Военные годы Приэльбрусья

Пишет robinsya, 09.05.2007 22:45

С модой на риск связывают увлечение альпинизмом современные журналисты непрофильных сми. Не знаю, то ли им не интересны хорошие новости, то ли просто они до прессы не доходят. О всевозможных ЧП в горах сообщает МЧС – у них работа такая… Спасибо Валерию Розову… тот прыгнет со стены Большого Паруса или там Торрес дель Пэйн – вот вам и информационный повод: рассказать, что он поднимался на вершину вместе с профессиональными альпинистами. Так что изредка новости об успешных восхождениях наших альпинистов на вершины в разных уголках планеты все же прорываются в ТВ-программы центральных каналов. Но чаще все же негативные...

А в годы всевозможных войн, которые терзали в разные века нашу планету, в том числе в сороковые годы – годы Великой Отечественной – навыки жизни и передвижения в горах очень ценились. И от альпинистов порою зависела свобода городов и жизни людей. Как ни пафосно это звучит, они отстаивали рубежи нашей родины. Ими гордились. Их уважали.

Наверное это поток сознания у меня, или просто сегодня день такой… Это грустно, что тех, кто защищал нашу страну, – в горах или на равнине – мы вспоминаем раз в году. И все же… С праздником Вас, дорогие ветераны! Вы подарили нам жизнь.

О военных годах, проведенных в Приэльбрусье, глава из книги В. Кудинова «Эльбрусская летопись».


Источник – «Изба-читальня»

ВОЕННЫЕ ГОДЫ ПРИЭЛЬБРУСЬЯ



(Подробно о событиях в Приэльбрусье в 1942—1943 гг. рассказывается в книге О. Л. Опрышко «На Эльбрусском направлении» Нальчик, 1970)

Второй год шла Великая Отечественная война. Гитлеровцы захватили Севастополь и Ростов, угрожали Сталинграду, наступали на Кавказ. Тяжелые оборонительные бои велись под Туапсе и Новороссийском, Моздоком и Нальчиком. Враг рвался к Баку — столице «черного золота», к Грозному, к черноморским портам. Фашистское командование бросило на Кавказ горнострелковые дивизии, прошедшие в Альпах обучение высшей альпинистской технике.

Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск, Черкесск, Микоян-Шахар (ныне Карачаевск), Минеральные Воды находились в руках оккупантов, которые вышли в район Главного Кавказского хребта — на Клухорском, Марухском, Санчарском и некоторых других перевалах.

В середине августа 1942 года горячее дыхание войны опалило и верховья Баксанского ущелья — куда из Сванетии, через перевал Донгуз-орун, вышло несколько эскадронов 63-й кавалерийской дивизии. Это была первая регулярная воинская часть, появившаяся в Приэльбрусье.

В те дни, как писал в своей книге «Битва за Кавказ» Маршал Советского Союза А. А. Гречко (Москва, Воениздат 1969 г., стр. 157), Ставка Верховного Главнокомандования директивно обратила внимание Закавказского фронта на серьезность создавшегося положения и необходимость принятия срочных мер для его исправления: «...Враг, имея специально подготовленные горные части, будет использовать для проникновения в Закавказье каждую дорогу и тропу через Кавказский хребет, действуя как крупными силами, так и отдельными группами.

... Глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непреодолимой преградой для противника. Надо крепко запомнить всем, что непроходимым является тот рубеж, который умело подготовлен для обороны и упорно защищается...»

Война приближалась к Приэльбрусью и к Баксанскому ущелью. Все чаще над горными хребтами и перевалами кружили «рамы» — самолеты-разведчики. На севере и востоке гремела орудийная канонада. В середине августа Баксанское ущелье оказалось отрезанным от предгорий.

Еще в июне на метеостанцию «Приют девяти» поступило распоряжение от пятигорского начальства о временном прекращении метеоработ и о подготовке имущества к возможной эвакуации. Горько было оставлять места, с таким трудом отвоеванные у природы, но война есть война, и во время ее действуют свои неумолимые законы. Метеорологи упаковали имущество, но дни сменялись днями, а новых указаний не поступало.

Зимовщики находились в полном неведении о дальнейшей судьбе метеостанции и, конечно, своей собственной. Наступил август. Занят, врагом Пятигорск, где когда-то находился «хозяин» эльбрусской метеостанции — Северо-Кавказское бюро погоды. У метеорологов с каждым днем угасала надежда на то, что про них в конце концов вспомнят.

...Раннее утро 17 августа 1942 года. Яркое солнце осветило ласковым светом Эльбрус и его бескрайние снежные просторы. На некогда оживленных в это время года склонах безлюдно и тихо. Пустует «отель над облаками», лишь в маленьком домике живут начальник метеостанции Алеша Ковалев, его супруга Зоя, наблюдатель и радист Яша Кучеренко.
Все погожие дни они проводили вне здания, до боли в глазах всматриваясь в даль, в сторону «Ледовой базы». В это утро, как и всегда, заняли свой «наблюдательный пункт» и вот около восьми часов увидели, что от «Старого Кругозора» по направлению «Приюта одиннадцати» и «Приюта девяти» быстро поднимается группа вооруженных людей. С волнением следили зимовщики за их приближением, мозг сверлила мысль: «Кто это? Наши или враги?» Идущие приближались, и вскоре стало ясно, что это свои.

С радостными возгласами зимовщики поспешили навстречу подходившим. Солдат тоже взволновала неожиданная встреча. По имевшимся у них сведениям, на Эльбрусе давно никого нет, и вдруг—люди!

Вскоре хозяева и гости расположились около здания на отдых. Порядком проголодавшиеся солдаты с аппетитом уничтожали рыбные консервы и компот, которыми, их усердно потчевала гостеприимная хозяйка Зоя Ковалева.
Выяснилось, что бойцы являются разведчиками, присланными из Терскола с заданием узнать, есть ли на Эльбрусе гитлеровцы или нет.

Метеорологи рассказали им о том, что в течение последних месяцев здесь никто не появлялся, лишь вражеские самолеты-разведчики почти ежедневно подолгу кружат над этими местами.

Около десяти часов зимовщики и разведчики увидели, что с перевала Хотю-тау на ледник Большой Азау спускается колонна людей. С помощью биноклей установили, что это гитлеровские егеря, везущие на мулах вооружение и ящики с боеприпасами.

Вскоре часть немцев повернула в сторону «Приюта одиннадцати», а остальные продолжали спускаться к «Старому Кругозору». Во втором часу дня егеря подошли к «Приюту одиннадцати», заняв его, а также скалы, расположенные выше. На Эльбрусе воцарилась напряженная тишина. Верхние скалы ощетинились направленными вниз пулеметами...

Зимовщики вместе с разведчиками обсудили создавшееся положение и решили срочно уходить в Терскол, под покровом густого тумана, «накрывшего» оба приюта, а, возможно, и нижележащие склоны Эльбруса.

Спускались очень быстро, хотя видимость стала минимальной. Невдалеке от «Старого Кругозора» полоса тумана окончилась, и вновь засияло солнце, осветившее обе группы гитлеровцев, одна из которых уже хозяйничала на обеих полянах «Кругозора», а другая была на подходе к перевалу Чипер-азау.

Решили обойти «Кругозор» и спуститься вниз сразу за ледником Малый Азау по отшлифованным им «бараньим лбам». С большим трудом, лавируя между скалами, прошли под «Кругозором» и незамеченными проскочили через открытую поляну Азау, маскируясь среди балкарских кошей.

Разведчики остались на опушке наблюдать за противником, а работники метеостанции поспешили в Терскол, чтобы сообщить о появившихся на Эльбрусе немцах (В основу рассказа о захвате немцами Эльбруса положены воспоминания непосредственных участников описываемых событий супругов Алексея и Зои Ковалевых, с которыми автор имел беседу в Тбилиси в июле 1944 года).

Утром 18 августа егеря из дивизии «Эдельвейс» спустились с «Кругозора» и попытались захватить Терскол, чтобы проникнуть вниз по Баксанскому ущелью. Но наши воины встретили их огнем и заставили отступить с большими потерями.

... Были предприняты неоднократные попытки выбить немцев со всех эльбрусских перевалов, со «Старого» и «Нового Кругозоров», с «Ледовой базы» и вообще с Эльбруса.

В высокогорье завязались тяжелые бои. Упорными и кровопролитными они были в районе «Старого Кругозора», «105-го Пикета» и «Ледовой базы». Однако гитлеровцы, занимая господствующие высоты на склонах Эльбруса и у «Приюта одиннадцати», оказывали нашим воинам яростное сопротивление, стремясь любой ценой удержать занимаемые рубежи.
«...В Нальчике стало известно, что район Эльбруса заняли гитлеровские егеря, проникшие туда со стороны Западного Кавказа через перевал Хотю-тау, — вспоминает одна из первых нальчикских альпинисток, мастер спорта СССР Любовь Сергеевна Кропф (Бутарева), работавшая в то время в госпитале 4425.

Нашим командованием была создана Особая группа отрядов НКВД, чтобы совместно с воинскими частями нанести удар по гитлеровцам. Альпинистов в ее рядах было четверо — Александр Сидоренко, участник шуцбундовского восстания в Вене в 1934 году австриец Рудольф Шпицер, Виктор Ломако и я.

В начале сентября нас собрали в балкарском селении Верхний Баксан, где перед нами выступил командир группы, подробно ознакомивший нас с военной обстановкой в Приэльбрусье. Перед отрядами он поставил задачу: перерезать коммуникации снабжения эльбрусской группировки немцев в западной части Кавказа около карачаевских селений Хурзук и Учкулан, занять «Приют одиннадцати» и, выбив немецкий гарнизон с седловины (в то время предполагали, что он там был), водрузить на вершине советский флаг.

Для выполнения второй части задачи нашей группе, насчитывавшей 80 человек, надлежало после скрытного маршрута по Ирикскому ущелью подойти к восточной вершине Эльбруса до возможно большей высоты, затем ударить по немцам сверху в районе «Приюта одиннадцати». А двадцать два человека вместе со мной и Шпицером должны были подняться по крутым обледенелым склонам на восточную вершину, водрузить там флаг, спуститься на седловину и уничтожить немецкий гарнизон, если он там находится.

Следует отметить, что наша группа была не альпинистская. На изучение «азов альпинизма» отвели всего четыре дня, и, естественно, что мы за это короткое время не могли обучить сложной технике восхождения 80 человек. Со снаряжением обстояло очень плохо — у нас имелось несколько спальных мешков, веревок, ледорубов и кошек. Специальных альпинистских ботинок у бойцов не было, как не было и ни одной палатки. Буквально в последний момент удалось обуть их в валенки и пошить из простыней маскировочные халаты.

И вот в два часа ночи 11 сентября мы приступили к выполнению поставленной задачи. Имея лишь легкое вооружение, выступили из селения Эльбрус в верховья Ирикского ущелья. Передвигались ночами, днем укрываясь в скалах, было очень холодно — надвигалась эльбрусская зима. Нередко где-то рядом раздавались пулеметные и автоматные очереди, тогда марш прерывали и изготавливались бою. На Ирикском леднике путь стал несравненно труднее, на нем много трещин, а в нашем отряде никто не имел о них представления. Впереди идет Сидоренко, прощупывая ледорубом каждый метр пути, за ним по его следам идут остальные. Часто приходится перебираться через трещины по доскам, которые мы предусмотрительно взяли внизу перед выходом.

Вот достигнута заданная высота — 4200 метров. Сильный мороз, все заиндевели. Рассветает. Последняя дневка — сегодня в ночь предстоит решающий бросок для завершения задуманной операции. Бойцы, усталые, валятся в снег под скалами, но спать нельзя, можно только дремать. Я, Сидоренко и Шпицер ходим от одного бойца к другому и расталкиваем их — ведь глубокий сон это верная смерть от замерзания. Стемнело. Наступила решающая минута — подъем и подготовка к последнему броску. Но все планы сорвал разразившийся той ночью сильный снежный буран, заставший нас на ледовых полях с бесчисленным множеством трещин. К утру командир отряда капитан Юрченко отдал приказ об отходе и возвращении в Баксанское ущелье. Иначе бы нас всех ждала неминуемая гибель...»

Обстановка в Приэльбрусье обострялась с каждым днем. Фашисты теснили наши войска в верховьях Баксанского ущелья. Поступил приказ о взрыве молибденового рудника в Нижнем Баксане и об эвакуацию мирного населения в Закавказье через Сванетию.

На повестку дня стал вопрос: как переправить их в безопасное от врага место? Путей было два — один через перевал Донгуз-орун, другой через перевал Бечо. Избрали последний как путь наиболее короткий. Но ведь это перевал довольно сложный, особенно его «куриная грудка», и потом не о туристах шла речь, привыкших к преодолению трудностей, а о женщинах с детьми и стариках, не имеющих ни малейшего представления о горах. Как же быть?

На помощь пришли альпинисты, находившиеся в ущелье и на горноспасательной станции. Ее начальник Георгий Одноблюдов срочно созвал всех инструкторов альпинизма. Их оказалось шесть человек. Устроили экстренное совещание. Надо переводить через перевал совершенно неподготовленных людей, среди которых немало детей и стариков, и это предстояло сделать в кратчайший срок, иначе будет поздно — враг недалеко.

За сутки альпинисты «обработали» перевал, подготовив его к массовому переходу. В наиболее сложных местах они вырубили надежные ледяные ступени, а на «куриной грудке» навесили веревочные перила.

На турбазу Тегенекли, пустовавшую в те дни, стали прибывать эвакуируемые. Разбивались палатки. На кострах готовилась скудная пища военного времени. Все проклинали Гитлера и думали о трудностях предстоящего перехода.

Александр Сидоренко, Алексей Малеинов, Григорий Двалишвили, Николай Моренец и Виктор Кухтин во главе с Одноблюдовым успешно справились с трудной задачей. Они перевели через снежный перевал Бечо и спасли от фашистской неволи более полутора тысяч человек, в том числе двести тридцать детей.

Среди эвакуируемых встречались больные, люди с пороком сердца, немощные старики. Но никто не жаловался на трудности, все стойко переносили тяготы необычного маршрута. Через «куриную грудку» альпинисты переносили детей на плечах, на плечах же перенесли машинистку из рудоуправления, имевшую только одно легкое. Пожилые, не имея сил перейти перевал за один прием, ночевали в пути под открытым небом, а наутро продолжали подъем. Инструкторы выбивались из сил, стремясь как можно скорее спасти людей от грозившей им опасности. И спасли!

После эвакуации комбинат опустел. Выполняя приказ Сталина ничего не оставлять врагу, его подготовили к взрыву. Но как поступить с молибденом, так необходимым стране? Вопрос разрешили совместно с военным командованием. Весь запас готового концентрата упаковали в двадцатипятикилограммовые мешочки и перевезли в верховья Баксанского ущелья к подножию перевала Донгуз-орун, откуда наши отходившие части перенесли его в Сванетию и отправили на сталелитейные заводы.

Прогремели мощные взрывы, превратившие комбинат в груду развалин и искореженного металла. Надежды врага не сбылись — вместо действующего предприятия ему достались одни развалины.

Бои в верховьях Баксанского ущелья затянулись и продолжались до начала зимы.

Советские воины, оборонявшие перевалы, дали торжественную клятву: «Ни шагу назад!» И они ее сдержали. Несмотря на численное превосходство и специальное обучение ведению боевых действий в горах, гитлеровцы не смогли перешагнуть через Главный Кавказский хребет. Не помогли им ни превосходство в силах, ни авиация. Наши доблестные воины отстояли горные ворота в Закавказье!

Проникшие на склоны Эльбруса еще в августе немецкие егеря, впоследствии делали неоднократные попытки захвата верховьев Баксанского ущелья со стороны-«Старого Кругозора» и «Ледовой базы», но каждый раз отбрасывались на исходные рубежи частями нашей 242-й горнострелковой дивизии, оборонявшей Приэльбрусье.

2 ноября 1942 года штаб Закавказского фронта отдал приказ о полном отходе наших войск из Баксанского ущелья. И уже со следующего дня начался планомерный вывод в Закавказье частей 392-й стрелковой дивизии, действовавшей в средней части ущелья и сдерживавшей натиск гитлеровцев за Нижним Баксаном (Тырныаузом).

Покидавшие Приэльбрусье части отходили через Донгуз-орунский перевал, унося с собой боевую технику, молибден, угоняя от врага большие гурты крупного рогатого скота и овец.

16 ноября последние подразделения 897-го горнострелкового полка, входившие в 242-ю горнострелковую дивизию и прикрывавшие отход наших войск, покинули Баксанское ущелье, оставив усиленный взвод прикрытия на склонах невдалеке от перевала.

17 ноября спустились с гор егеря, а снизу, из Нижнего Баксана, подошли немецкие и румынские батальоны. 18 ноября гитлеровцы попытались захватить перевал Донгуз-орун, но с большими потерями были отброшены нашим заслоном.
В Баксанском ущелье захватчики, как и везде, занялись «наведением нового порядка» на оккупированной территории. Гитлеровцы торопились вывезти в Германию из балкарских колхозов оставшиеся отары овец. Жители гор упорно сопротивлялись этому и скрытно угоняли скот в горы, в неприступные места.

В состав частей Закавказского фронта, оборонявших перевалы Главного Кавказского хребта, вошло немало спортсменов-альпинистов, сменивших привычную штормовку на солдатскую шинель, ледоруб на винтовку. Наши альпинисты внесли значительный вклад в оборону Кавказа. Знанием районов, горных перевалов, вершин и троп они оказывали неоценимую помощь командованию. Руководимые ими горнострелковые отряды производили глубокие разведки, совершали внезапные налеты на вражеские гарнизоны и после короткого боя внезапно скрывались в горах. На голову противника обрушивались снежные лавины и камнепады, искусственно вызываемые нашими альпинистами.

Под мощными, все нарастающими ударами Красной Армии враг покатился назад. В начале 1943 года оккупантов полностью изгнали из Воронежской и Сталинградской областей, Ставропольского и большей части Краснодарского краев, а также из пределов Кабардино-Балкарии. Противник понес большие потери в людях и технике.

Разгром гитлеровцев под Сталинградом и на Кавказе показал всему миру силу советского человека, отстаивавшего свою свободу и независимость социалистической Родины.

* * *

В ночь на 10 января 1943 года гитлеровцы покинули верховья Баксанского ущелья, уйдя из него через перевал Хотю-тау в Прикубанье. А уже ранним утром следующего дня к подножию Эльбруса вышла с перевала Донгуз-орун наша разведывательная группа в 80 человек под командованием старшего лейтенанта А. И. Николаева.

Радостно встречали освободителей жители Иткола и Терскола. В одном из блиндажей бойцами был обнаружен немецкий унтер-офицер, не пожелавший уходить со своими и намеревавшийся сдаться в плен, так как по горло был сыт войной.
В начале февраля командование Закавказским фронтом возложило на военных альпинистов задание: снять с вершин Эльбруса немецкие штандарты и водрузить на них знамена Советского Союза.

Это почетное задание с честью выполнила группа армейских альпинистов — героев обороны Кавказа.
Подъем производился знакомым до мелочей, десятки раз пройденным путем через «Старый Кругозор» и «Приют одиннадцати». Альпинисты поднимались с максимальной осторожностью, так как наиболее легкие и доступные склоны могли быть заминированы врагом.

К трудностям восхождения добавлялось отсутствие промежуточных приютов и баз для ночлега. Фашисты разобрали турбазу и гостиницу «Интурист» на «Старом Кругозоре», соорудив из них блиндажи, и землянки, заминированные при отступлении. На «Приюте одиннадцати» здание «отеля над облаками» сохранилось, но пребывание в нем было опасно по той же причине. Палатки, спальные мешки, необходимое снаряжение и продукты — все несли на себе. За плечами каждого висел автомат, напоминавший, что далеко внизу еще бушует пожар войны.

Участники исторического восхождения на Эльбрус успешно преодолели все трудности и опасности. 13 февраля отряд под командованием Николая Гусака поднялся на западную вершину и, сбросив с нее остатки двух немецких флагов, водрузил государственный флаг нашей Родины.

17 февраля вторая группа военных альпинистов под командованием Александра Гусева взошла на восточную вершину и водрузила на ней Советское знамя. Участниками этого беспримерного восхождения были: Николай Гусак, Александр Сидоренко, братья Габриэль и Бекно Хергиани, Евгений Белецкий и Евгений Смирнов (они поднимались на западную вершину), Александр Гусев, Георгий Сулаквелидзе, Георгий Одноблюдов, Анатолий Багров, Андрей Грязнов, Леонид Келье, Владислав Лубенец, Борис Грачев, Виктор Кухтин, Алексей Немчинов, Любовь Коротаева, Николай Персиянинов, Николай Моренец и военный кинооператор Никита Петросов. Все они тогда были удостоены правительственных наград.

Нельзя не вспомнить и другое восхождение армейцев. Оно проведено поздней осенью 1944 года на Западном Кавказе военными альпинистами Евгением Абалаковым (руководитель), Валентином Коломенским и Михаилом Ануфриковым. Ими был совершен задуманный еще до войны первый траверс (переход одной или нескольких вершин без спуска к подножию) всего горного массива Джугутурлючат, насчитывающего пять сложных вершин. Восхождение длилось восемь дней и проводилось во время обильных снегопадов.

Начало войны застало меня в разгар подготовки к летним горовосхождениям. Не дожидаясь повестки, явился в военкомат и попросил направить в горные части, где я принес бы больше пользы, чем в других родах войск. Но меня направили в Ставрополь, где формировалась конная группа полковника Доватора.

Пришлось испытать горечь поражения и отступления от Великих Лук до ближних подступов к Москве. Попав в окружение, выбирались из него по лесам и болотам Калининщины, терпя холод, голод и лишения, боясь нарваться на рыскавших по всем дорогам вражеских мотоциклистов. Много бойцов в те дни погибло во время стычек с противником или попало в плен. С однополчанином Володей Бубновым в составе большой группы «окруженцев» из разных частей мы вырвались из вражеского кольца и добрались до своей части только в Подмосковье.

Как-то осенью 1942 года, занимаясь в политотделе дивизии ремонтом радиоприемника, я услышал поразившую меня до глубины души весть: фашистское радио сообщало, что «внезапным ударом егеря дивизии «Эдельвейс» окружили и уничтожили крупный гарнизон большевиков, овладели военной метеостанцией на Эльбрусе, установив на его вершинах флаги, символизирующие величие Германии».

Глубокая боль защемила сердце. Не верилось, что гитлеровские полчища дошли до Кавказа, что места, где совсем недавно тысячи советских юношей и девушек занимались горным спортом, заняты противником.

В те тяжелые дни Верховное Главнокомандование издало приказ по вооруженным силам Красной Армии, предписывающий лиц, имеющих горно-альпинистскую подготовку, немедленно откомандировать на Кавказ для создания специализированных горных частей. Многие наши альпинисты прибыли тогда в Тбилиси и принимали участие в разгроме и изгнании врага. До меня же этот приказ дошел только в начале 1944 года. Угроза Кавказу давно уже миновала, когда меня вместе с другими товарищами направили в военно-пехотное училище преподавателем горной подготовки.

В июле в Тбилиси мне довелось встретиться с Алексеем Ковалевым — последним покинувшим метеостанцию на Эльбрусе в грозные августовские дни 1942 года. Мы долго сжимали друг друга в объятьях прямо на тротуаре проспекта Руставели.
От старого друга я узнал подробности прихода немцев на «Приют одиннадцати». Оказывается, Алексей недавно был на Эльбрусе и осматривал метеостанцию, которую хотят восстановить. Но едва ли это удастся — резюмировал он, там все разрушено, надо начинать все сначала, все надо туда завозить, это будет очень дорого стоить, и вряд ли на это пойдет его начальство. Ведь сейчас идет война.

Вскоре после этой встречи в Сванетии, на пустовавшей в военное время Местийской турбазе, проводились первые армейские альпинистские сборы, на которых я работал инструктором. Во время их проведения удалось детально познакомиться с южной стороной Главного Кавказского хребта. Вершины, знакомые мне с севера, теперь выглядели совершенно по-другому: меньшее оледенение, большая крутизна, другая конфигурация. Часто я затруднялся определять название той или иной вершины без карты. При довоенных восхождениях со стороны Кабардино-Балкарии они почти не употреблялись (ведь там до мелочен все было знакомо!), а в Сванетии карта стала нашим постоянным спутником. Без нее мы зачастую не могли ориентироваться среди незнакомых ущелий и хребтов.

Моему брату Борису Кудииову, Алексею Золотареву и мне разрешили совершить поход в Кабардино-Балкарию для посещения центра довоенного альпинизма.

Шли знакомым маршрутом через перевал Бечо. Совсем по-мирному любовались красотой окружающей местности и горными пейзажами. Только необычно пусто и безлюдно казалось в ущелье Долры, заросшем высокой, в рост человека, травой. Не видно многочисленных ранее тропинок, по которым торопились в Местию и на Черноморское побережье Кавказа пестрые группы туристов...

Когда мы спустились в Баксанское ущелье, то были потрясены увиденным—везде было пусто. Альплагеря, турбаза, гостиница «Интурист» взорваны и сожжены, многие балкарские дома разрушены.

Мы прошли ущелье от Адыл-су до Терскола. Мертвая, гнетущая тишина нарушалась лишь ревом и грохотом реки Баксан. Проходя по территории первенца альпинистских лагерей «Рот-Фронт», на куче мусора нашли разбитую чайную чашку с фирменной надписью. Это все, что осталось от построенного с таким трудом прекрасного лагеря. Его организатор и первый начальник Боря Кудинов тяжело вздохнул и, обтерев черепок, бережно спрятал в рюкзак на память.

Мы обнаружили здесь и людей! Это были бывший завхоз лагеря «Рот-Фронт» Митрофан Шерстюков и его жена Настя, жившие в чудом сохранившемся подсобном помещении. Расцеловались и разговорились о войне, о тяготах теперешней жизни, о будущем. Гостеприимные хозяева не хотели нас отпускать, уговаривая погостить несколько дней. Но, к сожалению, мы не могли задержаться — торопились в Местию — ведь завтра контрольный срок нашего путешествия. Возвращались в Сванетию через перевал Ак-су, находясь под впечатлением всего увиденного нами в Баксанском ущелье.
Конец войны застал меня в маленьком пограничном городке Армении—Ленинакане, где я тогда служил старшим инструктором горной подготовки.

Осенью 1945 года проводились уже вторые по счету сборы инструкторов. Турбазу в Местии вновь заполнили военные альпинисты, в основном довоенные инструкторы-энтузиасты этого вида спорта. За время сборов совершили много восхождений на вершины до 4-6 категории трудности включительно и прошли несколько перевалов высшей категории.
Вспоминается наша первая встреча с «гражданскими» альпинистами. Это произошло в августе 1945 года. Во время восхождения на Лскзыр-тау наша группа поднялась с юга на Джантуганское плато по одноименному перевалу. Установив палаточный лагерь, услышали голоса, доносившиеся с вершины Джан-туган. Вглядевшись, увидели четырех человек, спускавшихся по обычному «двоечному» пути. Радостно забилось сердце — альпинизм оживает! Ведь только недавно кончилась проклятая война, а кто-то, несмотря на послевоенные тяготы, уже организовал и проводит восхождение.

Увидев нас, неизвестные альпинисты что-то кричат. Мы отвечаем, но расстояние очень велико, и мы не понимаем друг друга. С волнением спешим к подножию вершины и вскоре здороваемся с незнакомцами. От избытка чувств обнимаемся. Еще бы! Встреча в горах, на больших высотах, да еще в то время, когда обе группы думают, что они одни затерялись среди Кавказских гор.

Разве это не событие!

Знакомимся. Альпинисты сообщают, что возобновил работу единственный уцелевший за время войны альплагерь «Локомотив», они возвращаются туда — это первый спортивный подъем послевоенного периода. Мы горячо поздравляем «с вершиной» и приглашаем отметить это событие. Подходим к лагерю, усаживаем гостей «за стол» — расстеленную на снегу палатку, принимаемся потчевать гостей.

Широко раскрыв глаза, они смотрят на доставаемые нами из рюкзаков продукты. Тут есть и копчености, шоколад и другая снедь. Угощая, с аппетитом едим сами. Новые знакомые рассказали о неурядицах, неизбежно возникающих при рождении и становлении альплагеря. Почти нет снаряжения, а имеющееся неважного качества. Старые, довоенные палатки — как решето, а новых пока не удалось достать. С питанием очень плохо, не хватает хлеба и сахара, почти нет консервов, а о деликатесах, как, например, шоколад, можно только мечтать. При восхождении альпинисты питаются кукурузными консервами, картошкой, селедкой и сухарями. В заключение они знакомят нас с планами восстановления туристских баз и альпинистских лагерей Кавказа. Сердечно прощаемся и просим передать армейский привет всем жителям лагеря.

В конце августа вместе с Германом Ефимовым решаем штурмовать «пятерку», нужную нам обоим для получения звания мастера спорта. Тщательно подготовившись и проконсультировавшись, вышли из Местии для совершения восхождения на вершину Тихтенген по «пятерочному» маршруту. Преодолев многокилометровые подходы по горным тропам и бездорожью, достигли по Дзинальскому леднику перевала Китлод, третьей (высшей) категории трудности. Спустившись по нему в Кабардино-Балкарию, начали свое восхождение с ледника Кулак по западному гребню Тихтенгена.

Особенно сложным оказался переход с ледника на гребень, да и сам гребень не отнесешь к разряду легких—сплошные «жандармы» (скальные башни, преграждающие путь), некоторые удавалось обойти, но большинство брали «в лоб» трудным скалолазанием. Вылезешь на вершину очередного «жандарма», а за ним виднеется другой, еще более сложный и кажущийся неприступным. Но мы упорно продвигались к высшей точке.

Как-то вечером, выравнивая очередную площадку для ночлега, Герман наткнулся на заржавленную банку из-под консервов. Осторожно вскрыв ее, обнаружили полуистлевшую записку англичан, ночевавших здесь в 1903 году.
Находка заинтересовала. Покопавшись более тщательно, нашли еще две банки консервов, вмерзшие в гребень. Одну из них пробило молнией, и ее содержимое превратилось в какую-то бесформенную выцветшую массу. Другая хорошо сохранилась, на ржавой поверхности рассмотрели какие-то медали, очевидно, фабричную марку, и две рыбки, плывущие навстречу одна другой.

Вскрыли ее. Замерзшие консервы настолько хорошо сохранились, что казалось, будто они оставлены здесь вчера, а не сорок два года назад! Попробовали по малюсенькому кусочку. Понравилось. Консервы вкусные и ароматные. Посмотрев друг на друга, съели еще немного. Ждем рези в желудке и других симптомов отравления. Проходит час, другой — никаких признаков. Тогда Герман достает галеты, мы вооружаемся ложками и съедаем все содержимое банки.

До вершины мы дойти не смогли. При подходе к «стенке Попова» (трудная, почти отвесная башня, преграждающая путь недалеко от вершины Тихтенгена) на нас обрушился мощный снегопад. В час дня, прервав движение и спустившись немного с гребня, укрылись в наскоро поставленной палатке. Снег падал весь день и почти всю ночь, иногда налетали сильные порывы ветра, угрожавшие сорвать плохо закрепленную палатку. Но вот наступило утро, а вместе с ним тихая солнечная погода. Мы вылезли из палатки и осмотрелись. Все кругом белым-бело. О продолжении подъема нечего и думать, скалы заснежены, и зацепок для рук и ног найти невозможно.

Надо отступать, будучи почти у цели. Обидно и очень досадно. Самое опасное и трудное позади, мы считали вершину уже «своей», и вот полный крах наших надежд!

Дожидаться пока растает снег мы не могли — завтра контрольный срок нашего возвращения в Местию, да и продукты уже были на исходе. Учтя все это, донельзя удрученные, скрепя сердце уходим вниз. Спуск по сыпучим, заснеженным крутым скалам—очень сложное дело.

Только к вечеру по обычному «четверочному» пути с большими трудностями спустились к перевалу Семи, где и заночевали. На следующий день, вернувшись на базу, рапортовали начальнику сборов капитану Ивану Марру о неудавшемся восхождении.

В сентябре в горах начались снегопады. Прекратив сборы, мы возвращались в свои части. В городе Зугдиди встретили группу грузинских альпинистов, ехавших на штурм Ушбы с Гульского ледника через седловину. Это — один из труднейших путей, никем еще не пройденный. Пожелав им успешного восхождения и сообщив о начавшейся непогоде, распрощались. Уже позднее мы узнали, что грузинские альпинисты Алеша Джапаридзе (руководитель), К. Опиани и Н. Мухин, поднявшись по этому маршруту на северную Ушбу, погибли при возвращении с седловины от сорвавшейся лавины.

Длительные поиски, проводившиеся в разыгравшуюся непогоду, в чрезвычайно сложных метеорологических условиях высококвалифицированными альпинистами Александрой Джапаридзе, братьями Виталием и Евгением Абалаковыми, Николаем Гусаком и другими, не дали никаких результатов. Только двенадцать лет спустя грозная Ушба вернула свои жертвы. Погибших обнаружили на Гульском леднике альпинисты, совершавшие восхождение по пути Алеши Джапаридзе. Их опознали по клочкам одежды и по предметам, находившимся в карманах...

В начале 1946 года окончилась моя армейская жизнь. Демобилизовавшись, вернулся в Москву, а потом снова уехал на Кавказ.

В. Кудинов,
«Эльбрусская летопись»

43


Комментарии:
0
Лена, спасибо за материал. Очень интересно. Вот это только несколько удивило:

"Спасибо Валерию Розову… тот прыгнет со стены Большого Паруса или там Торрес дель Пэйн – вот вам и информационный повод: рассказать, что он поднимался на вершину вместе с профессиональными альпинистами".

Что Вы хотели этим сказать???

Вам ли не знать, что Валера - тоже альпинист, и тоже профессиональный. КМС , насколько я знаю. И парашютист он тоже профессиональный. Как раз его имя ассоциируется больше с профессионализмом, чем с риском. А то, что обыватели ассоциируют альпинизм с модой на риск, надо журналистам спасибо сказать, а не Валерию Розову.

Да и Вам ли, Лена, жаловаться на то, что "с модой на риск связывают увлечение альпинизмом современные журналисты". Забыли, как ваш журнал называется?

0
Вероника, я не сомневалась, что вопрос про Розова последует:-)
Здесь нет (еще раз, большими буквами) НЕТ никакого абсолютно упрека в его адрес. Иногда, как по Фрейду, "спасибо" - это просто "спасибо". Просто у Валерия хватает сил и желания доносить свои "хорошие новости" до СМИ!

И это нормально и хорошо!!!

А про "профессиональных альпинистов" - это просто формулировка из одного телесюжета про очередной его прыжок. Так что не нужно на меня набрасываться с праведным гневом, право слово!:-)

Насчет журнала - вопрос закономерный. У нас и сайт так называется;-). Но как это название родилось - лучше у матери-основательницы - Лианы - спросить! Но я убеждена, что в слово "риск" она и те, кто сейчас со всех каналов вещает о "погоне за острыми ощущениями", вкладывают разный смысл!

0
Ну это все понятно. И название у вашего журнала мне нравится. Только не стоит на альпинистов и бейсеров перекладывать ответственность за слова тех журналистов, кто на всех каналах "гоняется за острыми ощущениями"!

0
Я ни на кого не перекладываю ответственность. Я потому и начала с журналистов.;-) Я достаточное число лет проработала в "непрофильном СМИ", чтобы знать кухню, и что именно им интересно. Меня в свое время очень осуждали за поездки в горы и на скалы/лед в выходные, якобы, это меня отвлекает от работы. Зато когда у нас в секции случилось несчастье, в дорогой редакции чуть не руки мне выворачивали, чтобы подробности в красках выяснить... в общем, это грустная тема...

А про ветеранов - это всех наш, общий долг - помнить и дорожить... Собственно, об этом и пост!

0
Ужас какой! В "Комсомольской правде" работали?

0
Нет, не в "комсомолке". Да и не важно, где именно. Мне кажется, руководителям большинства изданий (надеюсь и верю) все-таки все равно, чем заняты их сотрудники в свои выходные.

0
Вот так тема военная породила тему "профессинальных" СМИ...

В истории военного альпинизма есть масса закрытых тем. Да и литературы достойной мало. Жаль, что не пишут. А может, в этом мы виноваты - "профильные" журналисты?
Хотя, не известно, есть ли интерес у читателей к такого рода статьям и такого рода инфоормации - "нафталину", прыжок Розова куда эффектней. (Ой, только не бейте ногами за Валеру, я тоже к ниму ОЧЕНЬ хорошо отношусь, как к любому, кто делает свое дело профессионально и с самоотдачей). ;-)

0
Лиан, просто, мне кажется, эти темы могут быть взаимосвязаны... Если сейчас мы мало знаем о наших ветеранах, то что будет через 20 лет? И если при имени Абалакова в голове начитанного человека еще возникнут какие-то образы, то имен Александра Одинцова, Александра Ручкина, Сергея Богомолова и многих многих других этот самый начитанный человек никогда и не слышал... И это сейчас. А что будет через полстолетия?

0
Лиана, за всех ответить не берусь. Лично мне одинаково интересно было бы прочитать и про прыжок Розова и исторический материал о военном альпинизме, если этот материал, конечно, будет не нудно написан. "Нафталин", он тоже разный бывает...

4
Вот. Кое-что из "нафталина". Кусочек из статьи о Сванетии, которую я писала для Вертмира. Это единственный кусочек, кот. редактор выкинул. Наверное, из соображений, что этот "нафталин" никому не интересен...

С Нугзаром Нигуриани меня познакомил Гиви Джапаридзе. Он же привел меня в дом
другого известного альпиниста Джумбера Кахиани, совершившего немало сложных восхождений вместе с Михаилом.

Джумбер Кахиани родился в традиционной сванской семье, в которой было девять детей, двое из которых (Джумбер и Иосиф) стали признанными альпинистами.

Джумберу есть что сказать людям. Дом его больше похож на музей, чем на жилье обычного человека. Собственно говоря, это и есть музей.

Я уже перестала удивляться тому, что в доме едва ли не каждой сванской семьи бережно хранятся вещи, принадлежавшие их предкам, и целые комнаты превращаются в музейные залы. Вот и здесь предметы старинного быта на полках вдоль стен, старые фотографии… Вот Михаил Хергиани с Александрой Джапаридзе, первой женщиной-альпинисткой, Заслуженным мастером спорта Советского Союза, вот Тенцинг Норгей в Приэльбрусье, вот сам молодой Джумбер с альпинистским снаряжением в руках…
На стене картина, на которой изображен сванских охотник, на кончиках пальцев стоящий на небольшом скальном уступе, вот-вот готовый сорваться в пропасть.
«Почти все сванские альпинисты были охотниками. Без веревок очень сложные места по скалам проходили. Видишь, во что одевались? Спальных мешков тогда не было, - смеется Джумбер, - только бурка из козла, из большого такого козла!» На другой картине - русская девочка....
«Этим картинам и фотографиям воздух нужен. Пока здесь висят. Но я купил большой дом и хочу там музей сделать. Это будет не только музей семьи Кахиани, это будет музей всех альпинистов», - делится своими планами Джумбер.
Один из самых ценных экспонатов здесь – это старая немецкая карта военных лет. Вот как она сюда попала: «С 67 года я работал на Приюте Одиннадцати», - рассказывает хозяин дома. «Вышел загорать на крышу, залез на чердак, смотрю – в углу что-то висит, в целлофан аккуратно завернуто. Такой четкой карты-схемы до сих пор нет. Весь Главный Кавказский Хребет. Северный Кавказ и Южный Кавказ (показывает на карту). Вот смотри, Эльбрус и Казбек. В 38-39 году немецкие официры-альпинисты приехали в Москву, их было 6 человек, обратились в Управление по Туризму, хотели побывать на Кавказе, походить по ущельям… И их пустили, как туристов, туда. В Приэльбрусье. Они взошли с Карачая, через Хотю-Тау пришли. На Приют зашли. 2 дня побыли. Потом все северные территории Главного Кавказского Хребта, все ущелья, перевалы, вершины нанесли на карту. 6 человек было – все специалисты. Один фотограф, другой географ, третий картограф… и т.д. Потом перешли через Чипер-Азау в Сванетию. Дошли до Казбеги. Собрали богатый материал. Наше командование ждало, что немцы придут через Нальчик. А они пришли через Хотю-Тау, наоборот. Захватили все Приэльбрусье. Только тогда наши поняли, что их застали врасплох».

1
Думаю интерес к военной теме все-же есть.Вопрос как написано.Приносил на работу "Тайны Марухского ледника"-стояла очередь.От 50 до 25 лет возраст.Потом еще беседовали,показывал старые снимки(еще черно-белые) во время перезахоронения на Марухе.Видели-бы вы лица людей!Это не анекдоты в курилке травить.Так что все зависит от нас.
Большое спасибо за статью!

1
Спасибо, Вероника, за такой "нафталин"! Очень мне этот сорт "нафталину" нравится:-)

Войдите на сайт или зарегистрируйтесь, чтобы оставить комментарий
По вопросам рекламы пишите ad@risk.ru