"Экспедиция терпения". Томаш Хумар об Аннапурне и настоящем/будущем альпинизма...

Привет Томаш, в первую очередь, наши поздравления! Итак… как твои дела, в своих мыслях ты уже покинул эту огромную стену?

После восхождения я почувствовал себя очень спокойно. Я почувствовал себя хорошо, но трудно переживать те же эмоции, когда возвращаешься в плоский мир, здесь все иначе. На первый план выходят цифры, статистика, дедлайны… и все это начинает казаться более важным, чем душа восхождения.


Что подтолкнуло тебя к восхождению по Южной стене Аннапурны? Что вдохновило?

Это была искра. Я просто следовал инстинктам. Мысли стали фактами…
Вид со второго бивуака на Machapuchare, Singhu Chuli и Tharpu Chuli. Фото Томаша Хумара.

Можешь ли ты описать этап восхождения?

Основное упомянуто в отчете, который вы публиковали. (читатели РИСКа могут прочитать дневник о восхождении - ЗДЕСЬ - прим. Robinsya)

Технические трудности и самые сложные моменты?

Что было действительно трудно, так это ждать месяц погоды. Все время лил дождь и шел снег. Я ждал единственного шанса. Все трое (доктор Anda Perdan, Jagat Limbu и я сам) назвали экспедицию – «экспедиция терпения».

Нижняя часть оказалась самой сложной: найти путь через скальный участок и лабиринт трещин до площадки, где Jagat и я организовали бивуак 1 (на 5800 м). После Б1 с технической точки зрения лазанье было не столь сложное. Это было самое продолжительное путешествие вглубь себя. Я думаю, это было одно из самых безопасных восхождений на Аннапурну.

Я точно не знаю, какова протяженность ребра до Восточной вершины. Благодаря ветру в спину я двигался довольно быстро, преодолев большую часть гребня с 8 до 10 утра. Заключительный участок Восточного гребня занял дольше время, почти 5 часов. Во время сильных порывов ветра я ложился на склон, передвигаясь, только когда ветер чуть стихал, чтобы меня не сдуло.

Ночь застала меня на спуске, «батарейки» сели, я не ел ничего и не пил с 5 утра, когда мой «кемелбэг» замерз (через час после выхода с бивуака), несмотря на то, что был у меня под пуховкой! Я подождал на гребне до появления луны и стал спускаться в ее свете. Сначала я потерял свои следы, затем лез вниз по трудному ледовому участку и в конечном счете вышел к своему бивуаку в 20.25.
Вид на Б2 с Востогного ребра. Фото Томаша Хумара.

Риски и трудности Южной стены… они оказались такими, как ты ожидал?

Альпинизма без риска не существует, так я думаю. Ледник оказался сложнее, чем я предполагал, и скальная часть внизу тоже. После Б1 восхождение не было технически сложным, но было несколько участков микста и несколько опасных моментов (из-за сераков)… но в целом это было безопасное восхождение.

Если бы тебе пришлось рассказывать о своем опыте неальпинисту, как бы ты описал это восхождение?

По мне, так дело не только в лазанье. Это игра жизни. Это поездка, путешествие для исследования самого себя. Перед восхождением я думал, медитировал и писал. Вот несколько моих мыслей из базового лагеря:

Волнение – следствие вибраций,
Они генерируют мысль, она развивается в идею,
Идея живет так долго как ее хранят в сердце,
Это зависит от нашей правдивости, бдительности нашего ума, самой жизни.
Когда мы предаемся идее, барьеры исчезают, остается только ПУТЬ.
Вера, мужество, понимание помогают нам достичь алтарь жертвоприношения.
Жить как часть целого, в которой много и много НАС.
То, что получится, нельзя написать или прочитать вне конкретного момента и места.
Оковы мирских знаков исчезают в небе.
Все что остается – путешествие, путешествие на другую сторону,
Где мужество, вера, понимание больше не нужны.
ВСЕ ЧТО ЕСТЬ, ЕСТЬ ТЫ
ВСЕ, ЧТО ТЫ ЕСТЬ


В прошлом ты уделял много внимания коммуникациям, например, ты одним из первых стал использовать Интернет для своей экспедиции на Дхаулагири. Здесь, на Аннапурне, связи не было вообще, и даже через 11 дней после восхождения пресса мало что знала… Это было сделано намеренно? Если да, то почему?

Примерно 11 дней… Сразу после восхождения я отправил отчет Элизабет Хоули и Ричарду Салисбури, которые собирают сведения обо всех гималайских восхождениях. Но по возвращению домой мне в первую очередь было нужно провести время с людьми, которых я люблю, моими детьми, подругой, родственниками и друзьями.
За последние 20 лет, с тех пор как альпинизм стал моим образом жизни, я был в разных местах и множестве экспедиций. И в трех случаях меня сопровождали камеры… Я решил, что в этой жизни я буду полагаться на себя. Без давления или помощи извне. Так что вся ответственность и преимущества от этой ситуации – мои. У всех нас есть выбор. Живи и дай жить другим. Как любят говорить буддисты.

Возможно, вы не знаете, например, что в прошлом ноябре я тоже был в Гималаях. Я взошел на вершину Мера Пик (6400+) за несколько часов, а через несколько дней я прошел Северную стену и Западный гребень Барунтзе (7220 м) за день. Это было восхождение для души, мне понравилось. Было хорошо. В прошлом декабре я снова был в Гималаях, путешествовал со своим 76-летним отцом, сыном (11 лет) и дочкой (15). И мне было еще лучше.

Ты хотел что-нибудь кому-нибудь доказать этим восхождением?

В первую очередь я шел для себя. Но я бы не согласился на это интервью, если бы не хотел ни с кем обсуждать это восхождение.

Несчастный случай на крыше твоего дома, затем Аконкагуа, неудача на Нанга Парбат… Как менялся твой взгляд на альпинизм в последние годы?

Я выучил, что не так важно, сколько раз ты упал, важно, что ты всегда поднимаешься, продолжая смотреть в будущее. Каждое восхождение – история. Ты приходишь измененным после каждого из них. Твой дух растет, это самое важное. И если ты наслаждаешься путешествием, все остальное излишне.

Ты всегда подчеркивал, как важен разум во время реализации большого Гималайского проекта. Какое определение ты бы дал своему альпинизму, или, что еще лучше, какой альпинизм тебе нравится? И где ты черпаешь силы?

Я верю, что внутренняя сила важнее физической. Потому что сегодня мы живем вчерашними мыслями. Думать, верить, думать наперед, и будущее придет само.

Чего ты желаешь для себя в будущем?

Оставаться близко к горам.

А для альпинизма и восходителей?

Недавно я открыл для себя, что в альпинизме есть две крайности. Пуристы представляют свой стиль в альпинизме как единственно возможный. Они оценивают любое инакомыслие как девиацию. Если ты на шаг за ними, они судят о тебе: второсортный, слабый или что-то сродни треккинговому альпинизму. Если ты посмел шагнуть дальше их «чистого стиля», они называют тебя слишком амбициозным, слишком популистским, не от мира сего или безответственным…

Я не хочу быть непонятым: нет ничего плохого, чтобы быть пуристом, если следуешь своим же правилам… Но вот в чем проблема, многие из них отнюдь не против получить коммерческую выгоду от восхождений. В этот момент их дух погибает, а «гермафродит», или компромисс, пробуждается к жизни.
Другая крайность – «насильный стиль». Эти не думают о других мнениях, этике, природе. Им нужно достижение цели, вершина, успех… любой ценой. Это похоже на военщину и не то, что мы привыкли называть «старым классическим гималайским стилем». Если они не могут пролезть стену вдесятером, например, они соберут 20 человек, если и это не поможет, привезут еще больше. Не только людей, но и кислородных баллонов, километры веревки, массивные лагеря, тонны, тонны снаряжения. А что насчет окружающей среды, этики, уважения к матушке-природе?

На мой взгляд, обе крайности – не в гармонии с нынешними временами. Будет лучше для всех, если мы будем больше внимания уделять собственным восхождениям вместо того чтобы сравнивать тех и других. Не уверен, что я один так думаю. Но если число сторонников тех и других будет возрастать, сравнивая, манипулируя друг другом, то вскоре мы получим ситуацию, которую Tiziano Terzani описал в своей книге Letters against war. Он написал: «The first casualty, when war comes, is truth!» – Первой на войне погибает правда!