Замин-Карор. То, что осталось за внешним фасадом, или за кадром

Азия.

////

– Дамы и господа, не волнуйтесь пожалуйста. Сейчас наш самолет будет ненадолго обесточен.

Вот уже минут двадцать, как он должен был взлететь, а мы до сих пор сидим в темном салоне, вокруг суетятся какие-то люди в рабочих комбинезонах.

И снова Пулково. Дежа вю. В сознании отчетливо мелькают картинки 15-летней давности, после чего я перестала летать самолетами и до этого года никакая сила и никакой даже самый интересный проект не могли заставить меня сесть в самолет. Так какого хрена, хочется сказать, я снова тут в этом старом дряхлом драндулете, только нынче не в Ту-154, а в Боинге. Хотя знаю. Эта сила сидит в кресле рядом и пытается меня отвлечь от дурных мыслей.

– Не волнуйтесь, надеемся, что наш самолет починят и мы сможем взлететь, – еще через полчаса снова пытается успокоить стюардесса.

– Как ты думаешь, они отдадут багаж, если я сейчас выйду? – произношу тихо. – Мне не хочется лететь в самолете, который чинят прямо перед вылетом на взлетной полосе с помощью лома и чего-то там по русски.


////

При выходе из аэропорта в Душанбе нас тут же окружает толпа грязных полурваных детей, пытающаяся вырвать из рук тележки. В итоге Никита везет тележку с нашими тремя баулами и двумя рюкзаками, а мне приходится бегать кругами вокруг нее и отгонять детей.
Как все это отличается от Иордании, где в аэропорту царит тишина и спокойствие, а местные жители, при всей своей нищете, сохраняют независимость и чувство собственного достоинства.
Тут же, несмотря на мою фанатичную до болезненности любовь к детям, настолько сильную, что я готова разорвать в клочья любого взрослого, который причинит ребенку вред, тут же мне самой захотелось взять в руки хлыст.
Никакие окрики парней, никакие культурные и некультурные слова не действовали, все равно, что назойливые мухи, они сопровождали нашу процессию до самой машины, где с той же настойчивостью начали пытаться хватать баулы, чтобы закинуть их на крышу машины.
– Ну-ну, давай, вот этот баул закидывай, – не выдержал Никита, даже его спокойствие и мягкость удалось пробить.
– Злой ты, – обернулся Вася.
Пацан рванул было баул, но не смог даже от земли оторвать. В 100-литровом рыжем редфоксовском бауле было около 40 кг.


////

– Как там? Можно туда заходить? – спрашиваю Никиту, когда он возвращается из придорожного сортира рядом с кафе, где мы остановились перекусить.
…, – что-то невнятное.
Долго раздумываю, может лучше потом попросить водителя тормознуть где-нибудь у обочины. Но в итоге решаю поступить цивилизованно.
Все оказалось правда не так уж страшно.


////

– Хочешь в душ? Хасан тебе покажет, – уже на ходу произносит Пятницин, когда мы, наконец, добрались до школы в Маргебе, разместились и быстро обсудили все вопросы перед его отъездом в Душанбе.
Еще бы не хотеть. После ночи в грязном салоне самолета, пыльной пятичасовой дороги в машине и придорожных азиатских сортиров.
Хасан показывает на дом за школой и кричит что-то женщинам, сидящим на террасе. Одна из них выходит и провожает меня в сырой полуподвал. Еще не открыв дверь и не зайдя в душ, в нос ударяет запах мочи и человеческих испражнений. Заходим в темное помещение без окон. Женщина включает свет и объясняет, как пользоваться титаном. После ее ухода молча стою, глядя на ржавые гвозди, торчащие над прогнившей от сырости и покрытой какой-то слизью, дверью, на одном из которых висят чьи-то не то штаны, не то трусы. Затем перевожу взгляд на такие же грязные бетонные стены, по которым стекает плесень, та же слизь и еще один Бог знает что. Окон тут нет и солнечные лучи не дезинфицируют помещение, а моющих средств и хлорки оно явно никогда не видело, о чем свидетельствует вся эта слизь и дурманящий запах сортира.
Начинаю понимать, что я вовсе еще не грязная, ведь только вчера перед самолетом вымылась дома, зачем сейчас пачкаться в этом душе. И скорее выхожу на свежий чистый воздух. Решаю дождаться обещанный армейский душ.

Следующие два дня поднимаемся на склоны для съемки стен Замин-карора, таская кучу объективов и фототехники. На третий день идем отснять трассы Школы и пролезаем мужскую трассу. Жара, пыль, пот. Но тем не менее, желания пойти в душ не появляется, чувствую себя чище, чем после прогулки по Питеру.
Наконец, привозят тот самый долгожданный армейский душ. В жизни не думала, что солдатский душ предстанет оплотом чистоты.


////

Гордость Пятницина – летний душ в основном базовом лагере на вертолетной площадке, где вода нагревается в бочке на солнце, стоял прямо посреди лагеря на вертолетной площадке.
Достаточно эротичное, надо сказать, сооружение. Может поэтому его поставили в самом центре? Тонкая марля развевающаяся на ветру, практически ничего не скрывала, делая процесс для окружающих еще более интригующим, чем если бы этих марлевых стенок вовсе не было.
Зато полная дезинфекция – жарящие солнечные лучи убивали там все своим ультрафиолетом.



Точно такими же были и туалеты – М и Ж – только расположенные не в центре, а на окраине. Их чистота осталась для меня тайной, потому что, как и душем в Маргебе, я ими ни разу не воспользовалась. Гадить с видом на весь базовый лагерь, наверно, романтично, но… уж лучше по старинке где-нибудь подальше за камушками и елочками.


////

Но полное ощущение, что оказался в телешоу «За стеклом» пришло на стене. И не было там «камушек и елочек», за которыми можно было бы уединиться.
Чувство, что за тобой постоянно подсматривают в бинокль было сильно неприятным. Должна быть огромная сила воли у участников, чтобы десять дней жить на виду у всего лагеря – спать, есть, пить, гадить.
Особенно последнее, учитывая, что постоянные поносы и отравления замучали всех. Жесть, что рассказывали парни, как их колбасило на стене от этой кишечной инфекции.


////

Вы не спите еще? – раздается в трубке телефона голос Кузнецовой. Телефон зазвонил, когда мы, наконец, примостились втроем на небольшой площадке под стеной. Парни целый час вели ее строительство, показывая чудеса научной мысли. Закрепить камни на крутой осыпи, чтобы они не обрушивались вниз, а образовывали площадку, задача не тривиальная.



И вот только мы уселись и начали кипятить чай, как зазвонил телефон.
В трубке послышались удаленные разговоры и шуршание. И вслед за ними голос Наташи Болдыревой, которая стала объяснять, что у них возникла проблема с шариками с номерами команд на фото их передвижений. Оказалось, что нет шарика одной команды. Эта команда до сих пор ходила маршруты за углом, поэтому я еще не успела нанести ее на фото, на котором только центральная часть стены.
Пытаюсь объяснить, что надо сделать, но понимаю что нереально объяснить это по телефону людям, которые никогда раньше не открывали фотошоп и которым мы только-только перед уходом показали, как двигать существующие в файле шарики и сохранять для Web новую картинку.
– Хорошо, попытаемся что-то сделать, – нерешительно произносит Наташа.
Следом тут же звонит Пятницин, который в этот момент в Душанбе.
– Ирина, там на РИСКе требуют картинку.
– Сегодня же воскресенье. Какие картинки! Все должны быть на скалах, а не в интернете.
– Ты не понимаешь. Люди уже привыкли к фото с шариками и теперь – это, как выключить телевизор в разгар футбольного матча.

Перезваниваю вниз. Говорю, чтобы двигали шарики, которые есть, а ту команду, которой нет – просто подписали под фото ее местоположение и пометили, что по техническим причинам шарик с этой командой появится завтра.
После чего начинаю сетовать на то, что нам с Никитой пришла в голову эта бредовая идея с шариками, которая теперь создает кучу проблем.
– Были бы как раньше одни exl-евские протоколы и никто бы не возмущался почему нет шариков.




////

– Просыпайтесь, – толкает в бок Артем. – Они уже вышли из лагеря.
Романтический вечер на маленькой площадке под огромной стеной с видом на долину, базлаг и звездное небо завершился кошмарной ночью под этим же звездным небом.
Всю ночь было душно, тесно и жарко под одним спальником между двумя мужиками. Постоянно просыпалась и старалась не спихнуть никого из них в попытках освободить вокруг себя пространство. А может быть это уже ночью начиналась температура и жар в результате добравшейся и до меня кишечной инфекции.
Но кошмарная ночь закончилась, наступил рассвет и гонка наперегонки со временем, а точнее с ростовской командой, которая стартовала утром на маршрут Лапшина, началась. Наша задача успеть раньше них подойти под ключ, пролезть его и завеситься для фото- и видеосъемки.
– Надо быстрее собираться, – произносит Артем.
Во рту жар и сухость.
– Пока собираемся и одеваемся успеем вскипятить один джет на всех.
Мы с Артемом расходимся в разные стороны: мальчики – налево, девочки – направо.
То что происходит дальше, достойно передачи «Сам себе режиссер». Только хреновый с меня пока что оператор – в самые захватывающие моменты видеокамеры как раз и не оказывается под рукой. По крайней мере, брать ее с собой за «елочки и камушки» в голову не приходило. А стоило бы, учитывая, что все сортиры, начиная с базлага, были с видом на что-нибудь интересное.
Елочек тут не было, был ранклюфт. Только удалось устроится над ним между снежником и стеной и начать созерцать утренние рассветные пейзажи, как вдруг в пяти метрах от меня из под стены вылетает полыхающий пламенем джетбойл и кувыркается вниз по сыпухе. Следом за ним, в одних носках, выскакивает Никита, по пути отсасывая из шланга гидратора, в попытках направить из него струю воды на горящий джетбойл.
Выражение «чуть не свалился с горшка» – это видимо про такой момент. Если бы был горшок. А тут я чуть не рухнула в ранклюфт. Помогло удержаться непреодолимое желание увидеть, чем закончится эта схватка. С обиженным шипеньем джетбойл погас, но похоже нашим запасам воды пришел трындец. Благо на этом маршруте недостатка в воде нет – целые водопады текут. Скорее шансы намокнуть, чем высохнуть от жажды.




Прим. Про джетбойл. Поскольку уже была недавно статья, как он протравливал газ и кто-то чуть не задохнулся в палатке, то чтобы предвосхитить очередные домыслы и рассуждения, напишу в чем была у нас причина его аварии.
У меня уже достаточно старый джет. Ему больше пяти лет и он очень активно использовался и зимой и летом. По всей вероятности разболталось в районе присоединения газового баллона. Поэтому когда накручиваешь газовый баллон и после этого надеваешь кружку, то случайно происходит легкое отвинчивание горелки – она слегка «гуляет». Я это заметила внизу, поэтому стала сначала привинчивать баллон, плотно его подтягивать, зажигать горелку, а потом аккуратно ставить чашку, не вкручивая сильно в пазы. А Никита в условиях спешки под стеной не заметил этого, поэтому у него видимо ослабло соединение, в результате чего газ начал травить и, когда он поджег горелку, баллон вспыхнул.
Потом, пока Артем с Никитой провешивали ключ для нашей съемки, я кипятила в джетбойле чай для всех и все было нормально - он больше не загорался.


////

– Мужики, идите, я вас догоню.
До сих пор мой организм крепился и сопротивлялся. Но вот и он поддался под натиском азиатской инфекции.
Вылезаем на осыпную полку. Крыша едет и в голове начался дурняк. Борясь с головокружением, хочется встать на четыре конечности.
– Может быть тебе вернуться вниз? – спрашивает Никита. – Артем может поснимать на видео.
– Времени уже нет бегать туда-сюда. Надо работать.
Пока Никита зажумаривает провешенные с вечера веревки, снова ищу «елочки и камушки», но все они с видом на базлаг. И как в том самом «За стеклом» скрытая камера, а вернее не скрытый бинокль, наблюдает из базлага.


Фото Никиты Скороходова

Зато это было лучшее, что нам удалось сделать за весь Чемпионат. Ради этого стоило ползти на четвереньках и бегать за камушки всякий раз, едва успев отцепиться от дюльфера. Артем с Никитой до подхода ростовчан провесили две веревки ключа, благодаря чему мы с Никитой смогли двигаться по веревкам параллельно ростовской команде, снимая их на фото и видео.
Наконец-то, не задолбавшие уже однообразные фотки Школы, на которых из года в год одни и те же позы, а настоящий альпинизм. Люди с реальной снарягой, а не с пятью закладками на поясе. Ботинки на пятерочных скалах. Перспектива и глубина.
– Самые лучшие фото – это на второй части ключа, где ИТО, – комментирует потом внизу Никита, занимаясь сортировкой.
– Ты только их не публикуй. ИТО нынче моветон. Заклюют потом весь наш Чемпионат в очередной раз.
Но Никите, наоборот, нравится в этих фото именно слесарка, как апофеоз мужественности и жести альпинизма.
Мне же больше понравились из этой серии лазательные фото, на которых видна глубина, перспектива и масштабность стены. Видно, что это именно Замин-Карор, а не Карор-Замин, не Воргол, не Индюк, не Верблюд и не любые другие скалы, на которых так же можно найти карниз и ИТОшить перед фотокамерой.

Прим. Все архивы фото у Никиты, а не у меня. До того, как он отсортирует, что из них пойдет в печать, я не могу их выложить на сайты дабы не вступать в конфликт с законом об авторском праве.


////

Перевал. Он был до «За стеклом».
Про перевал написал Никита. Мы с ним, похоже, начали меняться местами. Или ролями. Обычно это он выражал свои эмоции только в фотографиях, а остальное тщательно скрывал внутри себя, я же наоборот, выплескивала.
Но сейчас. Для меня та лунная ночь на перевале была настолько чем-то загадочным, таинственным и личным, что не хочется никого пускать в этот мир. Пока. Или здесь и сейчас. Возможно потом, в новой книге.


Фото Никиты Скороходова

////

– Если что-то случится, то доктор как раз окажется в самом эпицентре там на верху, – не предполагая насколько пророческими будут эти слова, говорю я Андрею Морозову, мотивируя разумность выхода Селиванова с нами на вершину Замин-Карора.

Школу мы отсняли, стены отсняли, команду, работающую на стене, тоже. Осталось только поснимать еще команды где-нибудь в районе вершины, когда они вылезают на нее уставшие и такие «фотогеничные». И нам для этого желательна помощь вспомогателей, так как кроме фототехники нужно тащить воду и бивуак. Мы не знаем когда и во сколько вылезет кто-то на вершину и есть вероятность, что придется сидеть и ждать.
Решаем подниматься по четверке, так как это самый простой и логичный путь.
Можно, конечно, по двойке, но по такой двойке, где полтора километра сыпухи «шаг вверх, два шага вниз», пусть монстры поднимаются. А мы корреспонденты, как постоянно по связи именовал нас начспас. А корреспонденты, как всем известно, – это блондинки с длинными ногами. Куда им по сыпухам свои длинные ноги ломать.
Собственно, ноги ломать вообще не хочется. Спрашиваю питерцев можно ли спуститься с вершины в кроссовках.
– Мы в кроссовках спускаемся, а тебе наверно лучше в ботинках, – нерешительно отвечает Дед.
Хм…
Перед отъездом мне так и не удалось взять легкие замберлановские ботинки для технического летнего альпинизма, т.к. не было моего размера. Поэтому пришлось поехать в классических башмаках Torre. И этот толстый теплый ботинок, да еще на шерстяной носок, в такую жару. Ноги все время горели, как в аду.
Поэтому вечером задаю снова тот же вопрос Ире Бакалейниковой – можно ли спуститься с Замин-Карора в кроссовках. Ответ – можно.
Ок. Вопрос решен.
Весь вечер в раздумьях, что лучше брать для возможного бивуака.
В памяти всплывает, как питерцы жаловались, что зря таскали бивакзак – он оказался бесполезным. Греть сам по себе он не греет, а дождя не было.
– Лучше бы спальник взяли, – резюмировали парни.
И вот уже перед сном вытряхиваю собранный рюкзак. Выкидываю из него гортексовые куртку и штаны, а также пуховый свитер.
– Я предлагаю вместо всех теплых вещей взять один спальник на двоих, – говорю Никите. – Две гортексовые куртки по 600 гр каждая – это 1200гр, два пуховых свитера – это еще килограмм, плюс штаны и флиски еще столько же. Все это можно заменить одним спальником на двоих и ковриком под попу и спину, а под ноги и голову веревки и рюкзаки кинем. Потому что пока движешься теплые вещи не нужны, а пересиживать ночь теплее под одним спальником. И легче по весу. Спальник весит 850 гр, коврик 350 гр. Итого всего 1200 гр. на двоих вместо трех с лишним кг.
Палатку мы изначально решили не брать, так как стало понятно, что дождей по ночам тут нет, значит можно обойтись без палатки. Правда, днем в первый раз за все время на базлаг налетел шторм и ураган. Но он быстро закончился. Так что и наверху, если нас намочит, то до ночи успеем просохнуть.
Джет тоже решили не брать, он тяжелый. Взяли маленькую MSRовскую горелку и мою раритетную титановую кружку, которую можно ставить на эту горелку.
Тем не менее Никита все же взял гортекс, поверх термухи, в которой пошел. Я же одела мультигоночную флиску и легкую почти невесомую куртку от Activ Shell, которая нынче у меня на все случаи жизни – и в качестве термобелья и в качестве ветровки.
– Я все же пойду в ботинках, – произносит он, одеваясь с утра, – все-таки это горы, а в горах и дождь и снег может в любой момент пойти.
Вторая фраза перед этим выходом, ставшая пророческой.
Смотрю Андрюха и Катя, тоже в ботинках. На секунду начинают брать сомнения, но решительно отметаю их – питерцы, которые ходят фаст-энд-лайт, спускаются вообще в беговых кроссовках, а у меня трекинговые.


Фото Никиты Скороходова

////

Немного про маршрут. Мне он очень понравился. Отличная четверка, не халявная. Большинство пятерок на Кавказе гораздо проще этой четверки. Из чего могу сделать вывод, что пятерки и шестерки на Замин-Кароре тоже несколько отличаются от кавказских.

– Вот откуда Поваляев взял свои вертикальные осыпи, а мы-то все смеемся над ним, – хочется присвистнуть, увидев первую веревку маршрута.
Первая веревка – это настоящий танец равновесия по вертикальной будто уложенной друг на друга черепице, сцепленной между собой песком и грязью. У меня она не вызвала никаких эмоций, потому что именно такое лазанье и даже раза в полтора хуже, на Тхаче, куда мы два года подряд ездили. Страшновато было только за Никиту, когда я его страховала, особенно в одном месте, где было ощущение, что сейчас под ним обвалится вся эта черепица, как карточный домик.
Мне же не понравился из всего маршрута только один пятиметровый кусок в верхней части второй веревки – небольшое нависание, 6а по мнению Кати. Я же на этом маршруте первый раз решила попробовать полезть не в туфлях, а в замберлановских скальных ботинках. И пришлось там это нависание вылезать на одних руках и матюках с тяжелым рюкзаком и кучей железа на обвязке. Ноги не стояли. То ли эти башмаки не стоят на 6а, то ли плохому танцору они мешают. Или надо было к ним привыкнуть и разлазаться, где попроще. Потому что потом на остальных веревках полезлось уже нормально, хотя были участки посложнее. И эти скальные ботинки везде стояли и везде держали.


Фото Никиты Скороходова


Постоянно пытаюсь достать видеокамеру, чтобы заснять Катю с Андреем, но трудно подгадать удачные места. Только вижу место с хорошим видом, думаю, что сейчас вылезу, где можно встать устойчиво, а там уже вид не тот – все отвесы за перегибом остаются. Видимо, надо зависать в любом месте, как только вид удачный. Но не рискую это сделать, так как Никита и так рычит на меня, когда я подлезаю к станции.


Фото Никиты Скороходова

– Ты сам говорил, что надо больше видеоматериала для фильма.
– Наверху будешь снимать, там по описанию психологический траверс 20 метров.
Как только мы полезли маршрут, в нем похоже включился спортсмен и выключился фотограф. Похоже на таком классном маршруте ему хочется просто лезть в кайф, а не работать. Поэтому стараюсь убрать камеру, тем не менее украдкой ее доставая. Меня, наоборот, начал все сильнее захватывать процесс видеосъемки.



Но на очередной веревке приходится убрать всю фото и видео технику. По связи передали, что у Питера ЧП.
– Как только доктор выходит на маршрут, сразу что-то случается, – сокрушается Андрей. – Больше никогда не пойду никуда во время мероприятия.
Вспоминаю, как сказала Морозову, что если что случится, то доктор как раз окажется наверху. Вот оно как раз это «если что».


Доктор Андрей Селиванов. Фото Никиты Скороходова

На небе начинают собираться тучи. Везде уже льет дождь, но вокруг Замин-Карора тучи будто ходят кругами. И только, когда мы вылезаем последнюю техническую веревку, тот самый психологический траверс, начинают падать первые крупные капли. В этот раз как-то не похоже, что шторм налетит и через полчаса закончится – небо обложено тяжелыми плотными тучами и ощущение, что это надолго.
Пока поднимаемся на гребень, начинается снег с градом.
«Это горы, в них может в любой момент пойти снег» – вспоминаю, сказанную утром фразу Никиты, вторую из пророческих. Смотрю на свои кроссовки. Но жалею только, что не взяла штаны из паклайта, уж они-то почти ничего не весят. Скалолазные штаны мгновенно насквозь промокли.
– Activ Shell у тебя держит воду? – спрашивает Никита.
– Сейчас проверим. Мультигонщики в нем бегают в любую погоду. Мы лили на него воду, когда тестировали, и втирали в ткань рукой – не промокал.

По связи начспас передает, что казахстанцы сидят на гребне под западной вершиной, куда должен вылезти Питер. А тем еще несколько веревок до вершины.
«Сейчас к вам подходит доктор с корреспондентами» – слышен по рации голос Морозова. Как в комиксах. Вроде не до смеха, так как неизвестно насколько серьезная травма у Питера, но в такой ситуации, комично прозвучала фраза про корреспондентов. Улыбнуло.



– Как вы там, сильно замерзли? – спрашивали нас потом внизу.
– Померзли, но не сильно, бывало намного хуже, – отвечаю всем.

Большое пространство гребня, это не маленькая полочка, оно позволяло греться всеми доступными способами. Сначала о спину товарища, потом когда это не помогало, можно было добежать до вершины и посмотреть лезут ли питерцы. Затем пустить в ход тяжелую артиллерию в виде кружки горячего чая из собранных по пути трав и елок.


Антон. Долгожданный нами Питер. Фото Никиты Скороходова

А вообще зимой бывало и похуже, гораздо хуже.


На спуске вообще стало жарко. Сбрасывая высоту, приходилось по пути раздеваться, под конец оставшись в легких штанах и футболке. Поэтому когда ростовчане встретили внизу у моста с горячим чаем, от нас уже шел пар. Но все-таки был приятен именно сам факт, что парни встретили, что согрели специально чай и напоили всех.
Самое главное в этом было – забота.


////

И эта забота о людях на Чемпионате на Замин-Кароре чувствовалась во всем. Именно это было самым главным в нем. Человечность. Человечность всех – судей к командам, команд друг к другу. И просто человечность.
После этого мероприятия остались самые положительные эмоции. И сделали это люди. Все, кто там был.



Фото Никиты Скороходова