Месснер. Миф о Сизифе

http://www.7jj.org/vadim/books/Messner_Nanga_Parbat/265.htm

Диамир – Meсснер на Нанга Парбате

(глава из книги Криса Бонингтона «В поисках приключений»)

Первое полностью одиночное восхождение
на восьмитысячник, 1978 г.

Только тихое шипение газового примуса нарушало тишину. В серых предрассветных сумерках палатка с ее густо обсыпанными инеем стенами казалась гробницей. И все же она вселяла уверенность, словно некое надежное чрево, ибо ее тонкие стенки защищали альпиниста от необъятности пустынного неба и гор вокруг. Затем в эту тишину вторгся другой звук настойчивый, стремительный, свистящий грохот, который доносился, казалось, со всех сторон. Он напоминал грохотание некоего гигантского потока воды, готового вот-вот поглотить его убежище. Охваченный паникой, альпинист рванул обледеневшую застежку входа и выглянул наружу, чтобы узнать, в чем дело. Казалось, вся гора пришла в движение целые потоки льда изливались по обе стороны от него, а весь склон под ним, который он прошёл накануне, устремился гигантской кипящей грохочущей волной к леднику, лежащему далеко внизу, приближаясь к небольшому лагерю у его основания, где он оставил двух своих спутников.

Затем грохот замер вдали. Облако снежинок, которое выглядело не более осязаемо, чем пушистое кучевое облачко в летний день, мягко осело, и все вокруг стало снова выглядеть так, будто никакой лавины не было и в помине, а ледяные обломки смешались с лежащими на склонах льдом и снегом. Он словно подчеркивал ничтожность, неуместность, эфемерность самого факта существования альпиниста.
Рейнхольд Месснер находился на высоте примерно 6400 метров на склоне вершины Нанга Парбат, обращенном к долине Диамир. Выйдя предыдущим утром из лагеря, разбитого у подножия склона, он начал первую попытку одиночного восхождения на один из главных гималайских пиков - от подножия до вершины. Это означало полную самостоятельность: самому тащить все продукты и снаряжение, в одиночестве переносить все физические и психические нагрузки высотного восхождения, так же как и риск несчастного случая, падения в скрытую трещину, когда никто не придет на помощь.

Несмотря на то что он все еще мог разглядеть место своего базового лагеря в 2000 метрах ниже и на расстоянии пяти миль от него, он чувствовал себя таким же одиноким, как одиночка-мореплаватель в просторах Тихого океана или астронавт на орбите по ту сторону Луны. Чувство одиночества теперь еще более обострилось; путь отступления был сметен лавиной, и теперь ему пришлось бы выбирать другой путь для спуска.

Конечно, и другие альпинисты тоже поднимались на гималайские вершины в одиночку. Герман Буль совершил первовосхождение на Нанга Парбат в одиночку - это было невероятное достижение, однако сам альпинист был участником большой экспедиции, благодаря коллективным усилиям которой был установлен верхний лагерь. Буль совершил лишь заключительный, очень дерзкий шаг на собственный страх и риск, но это совершенно иная концепция одиночного восхождения по сравнению с одиночным восхождением, начинающимся от самого подножия горы. Некоторые альпинисты уже пытались совершить подобное. В 1934 году Морис Уилсон проник тайком в Тибет и попытался взойти на Эверест с севера, оставив всех своих носильщиков в лагере 3. Он был сравнительно неопытным альпинистом и желал покорить вершину, движимый неким мистическим побуждением, но погиб, так и не поднявшись достаточно высоко. Канадец Эрл Денман добрался до Северного седла... прежде чем признал всю тщетность своей попытки в 1947 году, а четыре года спустя датчанин Клаус Бекер-Ларсон не сумел подняться даже до этой высоты. Оба эти альпиниста нанимали шерпов. Сам Месснер уже дважды пытался покорить Нанга Парбат в одиночку, но при первой попытке едва он начал восхождение, как увиденная им воочию грандиозность этой задачи заставила его отказаться, от восхождения, а во втором случае он даже не достиг подножия горы.

Однако в отличие от Уилсона, Денмана и Ларсона, Месснер посвятил горам большую часть своей жизни. Он привык выжимать из себя все до предела, вечно искал новых путей, новых приключений, и попытка покорить в одиночку восьмитысячник была логическим шагом в его личной эволюции.

Месснер родился в 1944 году в деревушке Вилнос, приютившейся в Доломитах Южного Тироля. Он был вторым ребенком в семье из девяти детей (восемь мальчиков и одна девочка). Его отец - сельский школьный учитель, вышел из той же крестьянской среды, как и дети, которых он учил. Семья была небогатой, но крепкой и счастливой. В тесном кругу этой большой семьи, может быть не слишком обремененной строгой дисциплиной, и вырос Рейнхольд. Глава семейства Йозеф Месснер любил горы, и каждое лето вся семья перебиралась в хижину, стоящую среди высокогорных пастбищ, где все они могли вдоволь побродить и полазать. Рейнхольда Месснера взяли на первое в жизни восхождение на Саас Ригайс, самый высокий пик Гейслеровских Альп, когда ему было всего пять лет.


Когда он подрос, то начал ходить на восхождения со своим братом Гюнтером. Они вместе осваивали пики Гейслеровских Альп вокруг их дома и неуклонно повышали свое альпинистское мастерство. К тому времени, когда Рейнхольд отправился в университет в Падуе, он стал уже подающим большие надежды, сильным восходителем. Он быстро рос как спортсмен, с презрением отвергая применение искусственных средств в альпинизме, особенно неразборчивое использование расширяющихся крючьев. Он совершил ряд очень быстрых восхождений по труднейшим маршрутам, а также несколько выдающихся одиночных восхождений, в числе которых было прохождение северной стены Друа, которая долгое время считалась самым трудным скально-ледовым маршрутом в Западных Альпах, а также маршрут Филиппа Фламма по северной стене Чиветты, один из сложнейших маршрутов в Доломитах, проходимых свободным лазанием. К 1969 году Месснер зарекомендовал себя одним из самых смелых альпинистов-новаторов в Европе, превратившись в фигуру, очень сходную с фигурой Германа Буля в начале пятидесятых годов. И именно Карл Херлигкоффер предоставил ему возможность отправиться в Гималаи.

Район Нанга Парбат

В течение многих лет Херлигкоффер организовывал и возглавлял экспедиции, и Нанга Парбат продолжала привлекать его. В 1961 году он попытался покорить гору с запада по стене со стороны Диамира. Это именно тот склон, на котором был сметен лавиной британский пионер-альпинист Маммери, когда он попытался подняться по нему в 1895 году. В 1961 году Херлигкоффер потерпел здесь неудачу, однако вернулся на следующий год, когда Тони Киншофер, Зиги Лоу и Андерл Маннхардт достигли вершины очень трудным путем, обойдя огромные ледовые утесы в центральной части склона.

Затем Херлигкоффер обратил свое внимание на устрашающий южный склон из долины Рупал. При высоте 4500 метров это одна из величайших стен мира. В 1963-1968 годах Херлигкоффер предпринял три попытки покорить ее, каждый раз достигая все большей высоты. Однако именно 1970 году, казалось, было суждено стать годом покорения больших стен в Гималаях. Именно в том году наша британская группа прошла южную стену Аннапурны, а японцы по пытались преодолеть юго-западную стену Эвереста. Месснер не очень-то горел желанием принимать участие в многолюдной экспедиции, в которой он знал лично только немногих альпинистов, однако представляющаяся возможность была слишком соблазнительна.

Он взялся за дело с присущей ему серьезностью, что весьма отличало его от многих британских восходителей того времени; В Британии, несомненно, существовало нечто вроде этического предубеждения против обязательных тренировок, не имеющих прямого отношения к процессу самого восхождения. Это была традиция лазания по горам днем и кутежей в пивных по вечерам. Месснер же относился к альпинизму с преданностью истого спортсмена. Он тренировался на стенах старой лесопилки неподалеку от дома, траверсируя их то в одну, то в другую сторону до тех пор, пока не откажут пальцы. Подобной тренировкой в наши дни занимаются ведущие британские альпинисты, но такой подход к делу получил развитие в Великобритании только в последние шесть-семь лет. Месснер в своих тренировках шел еще дальше. В программу входили обязательный холодный душ по утрам, тщательно разработанная диета, причем один день в неделю он питался только фруктами, чтобы приучить свой организм к недостатку пищи; добавим сюда ежедневный четырехчасовой бег по пересеченной местности, а также комплекс упражнений на развитие выносливости. Я помню, что перед отъездом на Аннапурну наша группа получила приглашение от одной научно-исследовательской организации в области спортивной медицины подвергнуться примерно таким же тестам для выявления физической пригодности, каким незадолго до этого подверглась сборная команда Англии по футболу. Я нашел повод отклонить предложение, понимая, что мы, почти без всякого сомнения, будем выглядеть в невыгодном свете по сравнению с футболистами, и в случае неудачи на южной стене нас пригвоздят к позорному столбу как физически неподготовленных. Однако это не помешало Дону Уиллансу, у которого перед экспедицией был приличный пивной живот, В ходе самого восхождения войти в форму И достичь вершины. Месснер смог бы подвергнуться таким тестам, ничего не опасаясь, и, как мне кажется, даже посоперничать по объему легких и уровню физической подготовленности со спортсменами-олимпийцами. Частота его пульса была равна сорока двум ударам в минуту, и он мог набрать тысячу метров высоты во время своих пробежек менее чем за час. Рупальский склон должен был оказаться серьезной проверкой его физической подготовленности и мотивации.

И снова, как и в 1953 году, возникли разногласия между Херлигкоффером и альпинистами, которые должны были возглавлять восхождение. Разногласия замкнулись на Месснере, желавшем совершить восхождение в одиночку. Эта история до сих пор окутана туманом и, как и в случае с предшествующей экспедицией, завершилась в залах судебных заседаний.

Только трое альпинистов были в верхнем лагере: Рейнхольд Месснер, его младший брат Гюнтер и немецкий альпинист, кинооператор Герхард Баур. У них не было рации, так что накануне по радиосвязи из нижерасположенного лагеря Месснер договорился с Херлигкоффером, что в случае благоприятного прогноза погоды все трое находившихся в верхнем лагере навесят перильные веревки для штурма вершины, который предпримут Феликс Кюи, Питер Шольц, Гюнтер и сам Месснер. Однако ввиду того, что сезон близился к концу и надвигался муссон, в случае неблагоприятного прогноза Месснер должен был совершить стремительный сольный рывок к вершине. Сигналом должна была послужить ракета из базового лагеря - красная при плохом прогнозе, голубая - при благоприятном.

Вечером 26 июня в базовый лагерь поступил благоприятный прогноз погоды на следующие несколько суток. Так что должны были дать голубую ракету. В дальнейшем все это послужило темой для бурных споров, потому что в итоге дали красную ракету. По-видимому, она имела маркировку голубого цвета, и Херлигкоффер, решив, что все остальные ракеты тоже красные, не стал больше стрелять, опасаясь вызвать еще большее замешательство и путаницу.

У Месснера не было никаких сомнений. Он действительно видел большой фронт облаков вдали, и сигнал ракетой ясно указывал, что эти облака приближаются к Нанга Парбат, однако опыт подсказывал ему, что он успеет достичь вершины и спуститься. Это было в стиле Германа Буля бросить вызов, которому бы радовалась душа, чему-то устрашающе-огромному, но в принципе не отличающемуся от того, с чем он сталкивался прежде на отвесных стенах в Альпах. Он вышел в три часа утра и начал быстро и равномерно набирать высоту по направлению к кулуару Мёркла. Допустив ошибку в выборе маршрута, Месснер был вынужден спуститься вниз и найти другой путь, а затем, после того как рассвело, заметил какую-то темную фигуру, которая приближалась к нему снизу. Это был Гюнтер, который не мог устоять перед искушением последовать за братом и разделить с ним радость покорения вершины. Он поднялся удивительно быстро, догнав Рейнхольда всего за четыре часа и преодолев расстояние, на которое у Кюна и Шольца ушли полные десять часов на следующий день.
Братья продолжали восхождение вместе.

Ночью, когда они вышли, было очень холодно, однако теперь яркое солнце сильно затрудняло восхождение. Поднимаясь быстро и уверенно, они достигли плеча на гребне, и тогда вдруг Рейнхольд понял, что успех близок. За Серебряным седлом он уже просматривал весь путь, длинный и трудный, которым несколько лет назад прошел Буль. Пирамида вершины была совсем недалеко, и ничто не могло остановить альпинистов. И вот на закате дня они оказались на вершине, наслаждаясь быстротечной эйфорией от пребывания на вершине, любуясь склонами, обрывающимися со всех сторон вниз, бесконечными пиками, окрашенными мягкими желтыми лучами вечернего солнца. Затем неумолимо наступило осознание ситуации, в которой они находились: нужно было искать путь спуска.

На подъеме к вершине чувство страха притупляется самой целью восхождения покорением вершины; на этом сосредоточиваются все усилия и помыслы; когда же цель достигнута, на восходителя наваливается реальность, а для Месснера эта реальность оказалась угрожающей. У них не было ни веревки, ни бивачного снаряжения, за исключением накидки из алюминизированной пленки, ни примуса, чтобы растопить снег, и практически ничего из продуктов. Рейнхольд был уверен, что смог бы вернуться по пути подъема, однако Гюнтер стал как бы непредвиденным фактором. Будучи младше и менее опытным, чем брат, он выложился до конца еще на подъеме и сознавал ужасную правду, что не в силах спуститься вниз по страшно крутым стенам кулуара Мёркла. Склон, обращенный к Диамирской долине, уходил вниз на запад, был освещен лучами заходящего солнца и казался не таким крутым и менее устрашающим, чем та отвесная стена, которую они только что прошли. Однако это был совершенно незнакомый путь. Маршрут Киншофера, Лоу и Манхардта проходил значительно правее сравнительно легких предвершинных склонов, которые братья видели перед собой. Но каков характер маршрута еще ниже? Месснер изучал фотографии горы и знал слишком хорошо, насколько сложными были ледопады, через которые им пришлось бы прокладывать путь. И он пошел на компромисс. До наступления полной темноты оставалось около часа, и «холодная» ночевка была неизбежной. По крайней мере они могли еще сбросить немного высоты, спустившись на седло непосредственно под вершинной пирамидой. Оттуда еще было возможно спуститься по Рупальскому склону, и появлялась надежда, что кто-то может подняться им на помощь. Спуск к седлу отнял много времени. Гюнтер отчаянно устал, он то и дело валился в снег, чтобы передохнуть.

Рейнхольд и Гюнтер Месснеры.
Когда младший брат присоединился к Рейнхольду, чтобы штурмовать вершину, их успех был омрачён проблемой отыскания посильного маршрута для измотанного Гюнтера.

Свернувшись калачиком в крошечной скальной нише на седле, завернувшись в накидку из алюминизированной пленки, они дрожали от холода всю ночь, ибо здесь дул ледяной ветер. Когда наступил морозный рассвет, Рейнхольд перебрался через край седла и примерно в ста метрах ниже увидел то место, где они вышли из кулуара Мёркла на плечо. Спуститься вниз без веревки не было никакой возможности. Если бы кто-нибудь поднялся снизу! Он стал звать на помощь, но его крики уносило ветром в сторону. Он звал на помощь два часа, однако никто так и не ответил. Наконец далеко внизу он заметил две человеческие фигурки, которые медленно прокладывали путь по направлению к ним. Его охватила волна облегчения: они спасены!

Нанга Парбат, Рупальская стена

Обе фигурки были метров на сто ниже, когда Рейнхольд узнал Феликса Кюна и Питера Шольца. Он привлек их внимание криком - и Феликс взглянул вверх. Однако слова, которые он прокричал в ответ, унесло в сторону ветром. Месснеру казалось само собой разумеющимся, что их товарищи будут подниматься по крутым разрушенным скалам, ведущим на седло, но вскоре он увидел, что Кюн свернул в сторону и пошел по их следам, ведущим к плечу. Он крикнул им, что гораздо быстрее можно подняться прямо на седло, чтобы оттуда двигаться дальше к вершине, и что они с Гюнтером нуждались только в веревке, чтобы спуститься туда, где теперь поднимался Кюн. Однако Кюн, по-видимому, не понял его или вообще не расслышал. Он попросту крикнул: «Все о'кей?» Месснер подумал, что он просто спрашивает, все ли у них в порядке, и поэтому прокричал в ответ: «Да!» В конце концов они нуждались только в веревке, но он был ошеломлен, когда Кюн свернул в сторону и продолжил подъем к плечу. Когда Кюн оглянулся, Месснер указал рукой на запад, на склон, обращенный к долине Диамир, на котором он, казалось, бесповоротно остановил свой выбор. В отчете Кюна вообще не упоминается ни о ветре, ни о каких-либо трудностях в общении с Месснером.

Кулуар Мёркла тянулся отвесно вверх перед нами. Мы оставили его справа и направились к южному плечу. Траверс вел по снежному склону крутизной примерно в пятьдесят градусов к более легкому участку, откуда я сумел бы переговорить с Рейнхольдом Месснером. Он стоял на гребне там, где трещина Мёркла выходит на Южное плечо, примерно в метрах семидесяти-ста от меня. Было десять часов утра, и мы обсудили возможные маршруты к вершине и сколько времени они займут. Рейнхольд сообщил, что в 17.00 накануне взошел на вершину вместе с братом и теперь собирается спускаться в западном направлении (по склону, обращенному к долине Диамир!). На мой вопрос, все ли у них в порядке, он ответил «да». Казалось, гора свалилась у меня с плеч, потому что я думал, что он просит о помощи. У меня все еще не было предчувствия, что трагедия началась днем раньше, когда Гюнтер последовал за братом. Начиная с того момента, оба они оказались без веревки, бивачного и другого необходимого снаряжения.

Рейнхольд был готов только к одиночному восхождению. он взял лишь накидку из алюминизированной пленки и немного продуктов в качестве карманного питания. Теперь он просил меня сообщить остальным, что собирается спуститься по противоположному склону и скоро будет в базовом лагере. Я очень не советовал ему делать это, но он оборвал разговор словом «привет!» и скрылся за гребнем.

Обе эти версии имеют общий контур, но интерпретация деталей совершенно различна. Кажется маловероятным, чтобы Рейнхольд Месснер действительно выбрал для спуска склон, уходящий в долину Диамир, как на этом настаивает Кюн. Несмотря на то что Месснер был очень смелым альпинистом-новатором, он всегда проявлял большую трезвость суждения и практический здравый смысл. Решить направиться вниз по неизвестному склону с другой стороны горы без необходимого снаряжения, продуктов и поддержки, да еще с совершенно выбившимся из сил братом представляется совершенно несвойственным его характеру.

Он был в отчаянном положении - спотыкался и падал несколько раз, раня руки собственными кошками; в конце концов он остановился, оперся на свой ледоруб и заплакал. И лишь когда его изможденный брат Гюнтер заставил взять себя в руки, Месснер начал снова контролировать ситуацию.

Он знал, что Гюнтер ни за что не переживет еще одну «холодную» ночевку на этой высоте; к тому же представлялось маловероятным, чтобы Кюн и Шольц вернулись в кулуар Мёркла до наступления темноты. Не могло быть и речи о том, чтобы снова идти на вершину на встречу с этой двойкой, поскольку Гюнтеру это было не под силу. Рейнхольд предложил было вернуться на вершину в одиночку; но Гюнтер не дал на это согласия. Он отчаянно хотел спуститься по кажущимся легкими склонам на западной стороне, поэтому примерно в одиннадцать часов утра они отправились вниз по залитому солнечным светом Диамирскому склону. Рейнхольд шел впереди, пытаясь выбрать наилучший маршрут, что всегда нелегко делать сверху, потому что, к примеру, невозможно разглядеть ледовые утесы, пока не окажешься прямо на них.

Затем по склону поползли послеполуденные облака, они поглотили альпинистов и сгладили перспективу. Неожиданно туман рассеялся, и перед ними открылся темный провал, который словно нырял в глубины долины Диамир, видневшейся далеко внизу. Они подошли к ледяному барьеру крутому, гладкому, непреодолимому. Обойдя его, Рейнхольд нашел кулуар из гладкого, отполированного льда, который уходил вниз под углом пятьдесят градусов. Спуск был возможен. Двигаясь лицом к склону, вгоняя передние зубья кошек в твердую гладкую поверхность всего на несколько миллиметров, они с трудом начали спускаться. Затем с какой-то таинственно-жуткой отчетливостью Рейнхольд почувствовал присутствие третьего лица, оно находилось за пределами его поля зрения и шло наравне с ним по мере того как он осторожно спускался по кулуару. Они продолжали движение вниз до наступления темноты. Появились какие-то скалы. Теперь альпинисты находились на ребре Маммери. Примерно в полночь они наконец-то остановились. Совершенно изможденные, продрогшие от холода, страшно страдающие от жажды-альпинисты не пили ничего вот уже двое суток, Рейнхольд и Гюнтер приютились на крошечной скальной полке.
Они вышли в путь снова до наступления рассвета при свете луны. Обстановка была прямо-таки мистической: тусклое сияние снежной поверхности, непроницаемая чернота теней, лишь изредка озаряемая редкими искрами, высекаемыми кошками о поверхность скалы. Они продолжали движение из последних сил, пока наконец на рассвете не поняли, что добрались до ледника у подножия Диамирского склона. Самое худшее было позади. Несмотря на то что они были крайне измотаны и опасность по-прежнему грозила им, они испытали краткие мгновения радости от сознания достигнутого: они сделали первый траверс Нанга Парбат, первый подъем по Рупальскому склону, первый прямой спуск по Диамирскому склону и остались при этом в живых.

Словно во сне они побрели вниз по леднику. Рейнхольд впереди, выбирая путь, Гюнтер сзади. На леднике совершенно не было снега, трещины были хорошо видны и поэтому не представляли угрозы, а затем, когда поднялось солнце, крошечные ручейки зажурчали со всех сторон. Рейнхольд припал к одному из них и стал жадно пить, затем сел, греясь в солнечных лучах, и стал поджидать брата. Он услышал голоса, увидел силуэт лошади на фоне неба, пасущийся скот, каких-то людей, стоявших прислонившись к стене. Он напряг зрение - и лошадь превратил ась в трещину, скот - в огромные снежные глыбы, а люди - в камни!. Однако Гюнтера все не было. Рейнхольд прождал еще час по-прежнему никаких признаков брата. С нарастающей тревогой он заставил себя подняться вверх по леднику, придерживаясь пройденного им маршрута и совершенно забыв про усталость. Отпечатки следов не сохранились, потому что во время спуска лед был твердым, но он увидел огромное нагромождение обломков ледовой лавины, которая сошла вскоре после того, как он видел брата в последний раз. И медленно в его сознание проникла мысль, что Гюнтер почти наверняка попал в эту лавину и находился теперь где то под тысячами тонн льда. Не в состоянии полностью примириться С этим, Рейнхольд продолжал поиски весь день, совершенно охрипнув от крика. Он заночевал там же, на леднике,. продолжил поиски на следующий день и только к вечеру ему пришлось наконец смириться с тем, что произошло. Словно в бреду, почти без сознания он прошел, шатаясь, вниз до конца ледника, где провел свою четвертую ночь без пищи и укрытия. Наступило очередное утро, оно было холодным, ясным, спокойным и тихим. Склон Диамир был окутан загадочной тенью, а зубцы гребня Мацено еще только окрашивались ранними лучами солнца. Казалось, во всем мире не осталось в живых никого. Месснер стал звать брата, но в ответ снова была тишина. Не раздавалось даже эхо. Он оставил свои гетры на вершине скалы на тот случай, если появится вертолет, посланный на его поиски, и начал спускаться по длинной пустынной долине. Он продвигался ужасно медленно. Сопровождаемый призраками, он перебирался от камня к камню и провел еще три ночи без крова, прежде чем наткнулся на высокогорное стойбище местных скотоводов. Он был крайне истощен, обожжен солнцем, его ноги были изодраны в кровь и обморожены.

Для Месснера это был настоящий Армагеддон немногие смогли бы пережить такое, не говоря уж о том, чтобы пуститься на еще более тяжкие испытания. Дело не только в телесных травмах - последовала полная ампутация большого пальца на ноге и частичная остальных, за исключением двух мизинцев - нельзя забывать и о его душевных ранах. И, словно всего этого оказалось недостаточно, последовала целая серия судебных исков, которые были предъявлены Месснеру Херлигкоффером за нарушение контракта и диффамацию. Месснер так описал все пережитое в книге «Большие стены»: «Одиссея на Нанга Парбат дала мне силы смотреть прямо в лицо любым трудностям в будущем и принимать либо отвергать их, и каким бы рискованным предприятием я с тех пор ни занимался, завершалось ли оно успешно или нет - оно неизменно составляло частицу моей жизни, моей судьбы».

Во всяком случае, 1970 год обернулся для Месснера настоящим кризисом. С ним подружился барон фон Кинлин богатый аристократ из Западной Германии, сыгравший незначительную роль в экспедиции на Рупальский склон Нанга Парбат. Барон принял сторону Месснера в затянувшейся сутяжной волоките; он также пригласил его восстановить силы в своем замке в Вюртемберге. Тогда же Месснер и Уши - молодая красивая жена барона полюбили друг друга. Уши оставила мужа и троих детей, чтобы быть с Месснером. Они поженились в 1971 году и вместе вернулись в долину Диамир, чтобы отыскать тело Гюнтера. Это им не удалось. В 1972 году Месснер взошел на Манаслу (8156 метров) его второй восьмитысячник в составе австрийской экспедиции, которой руководил Вольфганг Наирц. И снова случилось несчастье с его напарником. Франц Ягер, который вышел на штурм вершины вместе с Месснером, повернул обратно, а тот продолжил подъем в одиночку. При спуске с вершины Месснер попал в жестокую снежную бурю и когда вернулся в верхний лагерь, то с ужасом узнал, что Ягер сюда не прибыл. Двое других альпинистов из лагеря 4 немедленно отправились на поиски пропавшего, и один из них, Энди Шлик, тоже погиб. Естественно, пошли пересуды, хотя было очевидно, что Месснер не мог предвидеть такого развития событий после того, как он решил идти на вершину в одиночку.

Примерно тогда Месснер задумал сделать одиночное восхождение на восьмитысячник, и склон со стороны долины Диамир, казалось, притягивал его к себе как магнит. Он вернулся сюда в 1973 году, чтобы совершить свое первое одиночное восхождение, описанное в его книге «Один на Нанга Парбат», расположился лагерем под скальным выступом ребра Маммери неподалеку от того места, где он провел ночь, полную отчаяния после смерти брата. Однако его сердце тогда не лежало к восхождению. Прежде чем покинуть свой крохотный базовый лагерь, он признался в своем дневнике:

Уже далеко за полночь, а я не могу заснуть. От еды, которую я заставил себя проглотить вечером, тяжело в желудке. Я думаю об Уши и горько плачу. Это подавленное настроение заставляет меня забыть про голод и жажду.. оно не покидает меня. И вовсе не размышления о моем грандиозном плане лишают меня аппетита и сна-в этом повинна разлука с женой. Я не готов психически довести такое большое предприятие до конца.

Но даже при всем этом он выступил в то утро 3 июня упаковал рюкзак, надел ботинки и стал подниматься по нижним склонам стены в призрачном свете рассвета. Он не принимал осознанного решения вернуться он просто понял вдруг, что идет вниз. Прыжок в неизвестность был для него тогда слишком труден, но, вероятно, не менее важную роль сыграло то, что узы, связывающие его с землей, были слишком сильны.

Однако, едва вернувшись в Фюн, он начал мечтать о новых восхождениях. Это синдром, который испытал я сам и, уверен, почти все завзятые альпинисты: стремление вернуться домой, когда находишься в горах, и обдумывание новых планов уже через несколько дней после возвращения.

В 1975 году Месснер участвовал в двух экспедициях, которые являли собой разительные примеры двух существенно различающихся подходов к тактике восхождений. Весной он присоединился к итальянской экспедиции осадного стиля, собиравшейся пройти огромную южную стену Лхоцзе - одну из самых сложных и опасных стен в Гималаях. До сих пор эта стена отбивала все попытки подняться по ней. Экспедицию возглавлял Риккардо Кассин один из известнейших восходителей эры предвоенного альпинизма. Месснер любил и уважал Кассина и в целом хорошо ладил с остальными членами команды. Хотя он много работал на маршруте впереди, он счел такой тип экспедиции несвойственным его настрою и так прокомментировал это в своей книге «Вызов»:

...с одной стороны, такая экспедиция обеспечивает большую безопасность, взаимную поддержку, возможность замены в случае болезни, товарищество. С другой стороны, приходится мириться с ограниченной мобильностью, долгими дискуссиями, необходимостью поддерживать дух коллективизма, что при некоторых обстоятельствах может задушить всякий nрогресс. При тщательной noдготoвкe и необходимом опыте экспедиция, состоящая только из двух альпинистов, может оказаться не только более подвижной и дешевой. но и более безопасной. На любой большой горе каждый все равно должен полагаться на самого себя. Гораздо легче подыскать себе одного подходящего партнера, чем десяток - полтора.

Он уже тогда задумал экспедицию иного плана-восхождение двойкой на Хидден-пик (Гашербрум 1, 8068 метров) в Каракоруме. Ни один восьмитысячник до сих пор не был покорен экспедицией из двух альпинистов, иными словами, в чисто альпийском стиле. Экспедиция Германа Буля на Броуд-пик была очень компактной, без высокогорных носильщиков, однако альпинисты переносили грузы вверх по горе, устанавливая лагеря в традиционной «осадной» манере.

Петер Ха6елер - партнер Месснера по восхождениям на Хидден-пик и Эверест

Эволюция альпинизма находится под сильным влиянием конфликта между основными человеческими инстинктами. С одной стороны, это дух приключения, желание померяться силами с неизведанным, испытать свое умение и способность правильно оценивать ситуацию с элементом риска, обостряющего все предприятие; с другой стороны, существует инстинкт самосохранения и стремление повысить шансы на успех. «Осадный» метод, при котором задействовано много участников и навешены перильные веревки, гарантирует больше шансов на успех и в то же время в психологическом отношении как бы обедняет деятельность участников экспедиции, хотя в некоторых случаях риск так же велик, хотя он может проявляться в ином обличье. У члена экспедиции, применяющей тактику осады горы, может развиться состояние самоуспокоенности, когда он будет слишком полагаться на цепь лагерей и перильные веревки. Однако ему приходится многократно перемещаться вверх и вниз по потенциально опасным участкам, таким образом повышая шансы попасть под лавину, камнепад или угодить в скрытую трещину. Довольно слабый технически восходитель может подняться выше, чем если бы он сам начинал восхождение от подножия горы, не пользуясь хрупкими строительными лесами экспедиции осадного типа.

Итак, в стремлении к проведению высотных экспедиций в альпийском стиле, хотя чисто психологически это гораздо более опасный метод, проявляется своего рода здравая, практичная логика, на что и указывал Месснер. Он часто обсуждал это с Питером Хабелером - талантливым австрийским про водником, вместе с которым делал восхождение в Андах и очень быстро прошел стенной маршрут на Эйгер.
Месснер узнал, что получил разрешение на попытку покорения Хидден-пика, когда был в экспедиции на Лхоцзе. Времени оставалось в обрез, так как представлялось маловероятным, что они закончат работать на Лхоцзе - успешно или нет - до середины мая, т. е. начала альпинистского сезона в Каракоруме. Тем не менее Месснер решил отправиться туда и, как только вернулся в Тироль, с головой окунулся в приготовления. Это обстоятельство вызвало еще один конфликт между его желанием быть вместе с Уши и стремлением продолжать восхождения. Его жена видела впереди только бесконечную серию экспедиций, время между которыми было посвящено приготовлениям к следующей, лекционными турне; постоянная занятость мужа приносила в жертву их совместную жизнь. Месснер замечал признаки смятения в душе своей жены, но потребность отправиться на Хидден-пик была всепоглощающей. Он не мог отказаться от экспедиции, а Уши никогда и не попросила бы его об этом, слишком хорошо зная, что такая просьба сама по себе навсегда, бросила бы тень на их отношения.

И так, всего через несколько недель после возвращения в Европу, заполненных лихорадочными приготовлениями, Месснер снова оказался в Гималаях, на этот раз в Скарду. Он и Питер Хабелер имели в своем распоряжении всего двенадцать носильщиков для переноски экспедиционных грузов и достигли места базового лагеря у подножия Хидден-пика только к концу июля. Около двух недель ушло на разведку подходов к намеченному маршруту, и затем 8 августа они приступили к своему полному драматизма стремительному восхождению, сначала расположившись лагерем у подножия северо-западного склона, а на следующий день пройдя 1200-метровую скально-ледовую стену. Она была такой же крутой и требовала такой же отдачи сил, как и северная стена Маттерхорна, с добавлением всех проблем, связанных с большой высотой. Для того чтобы уменьшить вес рюкзаков и ускорить движение, они решили оставить веревку, что означало, что каждый будет совершать восхождение практически в одиночку, когда ошибка почти наверняка означала бы гибель. Тем не менее психологическая поддержка, которую каждый из них мог бы оказать товарищу, была очень важным фактором. Именно этого недоставало Месснеру во время его первой попытки покорить в одиночку Нанга Парбат.

Они поднимались весь день, преодолевая крутые ледовые стены и непрочные скалы, при этом подспудно беспокоясь о том, что им предстоит еще и спускаться. Икры ног немели от постоянного напряжения из-за того, что приходилось идти на передних зубьях кошек. Легкие болели от напряженного дыхания, по мере того как они медленно поднимались с высоты 5900 метров до 7100. Затем наконец они оказались выше стены в огромном снежном бассейне в верхней части Хидден-пика. Вершинный гребень - еще тысяча метров высоты заманчиво уходил от них, выполаживаясь кверху. Они расположились на ночлег в крохотной двухместной палатке и на следующий день направились к вершине. Никогда еще гора такой высоты не покорялась с подобной стремительностью и при такой полной самоотдаче. Но Месснер дорого заплатил за свою преданность горам - в 1977 году Уши оставила его. Он никогда так не любил никого, как любил Уши, и так и не сумел найти никого больше, кто бы мог заменить ее в его сердце. Вернувшись на Нанга Парбат позднее в том же году с надеждой совершить все-таки одиночное восхождение, он не дошел даже до подножия горы настолько велико было охватившее его чувство безысходного одиночества. Однако вызов бросали и другие вершины. Никому еще не удавалось подняться на Эверест без кислородного аппарата, хотя некоторые бывали довольно близко от вершины. В 1924 году полковник Нортон достиг высоты примерно 8570 метров на северном склоне Эвереста, а затем в 1933 году Уин Харрис, Уэйджер и Смайз достигли такой же высоты. Трудность маршрута и недостаток кислорода в конце концов заставили их отступить. Китайцы во время своего восхождения с севера в 1975 году использовали кислородные аппараты только частично - они несли с собой по два баллона и дышали кислородом только во время остановок на отдых. Однако никто пока не достиг вершины, совсем не пользуясь кислородным аппаратом.

В связи с этим на многие вопросы еще не было ответов. Способен ли человеческий организм сохранить работоспособность на высоте 8000 метров без дополнительного кислородного обеспечения? Эта высота наверняка очень близка, а может быть, даже и выше той критической высоты, на которой в атмосфере недостаточно кислорода для поддержания жизни. Представляет ли эта высота угрозу нанести повреждение человеческому мозгу? Однако для Месснера вызов был слишком заманчив, он соответствовал его философии сокращения до минимума всех технических вспомогательных средств, которые стоят между альпинистом и самим восхождением. Это также было уникальной точкой зрения. Месснер представлял свою попытку взойти на Эверест как попытку сделать это честными средствами, подразумевая, что все остальные, кто поднялся на эту вершину, в той или иной степени прибегли к обману.

Однако получить разрешение для восхождения на Эверест нелегко. Гора была «занята» на многие годы вперед. Австрийская экспедиция, руководимая другом Месснера Вольфгангом Наирцем, отправлялась туда весной 1978 года, и тот договорился с Месснером и Хабелером, что они присоединятся к его экспедиции на правах самостоятельной мини-экспедиции. В свою очередь Месснер сумел получить средства, добыть которые больше никто - не мог.

Они хорошо взаимодействовали на горе Месснер и Хабелер помогали прокладывать маршрут через ледопад, Западный цирк и выше по склону Лхоцзе. Они отказались от первой попытки совершить бескислородное восхождение на вершину: у Хабелера расстроился желудок, а Месснер отступил из-за шторма. Тогда же Хабелер заколебался и попытался присоединиться для второй попытки к группе, которая пользовалась кислородными аппаратами, однако у членов той группы были свои твердые планы, и, кроме того, это вызвало у них определенное недовольство, потому что имелась договоренность о том, что первой должна была идти к вершине связка, не пользующаяся кислородом. Решимость вернулась к Хабелеру, и 8 мая он и Месснер достигли вершины Эвереста, не прибегая к помощи кислородных аппаратов.

Это было замечательным достижением, и все же Месснер чувствовал нечто вроде спада. Он уже мечтал о возвращении на Нанга Парбат. «Когда мы снова оказались в базовом лагере, я не испытывал радости от нашего успеха, а скорее ощутил внутреннюю опустошенность; я заполнил ее размышлениями о покорении моего восьмитысячника идола в одиночку».

Он еще ранее обратился за разрешением подняться на Нанга Парбат и узнал, что оно получено, когда он был на Эвересте. Он вернулся в Тироль и провел напряженный месяц, завершая отчет о восхождении на Эверест, давая интервью, занимаясь организацией новой поездки.

Эверест (8848 м) с севера - маршрут, испробованный англичанами накануне войны. Месснер взошел на вершину за трое суток без кислорода и в одиночку.

Есть одно преимущество в организации одиночных восхождений она требует исключительно мало организаторской работы.
В конце июня экспедиция выехала в Гималаи. Она состояла из Месснера и Урсулы Гретер-студентки последнего курса медицинского факультета, которая самостоятельно добралась до базового лагеря у подножия Эвереста, где встретила Месснера. Ей предстояло стать его спутницей и врачом экспедиции.

В Равалпинди им прикрепили офицера связи майора Мохаммеда Тахира. Они закупили местные продукты и отправились в горы. Испытание, которое ожидало Месснера, было, вероятно, серьезней и, конечно, требовало гораздо большей отдачи сил, чем все то, что он пережил на Эвересте. Он сделал уже две попытки и оба раза потерпел неудачу, потому что не был готов к этому психологически. Однако на сей раз он, кажется, действовал правильно. Восхождение на Эверест, должно быть, вселило в него уверенность, а в компании Урсулы, пока он находился в базовом лагере, ему не грозило расслабляющее одиночество, которое он испытывал во время своих предыдущих попыток. Он даже сумел привести в порядок свои чувства после разрыва с женой. Он так писал об этом: «Время от времени я все еще страдаю от душевной депрессии, однако размышления о ней идут мне на пользу. Я определенно не хочу забыть ее».

Подход к самой горе оказался удивительно легким, скорее напоминал туристическую прогулку, чем экспедицию, по мере того как крошечная команда «втягивалась» в окружающую обстановку. Они быстро и легко подружились с офицером связи, по очереди готовили и выполняли другие необходимые мелкие обязанности в пути. У подножия ледника Диамир, где Месснер бывал уже трижды, они разбили свой крошечный лагерь и посмотрели на склон. Тот факт, что в 1970 году Месснеру пришлось спускаться по нему, не принижал принятый вызов, элемент неизвестного. Ведь ему предстояло полное одиночество на этой громадной горе, его ждали риск падения в скрытую трещину или бергшрунд, опасности самого восхождения, ужасающе трудного, и все это без поддержки и постоянного присутствия товарища.

Они пробыли в базовом лагере десять дней, прежде чем Месснер почувствовал, что готов к выходу. Ему не надо было акклиматизироваться и входить в спортивную форму благодаря своему недавнему восхождению на Эверест и десятидневному подходу, когда им пришлось совершать непрерывные спуски и подъемы на высотах две четыре тысячи метров. И все же, когда он укладывал свой рюкзак в тот день, где-то в глубине его сознания шевелились сомнения. Вечером стало еще хуже - всевозможные мысли и образы роились у него в голове, как это бывает, когда человек находится в состоянии между бодрствованием и беспокойным сном.

Эти муки заставили меня сесть. Неожиданно в моем сознании промелькнуло видение падающего по горному склону человеческого тела. Оно падало прямо на меня. Я отшатнулся в сторону. Страх поглотил все мое существо. Продолжая падать, эmо кувыркающееся тело чуть не задело меня, и, заглянув ему в лицо, я с ужасом узнал себя. Меня чуть было не вывернуло наизнанку. Мне стало совершенно безразлично, буду ли я падать дальше или задержусь, останусь ли жив или умру. Должно быть, я вскрикнул, потому что Урсула проснулась.

Месснер не выступил на следующее утро. Вместо этого он вместе с Урсулой взошел на небольшой пик, расположенный над их лагерем; благодаря этому снова обрел уверенность, в которой так нуждался, и почувствовал, что слился воедино со своим склоном, окружающими его пиками и небом. Через несколько дней Месснер был готов выступить. Так же как и при восхождении на Хидден пик, он основывал свой план на быстроте передвижения. Чем дольше он пробудет на склоне, тем вероятнее возможность быть застигнутым плохой погодой, тем дольше он будет подвергаться объективной опасности попасть под лавину или камнепад. Поэтому Месснер взял с собой самый минимум - легкую палатку, спальный мешок, ледоруб, кошки, примус и запас продуктов на несколько суток. Всего получилось пятнадцать килограммов. Это означало, что он должен был преодолеть 3500-метровую стену всего за трое четверо суток, в то время как у экспедиции осадного типа это заняло бы несколько недель, а то и дольше.

Выступив из базового лагеря 6 августа, Месснер направился вверх по несложному леднику к подножию ребра Маммери. Урсула сопровождала его в тот вечер; они поставили палатку под большой скалой, которая, как надеялся Месснер, защитит их от лавин, которые могли сойти со стены. На следующее утро, чуть забрезжил рассвет, он отправился вверх по леднику, словно охраняющему нижнюю часть стены, выбирая путь через трещины, в обход отвесных сераков. Так же как и во время того фатального спуска с Гюнтером восемь лет назад, Рейнхольд снова почувствовал присутствие какого-то другого лица и даже расслышал голос незнакомца, который направлял его, подсказывая, идти ли ему вправо или влево, чтобы выбрать наилучший маршрут. Он продвигался успешно, направляясь к висячему леднику, постепенно переходившему в огромную ледовую стену, которая перегораживала центральную часть самой стены. Для того чтобы чувствовать себя в безопасности, ему нужно было преодолеть ее в тот же день.

Склон все еще прятался в тени, снег под ногами хрустел и был твердым, а Месснер уже был выше большой ледовой стены. Он набрал 1600 метров высоты всего за шесть часов. Хотя было еще рано, Месснер решил остановиться и вытоптал небольшую площадку под стенкой серака, которая, как он надеялся, защитит его от возможных лавин. Месснер поставил палатку и забрался внутрь. На большой высоте контрасты столь же велики, как и на поверхности Луны. Если в тени ужасно холодно, то на солнце, особенно внутри палатки, чувствуешь себя как в духовке. В ней было так тепло, что снег, который набился в чехол для палатки, свисавший с потолка, таял весь день, обеспечил Месснера драгоценной жидкостью и, таким образом, сэкономил топливо. Он накипятил воды и сварил суп, проглотил немного холодной солонины, и его тут же стошнило. Жара, быстрый набор высоты, утомление-все сыграло свою роль, однако при этом он потерял драгоценную жидкость из организма, чего нельзя было допускать. Весь день он пил мелкими глотками талую воду, вечером снова сварил суп, а затем забрался в спальный мешок, чтобы в одиночестве провести свою первую ночь на Диамирской стене. Пока что он контролировал ситуацию, и все шло по плану.

Затем наступило утро, и со склона сошла . огромная лавина. Много позднее Месснер узнал, что ее вызвало землетрясение с эпицентром в крутом изгибе реки Инд, которая змеей петляет в горах. Все, что он понял тогда - маршрут, которым он следовал накануне днем, был начисто сметен, и запоздай он с выходом хотя бы на одни сутки, то оказался бы у подножия ледово-снежной стены, как раз непосредственно на пути лавины. Размеры катастрофы только подчеркнули его собственную уязвимость. Однако ему все же не пришло в голову начать поиск пути обратно; все его существо было нацелено на вершину.

Месснер собрал снаряжение, аккуратно свернул палатку и снова двинулся вперед в пронизывающем холоде раннего утра. Он направился к очередному препятствию изломанной стене скал и льда, простиравшейся вниз от гребня. Он шел медленнее, чем днем накануне; каждый шаг требовал особого усилия воли.

Диамирский склон вершины Нанга Парбат. Тот факт, что Месснеру пришлось спуститься по нему при отчаянных обстоятельствах в 1970 году, не снижал интереса к восхождению. Оно должно было стать его третьей попыткой.

Не могло быть и речи о том, чтобы состязаться с солнцем, и, когда оно перевалило через плечо, адский холод сменила невероятная жара, а снег вскоре превратился в предательское месиво. Но Месснер продолжал идти, продвигаясь все ближе и ближе к огромной трапециевидной скале, составлявшей вершину. Он остановился как раз под ней. Теперь он находился на высоте примерно 7500 метров - была набрана еще тысяча метров, миновал еще. один день одиночества. Временами он снова чувствовал присутствие другого человека, на этот раз девушки; он мог почти наяву видеть ее уголком глаза. Они разговаривали. Она уверила его, что погода продержится и что он достигнет вершины на следующий день. Во второй половине дня причудливые горы кучевых облаков переместились в небе и изменили свою форму и окраску, когда солнце село за горизонт. В тот вечер после долгого дня работы к Месснеру пришло умиротворение, но на следующее утро все переменилось.

Внезапное осознание полнейшего одиночества повергло меня в состояние глубокой. депрессии. В течение многих месяцев после разрыва с Уши это часто случалось со мной, когда я просыпался. Неожиданный наплыв этого чувства грозит разорвать меня на части, из каких-то глубин поднимается отчаяние, которое завладевает всем моим существом. Оно настолько сильно, что я плачу.

Однако необходимость действовать способна излечивать душевные муки. Он выглянул из палатки, стараясь угадать, что принесет ему сегодняшний день.

Игра темных облаков подо мной и беспокоит, и очаровывает меня. Время от времени между клубящимися облаками проглядывают вершины гор. Кажется, будто я наблюдаю картину сотворения мира. Я словно вижу все со стороны. Мне даже не приходит в голову мысль, что грозит непогода. Странное ощущение. «Тайю» (все хорошо ),-говорю я тогда, только и всего; это словно само собой напрашивается на язык. Я готов надуть мыльные пузыри и подвесить на них свою палатку. На мгновение какая-то теплая волна проходит сквозь мое измученное тело.

Месснер отдыхает на высоте примерно 7800 м в заключительный день восхождения. Он смотрит вниз на палатку своего последнего лагеря.

Теперь, находясь в пределах досягаемости вершины, он мог надеяться добраться туда и спуститься обратно за день. И действительно, он обязан был сделать это, потому что был уже не в состоянии нести на себе пятнадцатикилограммовый груз, провести еще одну-другую ночь на такой высоте и продолжать идти вверх. Поэтому он оставил палатку, спальный мешок и продукты и, захватив с собой только ледоруб и фотокамеру, двинулся к вершине.

Теперь Месснер был значительно выше линии той зоны, где снег попеременно то тает, то замерзает. Даже ранним холодным утром снег представлял собой глубокую трясину, в которую он провалился по пояс. После трехчасовой борьбы он едва продвинулся вперед, а день и его собственные силы быстро угасали. Казалось, оставался только один выход лезть по крутым скалам, ведущим прямо к вершине, хотя это означало бы несравненно большую степень риска. Он с трудом пробирался по скальным полкам не шире подоконника; на этой высоте в неуклюжих двойных ботинках с кошками не было никакой возможности применить технику скалолазания.

Балансировать на зубьях кошек было плохо. Заполненные снегом кулуары перемежались со скальными уступами; Месснер стал отдыхать все чаще и чаще, по мере того как его мышцы все больше наливались свинцовой усталостью. Во время высотного восхождения физические усилия не доставляют радости, и только усилиями воли можно заставить себя двигаться переставлять ноги с такой болезненной медлительностью, что кажется, будто цель никогда не приблизится к вам. Он слышал, как шумно, словно меха, работают легкие и бешено колотится сердце, но продолжал упорно идти.

Рейнхольд Месснер на вершине Нанга Парбат. Преврати в ледоруб в штатив, он сфотографировал самого себя с помощью автоспуска.

Было четыре часа, когда он наконец достиг вершины. Неожиданно все склоны стали уходить вниз. Вид с вершины был таким же, как и восемь лет назад, и все же он отличался от прежнего, потому что тогда само восхождение принесло ему свежие впечатления - это был его первый гималайский пик, и с ним был брат, разделивший радость победы.

Я бродил по вершине кругами, снова и снова разглядывая пейзаж, словно не веря в то, что я нахожусь здесь. Я не испытывал такого мощного nрилива эмоций, как на Эвересте; я был совсем спокоен, спокойнее, чем когда находился на любом другом восьмитысячнике. Я часто размышлял об этом позднее u задавал себе вопрос, почему бурные эмоции, которые на Эвересте повергли меня в рыдания и слезы, отсутствовали на вершине Нанга Парбат. Я пришел к выводу, что поскольку я был теперь на вершине в одиночестве, то просто не смог бы перенести такого наплыва чувств и уйти отсюда. Наш организм знает больше, чем мы в состоянии постигнуть умом.

Он провел на вершине час и сделал серию фотоснимков, прикрепив камеру с помощью штативной головки к ледорубу. С помощью автоспуска и сверхширокоугольного объектива он сфотографировал и себя. Большая масса облаков накрыла Каракорум, их зловещие завихрения словно щупальца уже быстро приближались к Нанга Парбат, но Месснера не слишком беспокоило, сможет ли он спуститься другим маршрутом, а не тем, которым он поднялся сюда, перед лицом надвигающегося шторма. Вне всякого сомнения, его реакции были притуплены утомлением и недостатком кислорода, но что было более важно, он чувствовал, насколько слился в единое целое с горой, и само это ощущение придавало ему спокойствие и уверенность.

Однако пришла пора спускаться. Он отыскал другой путь и смог сравнительно быстро и легко спуститься к своей одинокой палатке у подножия вершинной пирамиды. В ту ночь он чувствовал приближение шторма. Ветра пока что не было, но он почти физически ощущал, как облака наваливаются на палатку, а затем утром, завывая словно духи-предвестники смерти, налетели ветер и снег. Не могло быть и речи о том, чтобы двигаться дальше, потому что он никогда бы не отыскал путь вниз при неистовом снегопаде с ветром. Но шторм мог продолжаться суток двое, неделю или даже дольше. При экономном расходовании топлива и продуктов он смог бы продержаться пять суток, поэтому он поудобнее устроился в спальном мешке, чтобы переждать бурю. Но дело было не только в запасах еды, ведь на такой высоте наступает медленное ухудшение состояния организма. Месснер и так уже был сильно обезвожен и истощен. Он знал, что дальше будет еще хуже, и даже отдых на такой высоте принесет ему мало пользы. Его движения стали неуклюжими, он даже раза два опрокинул примус И прожег спальный мешок. У него было много времени, чтобы поразмыслить над своим затруднительным положением и попытаться обдумать наилучший путь для спуска.

Весь тот день он был вынужден провести в палатке, но на следующее утро облака рассеялись, хотя небо было все еще затянуто серой пеленой. Он понял, что должен обязательно спуститься в тот же день, поэтому оставил палатку, спальный мешок и продукты, сознавая, что, если ему не удастся спуститься со склона до наступления темноты, у него останется мало шансов на то, чтобы выжить. Месснер направился вниз по длинным снежным склонам к идущему по центру стены между ребром Маммери и большой ледовой стеной желобу его единственной надежде на успешный спуск, потому что скалы на самом ребре были покрыты тонкой коркой льда. Однако этот желоб служил также естественным путем и для схода лавин. У Месснера не было другого выбора, ему оставалось только надеяться на благополучный исход. Однажды Рейнхольд поскользнулся - он знал, что если упадет, то не сможет задержаться, поэтому стал быстро спускаться вниз гигантскими шагами, с силой вгоняя в лед зубья кошек, чтобы не потерять равновесия. Его грудь тяжело вздымалась, сам он дрожал от напряжения, но все-таки он спускался. Так продолжалось весь день на грани между жизнью и смертью; Месснер не обращал внимания на крайнюю усталость, заставляя себя двигаться дальше; каждый его шаг по твердому льду требовал предельной концентрации внимания, и ему казалось, что он идет на спуске едва ли быстрее, чем это было при подъеме.

Затем Месснер оказался внизу; он почти не заметил, как уменьшилась крутизна склона. Теперь Рейнхольд был на леднике у подножия стены и для того чтобы идти, нужно было просто переставлять ноги. Его встретила Урсула. Восхождение было закончено.

Каким-то образом я превзошёл свои ограниченные возможности свои силы, одиночество. Год назад чувство одиночества было моей слабостью. Не хочу сказать, что я полностью преодолел его, не потому что я пробыл в полном одиночестве всего несколько дней. Но это было прекрасно. Я еще не знаю всего об одиночестве, и это тоже хорошо.

На следующий год Месснер поднялся на К2, на этот раз в составе экспедиции, а затем, в 1980 году, взошел на Эверест с китайской стороны в одиночку, и снова без кислорода, причем это восхождение во многом напоминало по стилю восхождение на Нанга Парбат. Его подруга, на этот раз Нена Ричи из Канады, сопровождала Месснера до базового лагеря и, подобно Урсуле в 1978 году, дошла с ним до передового лагеря. И снова он взял гору штурмом, поднявшись на нее всего за трое суток по северному гребню, т. е. по маршруту, который пытались пройти предвоенные британские экспедиции и впервые преодолели китайские альпинисты в 1960 году. Это было замечательное достижение. Для сравнения следует упомянуть, что с 1953 года было проведено двадцать пять успешных экспедиций на Эверест, но ни одна из них не состояла менее чем из тридцати восходителей и шерпов, не обходилась без помощи кислорода, и ни одной из этих экспедиций не удалось сделать восхождение менее чем за месяц.

Но у альпинистов существуют еще широкие возможности испытать свои силы. Высотные восхождения, проведенные в альпийском стиле, принесли успех только на сравнительно прямых маршрутах, там, где восходители имели возможности для быстрого продвижения. Крутые и технически сложные стены, такие, как южная стена Лхоцзе или К2 с запада, остаются непройденными. Но это только дело времени, и по мере того, как восходители будут дальше совершенствовать свое техническое мастерство и выявлять новые возможности человеческого организма и силы духа, они - эти стены - тоже падут.

Рейнхольд Месснер считает, что тот не настоящий мужчина, кто хоть раз в несколько лет не испытает свои предельные силы и возможности. Серьезное восхождение-своеобразный поединок со смертыо, и искусство заключается в том, чтобы выйти из него победителем. На границе межд у жизнью и смертью человек может познать очень многое.

* Галлюцинации: под влиянием существенной кислородной недостаточности и сильного обезвоживания организма на больших высотах у альпинистов наблюдаются изменения функций высшей нервной деятельности, психики и поведенческих реакций; одним из проявлений этих нарушений являются слуховые и зрительные галлюцинации.
** В 1985 году в результате падения при восхождении в Доломитовых Альпах погиб в возрасте 35 лет еще один брат Месснера - Зигфрид, президент Союза горных гидов Южного Тироля и директор коммерческой альпинистской школы «Месснер».
__________

Трагедия на Манаслу

http://www.mountain.ru/world_mounts/himalayas/2003/Messner_Manaslu/

__________

Впервые без кислорода

http://www.mountain.ru/world_mounts/himalayas/2002/oxygenless/

__________

Посмотреть

«Месснер» (2012, перевод)
http://vk.com/video-19194046_167238815

«Нанга Парбат» (2010, субтитры)
http://vk.com/video-26368033_165421043

«Месснер» (2002, англ.)
http://www.snagfilms.com/films/title/messner

«Гашербрум – сияющая гора» (1984, субтитры)
http://vk.com/video-39165340_165962257

«Эверест без маски» (1978, англ.)
http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=646559
_____

Почитать

http://www.risk.ru/users/sierpe/193779/