двигались по по побережью на запад в направлении Марселя. В это же время вдоль моря проходил один из этапов велогонки "Tour de France" и не смотря на рюкзаки за плечами нас довольно часто принимали за отколовшихся участников гонки и соответствующим образом принимали и потчивали. Ну а мы и не отказывались, зачем же расстраивать столь милых людей?

Добравшись до Марселя мы с печалью осознали свое полное финансовое банкротство. Для посетителей Лазурного Берега вполне предсказуемый финал. Встретив в портовом квартале Марселя пару немцев мы смогли договориться о подработке на разгрузке сухогруза. Необходимость пополнить нашу дорожную кассу мотивировала нас работать там, куда большинство приехали отдыхать. Нам предложили перетаскивать с пирса на борт 100-килограммовые мешки! Густл, будучи еще меньше и еще хлипче меня сразу отказался. Я же, понаблюдав за старым, иссушеным арабом, только и успевавшим забрасывать на плечо мешок и подниматься по трапу наверх, переполнился спортивным задором и решив, что может он - могу и я, принялся за работу. Первый мешок меня почти раздавил, но потом я как то пообвыкся, но спустя уже два часа я в изнеможении разлегся на пирсе. Мои колени просто сложились и я как рыба, вытащенная из воды, валялся хватая ртом воздух. Густл же, организовав себе не трудную работу по перекатыванию бочек с места на место, с плохо прикрытым злорадством хихикал в мою сторону. Но увидив, что все серьезно он бросил бочку и сразу подбежал ко мне с желанием помочь. Другие "коллеги" то-же подошли и с сочуствием пытались меня преободрить похлопывая по плечу.

Я страшно переживал, но деньги, заработанные за эти два часа стали прекрасным утешением для моей души. Ну и для тела то-же, мы с Густлом завалились в первую же таверну и заказали себе убойную порцию еды. В качестве отеля нам посоветовали местную ночлежку для портовых бродяг. Ну а что, должно быть просто, но чисто а еще и похлебка перед сном и все за так. Вечером в 6 часов она отворяла двери, а утром, опять таки в 6 часон нужно было покинуть сие богоугодное заведение. Но нам этот вариант не очень подходил, мы ведь хотели погулять по самому "греховному" городу Франции, а уж портовые кварталы были самыми "сливками" города, если конечно вообще можно в этом контексте использовать эпитет "сливки"! У нас была еще одна проблема - не было денег. Мы были готовы к самым умопомрачительным "приключениям", но "они" требовали всегда "предоплату" и поскольку мы платить не собирались - то из каждого "заведения" на нашем пути нас вышвыривали на тротуар. Не смотря на это мы до двух часов ночи развлекались подобным образом, пытались выторговать у девиц "хорошую цену, а лучше за бесплатно" и вновь приземлялись на тротуар. Мы получили массу удовольствия. В третем часу в ночлежку уже не пускают. Не теряя времени мы оседлали велосипеды и попедалили обратно в Шамони. Два с половиной дня спустя уже были там, и не теряя времени сразу пошли наверх на приют Лешо.

Проходя под северной стеной Гран Шармоз мы не устояли перед ее шармом и решили: "прям здесь и прям сейчас"! Понятно, что перед такой стеной надо отоспаться, отъесться и только потом полезть. К полудню следующего дня мы наелись досыта и не чуствовали больше никакой усталости от вело-пробега. Упаковав рюкзаки мы вышли под стену. Подойдя под основание к трем дня мы решили что для бивака рановато. Наверняка повыше найдется уютное местечко для ночевки. Так нам казалось.

Сказано - сделано, вперед на стену. Первые 600 метров никакой технической сложности не представляли. Скалы были мокрые, часто обледенелые, по ним хлестали водопады и лазанье было не всегда простое, но мы двигались так быстро и не связавшись, что у нас просто не было времени обращать внимание на все эти неудобства. В 6 часов вечера мы долезли до центрального ледового пятна и решили, что сегодня с нас довольно. Начав организовывать на стыке льда и скал, в рандклюфте, место для бивака мы стали свидетелями схода мокрой лавины. Громадная площадь размокшего фирна и снега сошла с ледового поля и прогрохотала по скальному цоколю вниз. Как же нам повезло, что мы уже не находились там. Но настроение было уже испорчено; кто знает чего можно ожидать сверху? Какая гадость и когда прилетит на нашу бедовую голову? Поразмышляв мы решили не откладывать в "долгий ящик" и прям сейчас пройдя ледовый панцырь заночевать на его верхнем краю.

Дальше было весело. Такого курьоза я еще не встречал. Лед был на поверхности твердый, но как только я бил ступеньку из нее начинала пульсировыть вода, прям как из родника! Я почуствовал себя Моисеем, стучащим по камню; только мне некого было напоить; драгоценная вода лишь заливалась к нам в ботинки. Чтож, тогда попробуем без битья ступеней! Двенадцатизубых кошек мы тогда еще не знали, в смысле их тогда еще просто не существовало. Разогнавшись на сколько возможно, вбивая все 10 зубцов своих кошек в лед, я вылазил на всю веревку и лишь наверху забивал в лед первую "морковку" на которой и организовывал станцию, получая очередной фонтан ледяной воды в ботинки. Не удивительно, что при таком подходе к страховке мы довольно быстро оказались на верхнем крае ледовой доски.

Оказаться то мы оказались, но этот верхний край был таким раскисшим и уклон таким большим, что думать о удобном биваке не приходилось. Где же Вельценбах с Мерклем сдесь выбрались со стены? Вместо того, что бы найти маршрут наших предшественников мы оказались у основания восточного желоба стены, выводящего прямо на вершину. Темнело, в Монтэвере зажглись огоньки отеля. Света было не много, но его было достаточно для того, что бы понять, что забиваковать в этом месте невозможно! Начало желоба показалось мне практически вертикальным. Паралельно льду, в левой, гранитной стене желоба, проходила длинная узкая трещина. Она проходила так, что позволяла пройти держась руками за ее край "в откидку" и упираясь кошками в лед. Этот прием функционировал блестяще за исключением того обстоятельства, что так и не нашлось места под станцию. Густл возмущался и протестовал, но когда веревка вся вышла, ему пришлось полезть таким же образом, что он и исполнил под аккомпанимент жестких ругательств. Наконец я долез до выположения, лед вновь покрылся фирном и я смог на нем надежно встать. Вовремя однако, трещина в граните сошла на нет, а сумерки окончательно превратились в ночьную мглу. Казалось, что до конца желоба можно достать вытянутой рукой, но это было обманчивое ощущение. Кроме того горлышко желоба на гребне увенчал грандиозный карниз. Как то все это мне не понравилось. Я предложил Густлу спрятаться за отколом, накинув на него предворительно две петли связачной веревки. И это было правильное решение. Не успел я начать рыть туннель через карниз как он с громогласным треском обрушился и увлекая меня с собой полетел в направлении пропасти. Густл железно удержал мой срыв и я позорно ругаясь качался на веревке. Через минуту я уже перестал гундеть, а еще через другую был вновь на месте срыва. Теперь все выглядело намного привлекательней. Карниза нет и выход на гребень был не сложнее выхода по лестнице из метро. Когда мы вместе с Густлом вылазили на вершинную башню, на небо выкатывалась полная луна. Мы были бесконечно счастливы и с радостными воплями бросились друг к другу в объятия!

Сказать, что мы вымокли - значит не сказать ничего. Густл был более осторожен и взял с собой легкий спальный мешок. В него мы оба и втиснулись. А еще он взял с собой миску отваренного риса. Что еще нужно человеку для счастья? Свет у нас, хоть и лунный, был. Одежда на нас, хоть и мокрая, была. Холодно было нам, ну и это не навсегда, когда-то должно же было наступить утро...

Все это, вкупе с ощущением преодаленной опасности и удовлетворения от достигнутого является главным результатом альпинистской деятельности. Признание извне было нам тогда не знакомо и собственно совершенно нас не интересовало. Гораздо интересней было спуститься в Монтэвер, заказать по "поллитре" пива и попивая его маленькими глотками разглядывать только что пройденную стену. В этот момент ты начинаешь особенно остро вспоминать часы борьбы, начинаешь осознавать опасности, которые подстерегали тебя все время на стене. Было даже как то стыдно за то, что мы выжили после поединка с этой коварной стеной. добравшись до приюта Лешо мы посвятили себя беззастенчевому тунеядству. Густл посвятил себя любимому занятию и готовил умопомрачительные яства на кухне, а я занялся ботаникой и геологией. Сначала украсил хижину цветами растущими в окрестностях, а потом пошол собирать кристалы, продав которые в долине мы могли несколько разнообразить список закупаемых продуктов.