Конкурс BASK "Я выжил!" Глубокая разведка

После акклиматизационного кольца группа шла на первый перевал основной части маршрута – перевал Красавица. Название соответствовало. Это действительно одна из красивейших седловин, которые я когда-либо видел. Пять лет назад мы с Борькой уже ходили через Красавицу. Остальные четверо участников группы на Алтае впервые.
Мы остановились на тропе невдалеке от оставленной несколько дней назад заброски. Димка и Колян пошли ковыряться в камнях.
- Ну, как там, все цело? – задал вопрос Борька. Ну, потому, что кто-то должен же был спросить. Почему бы и не завхоз?
- Что-то я не вижу сала, - озабоченно произнес Димка.
- Да, и колбасы почему-то нет! – в тон ему воскликнул Колян.
- Ага, и сгущенки нет! – не вставая с рюкзака, весело закричала Светлана.
- Не-а, не натурально, - обидел артистов Борька, – Станиславский выгнал бы вас с репетиции взашей!
Я поднялся с рюкзака.
- Борь, разберитесь здесь без нас. Мы на срединной морене будем. На выходе на ледник кошки наденьте обязательно. Помнишь, сколько там лететь, если чего?
Рюкзак привычно пристроился на плечах.
- А ты чего развалился? – я ласково пнул Серого ботинком в подошву вибрама.
- А, поссол ты… - привычно ответил Серый.
- Я то поссол, однако, но ты давай, бери кастрюлю у Светы и поссол за мной рыской чукой, однако.
В начале перехода, пока еще дыхание не сбито и пот не заливает глаза, я внимательно осмотрел путь подъема на ледник. Нам с Серым здесь часа на три работы. Ребятам, догрузившимся продуктами и снаряжением из заброски, на полтора часа больше. Для восьми утра расклад вполне приемлемый. У нас это называется «оптимизацией групповых усилий». Пока вторая часть группы вылезет на ледник мы с Серым установим палатки, раскидаем вещи, сготовим обед. А потом, после обеда, когда народ начнет пересортировывать барахло, полезем в ледопад на разведку.
У выхода на ледник Серый подозрительно закопался, надевая кошки. Пришлось подойти поближе. Так! Как сейчас помню. Восьмого мая на спуске с Эльбруса около скал Пастухова у Серого слетела кошка, потому, что оторвалась тесемочка. Снегу было навалом и пошел Серый дальше в одной кошке. Но не далеко. Скоро оторвалась и вторая тесемочка. И сложил тогда он кошки и обрывки тесемочек в аккуратный мешочек из толстого брезента. Сейчас этот мешочек, обрывки тесемочек, моток расходного репшнура, зажигалка и нож лежали на камне перед Серым.
- Серый, - вкрадчиво произнес я, - ты к походу готовился?
- А как же!? Каждое утро по семьдесят пять отжиманий.
- А каждый вечер, блин, по семьдесят пять прижиманий!!! – закипел мой разум возмущенный. – К ярославским красавицам!!
- Вот, сам говоришь, что я к перевалу Красавица правильно готовился, - очень миролюбиво и кротко произнес Серый. Он таким редко бывает, только когда и вправду виноват.
- Три дня в поезде груши околачивал! – впрочем, я уже стихал, пар весь вышел.
- Шесть секунд, шеф!
Что-то я про «поссла» ничего не слышу. Хотя вина-то уж очень очевидна.

… Мы допивали компот, развалившись на камнях морены, когда показалась славная четверка вьючных ишаков, загруженных по самую хряпку.
- Здорово ребята! Откуда будете? – поприветствовал Серый шерпов.
- М-м-местные! – промычал Димка.
- Говорить могут, значит, жить будут, - подвел итог я. – Пошли собираться, наш выход.
Серый - конь. Априори. Точнее, если учесть рост, то, скорее лошадь Пржевальского. Первую веревку в ледопаде проскочил как на соревнованиях.
- Перила готовы!!
- Пооонял! А на фига зажимы унес?!
- Не уносил!
Два жумара я положил в лагере на камень рядом с тем местом, где Серый собирал свой рюкзак Прямо поверх стремян для фиф. Понятное дело мы не стали выяснять отношения на сорокаметровой дистанции, и мне пришлось лезть наверх, пристегнувшись к перилам скользящим карабином, используя вместо зажима поочередно то правую, то левую руку.
- Серый, - я начал толкать речь в перерывах между глубокими вдохами, - я тебе говорил, чтобы ты фифы взял?
- Ну, взял.
- А стремена от фиф, что рядом с твоим рюкзаком лежали, взял?
- А зачем мне стремена?
Логично. Он на фифах сорок раз на спор подтягивается. Зачем ему стремена, которые позволяют использовать силу ног для подъема после установки фифы на ледовую стенку? Он и на руках отлично справится. Очень хотелось обругать его, но на ум постоянно лезла одна и та же фраза, которую любил повторять во время лекций слушателям школы ВТП: « Руководитель обязан лично убедиться в том, что при выполнении технических действий, участники, эти действия выполняющие, имеют достаточную техническую подготовку, а так же необходимое снаряжение». Говорить было не о чем, и мы занялись делом, ради которого и залезли в ледопад.
Последняя веревка досталась мне. Все складывалось очень удачно. Веревка заканчивалась на плоской части ледника над ледопадом. Вот только стеночка последняя, метров восемь высотой, крутовата. Почти вертикаль. Я с сомнением взглянул на свои десятизубые ВЦСПС-овские кошки. Да, стремена, что лежали сейчас в лагере, очень бы пригодились. Но тут, очень кстати, вспомнился отец – военный летчик. «Ас не тот, кто умеет здорово летать на МИГ-23» - говорил он. В то время МИГ-23 был самый лучший в мире многоцелевой самолет. – «Ас тот, кто умеет здорово летать на всем, включая МИГ-23, У-2 и помело Бабы-Яги».
- Ладно, попробуем на помеле, - бормотал я, подбадривая себя и заворачивая крюк, как можно выше.
Оказалось проще, чем смотрелось снизу.
- Делаешь успехи, шеф! – одобрил мои потуги Серый, когда я выкорячился на плоскую поверхность ледника. - Если дальше так пойдет, то дадим тебе на соревнованиях первым пройти. На детских, разумеется.
- А поссол ты… - ответил я.
- Ну, чего там, крепи перила, да пошли домой!
- Перила готовы! А что у тебя там за веревка в рюкзаке валялась?
- Двадцатка, расходная.
- Годится! Скачи сюда.
- Зачем?
- Работа есть для настоящих мужчин. Не то, что козлами по ледопаду прыгать.
Влажный снег глубиной тридцать – тридцать пять сантиметров великолепно утаптывался в ступени. К утру они замерзнут, и мы пойдем на перевал, как по ступеням Мавзолея. Выигрыш сил для группы очевиден и огромен, а потому мы, не жалея ног, тропили снег, постепенно уползая от ледопада в верхний цирк. В цирке снег был такой же, и мы не поленились протоптать дорогу под самый перевал. И, с сознанием честно выполненного долга, поскакали назад в лагерь рядом с подъемными следами, один вид которых вызывал у нас законную гордость.
Где-то посредине цирка Серый, который шел следом за мной на другом конце нашей двадцатики, вдруг заорал:
- Стой!
- Что случилось? – Я затормозил и обернулся к Серому.
- А жратва?
Да! Это, пожалуй, промашка. Вернуться в лагерь с шоколадом и курагой, которые выдал завхоз, – серьезная ошибка для спортсменов такого класса. Пришлось присесть на пару минут на рюкзаки, в которых были только пуховки. Сидеть не очень удобно, но мама говорила в детстве, что стоя едят только лошади. Правда, мама тогда не знала, что в моей жизни, благодаря горному туризму, будут такие моменты, что не смогу толком объяснить, чем же это таким особенным я от лошади отличаюсь.
Мы снова расположились с Серым на разных концах веревки, я впереди, Серый сзади и почесали вниз к палаткам. На самом выходе из верхнего цирка, когда склон наклонился вниз на двадцать- двадцать пять градусов, мы, двигаясь естественным путем, отклонились от подъемных следов метров на пять в сторону. Вот тут то, прямо у нас на пути, я увидел трещину, хорошо прикрытую снегом. Коварно!
- Стой! – крикнул Серому, останавливаясь у края трещины.
Попытался прощупать ее ледорубом. Результат удивил. Там, где отчетливо видел по изменению цвета снега трещину, был лед.
- Да вернись ты на следы, черт с ними! – напряженным голосом сказал Серый. Видать, почуял что-то.
- Ладно.
Чувство острой опасности и понимание сделанной ошибки пронзило вдруг весь организм. Но было поздно. Снежный мост, на котором я стоял, ощупывая противоположный край трещины ледорубом, не выдержал, и началось вертикальное погружение вглубь ледника.
Солнечный день исчез. Снежно-ледовая стенка прямо перед глазами размазалась в светло-серую полосу. Удар по напружиненным ногам. Снова вижу стенку. Она опять размазывается в полосу, но с каким-то запозданием. Опять удар по ногам. Стенка снова появляется на мгновение и исчезает совсем.
Я лечу в темноте. Черт подери! Сколько же можно?! Они что, меня, напрямую в преисподнюю решили отправить? Наконец, скорость полета замедлилась и, по врезавшейся в зад страховочной системе, я понял, что вишу. Сверху непрерывно и методично, один за другим, начали падать сугробы. На каску, на плечи, на все еще согнутые колени. Снег лез за пазуху, за шиворот, набивался в огромном количестве между спиной и рюкзаком. Но ничего серьезного не прилетело. Переждав некоторое время, начал осторожно стряхивать снег, потом также осторожно поднял лицо вверх. До маленькой голубой дырочки, за которой начинался солнечный день, было метров пятнадцать. Две секунды, если в свободном полете. А если учесть торможения на двух пробитых снежных мостах, то все три, а то и четыре наберется. Теперь понятно. Те, кто прыгал в воду с пятиметровой высоты, знают, как бесконечно долго длится этот односекундный полет.
- Серый!! – заорал я во всю мощь легких.
Серый не отвечал.
- У меня все нормально!!!
Ответа не было. Ладно, работает человек, а я тут со своими глупостями. Надо бы с делами разобраться. Пошевелил разными частями организма и пришел к выводу, что, если не считать легкой боли в левой пятке, то все в идеальном состоянии. А что там со снаряжением? Есть смутное предчувствие, что оно скоро пригодится. Не видно, ни фига. Хорошо. На ощупь. Справа фифы с двумя карабинами. Слева три крюка, все с карабинами. В рюкзаке пуховка. На голове каска, на ногах кошки. К самостраховочному концу привязан темляк ледоруба. Надо заметить, что леденящий страх, который сопровождал меня весь полет, потихоньку отступил, и я начал слегка соображать. Первая мысль, которую можно отнести к разряду гениальных, выглядела так. Если снять темные очки, то здесь уже не темная ночь, а просто серые сумерки. Начал потихоньку осматриваться. Посмотреть было на что.
Я висел внутри ледового шатра, совершенный вид которого портила трещина на его своде. До потолка метров шесть, до ближайшей стенки метра три. Строго под ногами, метрах в двух, из пола вдоль всей трещины торчал острый ледовый нож, высотой метра полтора. У всевышнего, или кто у него там по подобным шалостям, все было продумано четко и безжалостно. Одной только мелочи не учел. Что сзади в нашей связке настоящий ас стоял. А им, асам, плевать, что партнер на тридцать килограмм тяжелее, что склон наклонен совсем не в нужную сторону. Вот и сыграл он соло на помеле Бабы Яги по высшему разряду, перечеркнув подлую задумку нашей судьбы.
Сверху снова посыпались сугробы. Затем послышался голос Серого:
- Слава!
По тревожным ноткам в голосе понял, что он совсем ничего не слышал из того, что я орал пять минут назад. Да, досталось ему! Он меня даже по имени обозвал.
Когда Серый обрушил на меня весь снег на краю трещины, и кидать стало больше нечего, мы смогли поговорить. Расстановка сил выглядела так. Выкопав до льда ямку под грудью в полутора метрах от края трещины, Серый завернул туда крюк. Второй, и последний, он завернул метром выше, сблокировав оба крюка самостраховкой. Это хорошо, что он теперь к веревке не привязан. Если крючья вдруг вылетят, то меня уже это вряд ли угробит. Не буду же я, нарочно, ноги растопыривать над ножом. А вот если Серый в это время будет на другом конце веревки…
Узнав, что я цел, Серый воодушевился и начал излагать план моего выхода из подполья. Что-то вроде « ты лезешь, а я тебя сверху тащу». Эх, Серый, не хотелось тебя огорчать, только план можно реализовать наполовину.
Тащить ты, конечно, можешь, только лезть мне не по чему. Когда я сообщил эту новость, он заметно погрустнел. Мы не дети и нам понятен расклад сил. Он бы на руках эти злополучные шесть метров вылез. Во мне же мы оба сильно сомневались.
- Серый, а точно зажимы из лагеря не брал?
- Точно…,– в голосе Серого чувствовалась все осознание глубины своей вины, вся полнота раскаяния и вся искренность сожаления.
Ладно. Сколько «Петцель» не говори, а зажим в руках не появится. Русская народная мудрость. Придется пробовать ручками.
Я очень разозлился на себя. Честно попытался пролезть на руках этот шестиметровый участок бесконечной длины. Мне даже удалось поставить колено на ушедшую вниз от груди петлю. Но битве с земным притяжением силы были явно не равны. Закон всемирного тяготения победил, я свалился вниз и повис на исходной позиции, грустно раскачиваясь из стороны в сторону.
Все! Вот только вернемся с гор! Каждый день буду подтягиваться! Каждое утро! Нет, каждое утро и каждый вечер! Весь год! К следующему походу буду подтягиваться двадцать пять, нет, тридцать раз! Да! И отжиматься буду! И бегать десять кругов по стадиону! И, и, и…
На втором качке я подъехал к ближней стенке лицом. Вот тут и улыбнулась удача своей широкой улыбкой. Стенка не такая идеально гладкая, как это кажется в сумерках с расстояния в три метра. Прямо напротив лица находился небольшой откол. Вспомнив детство, я раскачался на веревке, как на качелях, и зацепился за откол фифой.
Есть такое расхожее выражение – от волнения вспотели ладони. У меня, похоже, от волнения мозги вспотели. А без мозгов плохо. Я начал закручивать крюк в жесткий, как камень, лед. Он выскользнул из руки и упал на дно трещины.
- Придурочный идиот! – сообщил я самому себе в полный голос.
- Не понял! – заорал сверху Серый.
Я тоже не понял, как это таким придуркам разрешают в трещины падать.
- Серый! Сейчас вылезать начну! Медленно!
- Понял!
- Очень медленно!
- Понял!
Да ни фига ты не понял! У тебя очень медленно – это минут пять.
Расковыряв дырку во льду ледорубом, я начал вкручивать в нее пристегнутый к самостраховке крюк. Работа оказалось страшно трудоемкая. Наверное, потому, что лед был очень жесткий. Конечно, можно придумать с пяток теорий, от чего это лед здесь такой, только мягче он не станет. Первый крюк я завинчивал минут десять. Какое блаженство, как мало человеку нужно для счастья! Просто опустить руки вниз, а не держаться ими.
… Медленно, заворачивая крюк за крюком, я продвигался наверх. Меня не очень смущало то, что расстояние между крючьями едва ли превышало тридцать сантиметров. Конечно, сторонники чистого ледолазания осудили бы мой «индустриальный» стиль, но утешало то, что я впервые в жизни шел по углу минус тридцать градусов, а главное – появления здесь этих самых сторонников в обозримом будущем явно не предвиделось.
… Силы постепенно уходили. Здорово болела спина оттого, что постоянно приходилось висеть прогнувшись. Все чаще затекшие руки безвольно падали вниз, требуя отдыха. Между тем я торопился. Не хватало еще ночью по ледопаду гулять. Мне еще метра полтора до того места, где можно будет просто ползти вверх по отвесной стенке, а не висеть, как муха под потолком.
Серый наклонился в дыру и крикнул:
- Ребята идут!
- Далеко!?
- Минут десять!
- Кто?!
- Димка и Борька!
- Понял! Выбери все и закрепи на крюк.
- Понял!
Серый выбрал и закрепил. Я вывинтил оба крюка и повис на веревке. А может зря, мне не дали такой маршрут пройти?
Димка с Борькой не стали заниматься рекогносцировкой местности. Взяв Серого в компанию, они просто потащили веревку, и я пошел вверх со скоростью, мало уступающей той, с которой опускался вниз. Для проформы переставлял фифы, но, по-моему, это им совсем не мешало. В считанные секунды каска и глаза оказались над поверхностью трещины.
- Стой! – заорал я, но было поздно. Последний рывок и, вылетев из трещины, как пробка, приземляюсь на четвереньки в окружение троих джентльменов. Джентльмены молчат. Понятно, первое слово спелеологу, а уж потом они скажут все, что они думают о моем стиле хождения по закрытым ледникам.
- Нету, - сказал я, понимаясь в вертикальное положение и обращаясь при этом к кандидату «нефтяных и газовых» наук Борьке.
- Чего нету? – опешил он.
- Нефти нету и газа тоже нету!
Прежде чем Борька успел разразиться специфическими выражениями, с помощью которых он, обычно, сканирует осадочную оболочку Земли, я повернулся к Димке, и спросил:
- Выпить нет?
- Есть, - ответил Димка и протянул алюминиевую флягу с водой.
Я сделал три хороших глотка, завернул фляжку и вернул Димке. Тот даже не поднял руку. На лице было написано выражение далеко не тихого ужаса, как будто следом за мной из трещины вылезла пара монстров. Я обернулся, монстров не было. Снова посмотрел на Димку и понял, что он уже смотрит на мою руку с флягой. Черт! У нас же всего одна алюминиевая фляга – со спиртом. Не может быть! Я снова открутил флягу. Пахло спиртом. Сколько же я выпил? Грамм сто, не меньше. Стакан водки, с горкой!
- Дима, блин! Ты что мне дал?!
Ответ Димки навсегда вошел в анналы нашей группы.
- Ты, блин, что у меня попросил?!
- Борька! Давай быстренько веди этого алкоголика вниз! Мы сейчас барахло соберем и вас догоним, - вмешался Серый.
- Дуй вперед, - пристегиваясь все к той же двадцатке, сказал Борька. – По следам! Шаг в сторону, бросаю ледоруб.
- В спину? – жалобно спросил я.
- В спину, в спину! – решительно заверил Борька.
Через пятнадцать минут мы подошли к ледопаду. Здесь я понял, что спасработы велись действительно на мастерском уровне. Уже на самом выходе из ледопада, на том самом «носе», за прохождение которого мне досталась похвала Серого, рубился мастер спорта международного класса Колян. Мастер спорта без всяких классов Светлана его страховала. Поскольку Борька с Димкой унесли наверх последнюю веревку перил, то Колян и Света сняли предпоследнюю. Из всего инструмента у Коляна был только ледоруб, но это его совсем не смущало. Не подоспей мы вовремя, он бы из этого восьмидесятиградусного «носа» тридцатиградусный сделал. Да, совсем забыл! Два здоровенных рюкзака очень колоритно дополняли композицию.
… Уже в сумерках из ледопада вышла последняя связка, Серый – Димка. Серый сразу подошел ко мне.
- Шеф, я идиот! – сказал он виноватым голосом.
- Я полный идиот, – повторил он, показывая пальцем на свои кошки, привязанные к ботинкам кусками репшнура.
Да что это за день такой, сегодня! Парень, как минимум, двоих спас, а целый день виноватым ходит! Где справедливость!!?? Нет справедливости!! Я уткнулся Серому лбом в плечо, заняв позу «ты меня уважаешь?».
- Это я полный идиот, Серый! Видел же, как ты кошки репом подвязывал, а не вспомнил! А ты, ты… ты герой, вот!!
Такого Серый явно не ожидал.
- Шеф, - сказал он тихонечко, - а давай ты больше не будешь спирт из горла на леднике пить! А?
Ночью мне не спалось. Стоило только закрыть глаза, как пережитое приключение вставало перед глазами.
Тихий всхлип у плеча можно вполне было отнести к обычным ночным звукам, но меня не проведешь. Не одному мне сегодня не спиться. Тихонечко, чтобы не разбудить Серого, я наклоняюсь к уху жены:
- Кто это у нас здесь хлюпает? Ну, что ты, маленькая? Все нормально же закончилось.
- Я очень за тебя испугалась.
- Знаешь, - почти совсем серьезно зашептал я, - Красавица, она, конечно, знатная. Только в этом мире нет таких красавиц, которые смогли бы меня у тебя насовсем отобрать.