Выход в открытый Космос... История одного похода.

Наслаждаться прелестями лютого месяца мы начали со Львова. Раннее ранее утро, только только начинают ходить первые трамваи, а мы уже сошли с поезда, перепаковали рюкзаки и были готовы употребить порцию последних перед походом прелестей цивилизации в виде вкусной еды, которую не надо готовить, горячего чая, который не надо топить, тепла, для которого не нужно лезть в спальник. В нагрузку прилагался утренний львовский мороз, от которого пластиковые сиденья в трамваях становились ледяными, а на окнах росли ледяные папоротники.

Трамик медленно въезжал в центр еще спящего города. Темнота, оттеняемая светом подъездных фонарей, глазурованные льдом тратуары, суетливая предутренняя тишина, ранние горожане и поздние туристы. Город начинал просыпаться и развешивать занавеси запаха свежесваренного кофе. Первая остановка – пофеншуйная львовская кафешка «Краивка», в которую москалей, к которым я отношусь, не пускают, если те не произнесут на чисто украинской мове заветные слова пароля: «Слава Украине. Героям слава!» Удалось проскользнуть внутрь затерявшись в толпе сумчан, но местный воздух оказался для меня вреден, видимо антагонизм с львовской УНА заложен в москалей на генетическом уровне и искореним только в десятом поколении… Через пару часов, когда мы выползли из кафешного подвала на белый свет, было уже настоящее утро, на сто процентов солнечное и хрустальное. Хрустальными становились не только веточки на деревьях и узоры на окнах, но наши уши, пальцы и носы. По местной традиции мы отправились за салом, хохлам украинцам без него никуда, не выживут. В Карпаты без сала тоже лучше не соваться, горы таких ошибок не прощают!

После плотного обеда, когда душа затребовала не только еды и тепла, но и окультуривания, типа побродить по кривым львовским улочкам, полюбоваться крышами соборов и т.п., пришла пора бежать на вокзал, чтобы продолжить путешествие. По дороге мы посетили выставку «пацанских картин», усеянную символами веры, типа адидасов, черных бумеров и иже с ними.

Поезд на Рахов гостеприимно принял сытых и согретых путников. Наша милая проводница сказала, что топить нет смысла, потому что на улице холодно. Температура на улице равнялась температуре в вагоне, что мобилизовало наши морально-волевые и мы стали привыкать к холоду. Привыкали к нему восемь часов, пока поезд шел до ночного Рахова. Погрузились в машину, доехали до заставы, прошли шлагбаум и вырвались из объятий цивилизации в карпатские просторы. МЧСники, как это у них там принято, проигнорировали как наше появление, так и наше исчезновение. Понаехало тут! Мало что ли туристов бродит, нехай себе идут. Мы не сопротивлялись такому безразличию и, быстренько одев рюкзаки, зашагали по морозной и лунной ночи к предполагаемому домику, от которого должен был начаться наш поход…

Белая дорога, ярко контрастирующая с поросшими елками склонами, небо с дырочками, сквозь которые едва пробивается тусклый свет. Может там наверху, с другой стороны темного небосклона сейчас ярко сверкает солнце и по нему идут такие же туристы, как и мы, протыкая своими кошками и палками маленькие дырочки в небе. Иди, ни о чем не думай, слушай тишину и поскрипывание палок в наезженном зимнике. Время осталось с той стороны шлагбаума, здесь временной вакуум, даже в полной тишине не слышно его течения.

Дошли до домика, в нем нары и печка с порубленными дровами, рядом текущая речка. Если вам кажется, что в вашей жизни не достаточно комфорта, стоит прийти в такой домик зимней ночью и почувствовать, что для комфорта и тепла нужнее всего друзья. Впрочем, друзей не должно быть слишком много, иначе приходится дышать через раз и переворачиваться по команде. Но кто обращает внимание на такие мелочи в три часа ночи!


Первое утро первого дня похода встретило нас потеплением до минус пятнадцати, отсутствием солнца, ветра и снега. Идем себе идем, болтаем, любуемся. По дороге встретилась будочка лесных браконьеров. Во, работа! Всю зиму сидеть на одном месте, рубить елки, пить водку и греться у печки. Со временем, эти браконьеры становятся медведями-шатунами.

Полдня халявы подошли к концу.

Вот и новый поворот, за которым нас ждала, засыпанная снегом буранка, лес с оленями, следами разнокалиберных животных и снег, снег, снег. Настал момент истины, кто же ты, тварь тропящая или сзади ползущая? Шаг за шагом поднимались к нашей сегодняшней цели – следующему домику. Час идем, полчаса сидим. Буранку начало заносить снегом, одели снегоступы. Первый раз в жизни шла на них, кажется, что удобнее, чем на лыжах, во всяком случае, маневреннее. Смеркалось…

Первые пару дней я волновалась, что темнеет, а мы еще не в спальниках, потом привыкла. Кто сказал, что нужно рано вставать и ложиться? Это спортсмены соблюдают режим, куда-то ломятся, рассчитывают вес рюкзаков и соблюдают прочие условности. Мы были просто туристами, поэтому в гробу мы видали ранние подъемы и быстрые сборы. В темноте ходить удобнее. Снег красиво серебрился в луче фонарика, если не полениться его достать, поступь легкая и уверенная, потому что не видно, куда наступала нога. Луна старательно освещала наш путь. Под ее щедрое сияние мы сначала добрели до домика без окон, без дверей, полна горница снега, а потом доползли до другого, с окнами, дверьми, печкой, столом и нарами. Не хватало только трех медведей и Машеньки. Через три часа борьбы со стужей и создания уюта, мы сидели за столом с ужином, чаем и в спальниках. Что может быть лучше, чем горяяячая, вкууусная каша, сухарики с чесноком и салом, колбаса и много-много чая с печеньками в режиме «ешь сколько влезет»?
Только зарыться в спальник и мирно засопеть, периодически кидаясь в храпящих товарищей пластиковыми ботинками. Как всему хорошему приходит конец, так каждой ночи приходит на смену утро.



Утро выдалось снежное, решили переждать, пока нападает побольше снега, чтобы завтра с новыми силами отправиться на штурм горы Поп Иван. После вчерашних подвигов не хотелось вылезать из спальника и выходить из домика. Кофе в постель в теплой квартире, это такая фигня по сравнению с чаем в спальник в холодном доме на краю света!!! Если вы очень деятельный и энергичный человек, крутитесь как белка в колесе, каждую секунду в вашем мозгу принимаются десятки решений, то вам не понять, как сидя в деревянной избе, слегка освещенной одним тусклым окошком, можно бесконечно наблюдать за выходящими из кружки кружевами пара. Как они красиво танцуют на фоне темных стен и растворяются в воздухе. После чего, глаза сами собой закрываются, и вы засыпаете в том же положении, чтобы проснуться от того, что кто-то включил горелку и готовит ужин. Если бы Будда не родился в Индии, он бы родился в таком домике в Карпатах во время вечной зимы и вечно бы смотрел на пар от вечно остывающего чая… Это был бы морозоустойчивый Будда. Стемнело. Каша, печеньки, вечерние песни под гитару и… кто сказал, что мы завтра просыпаемся в четыре утра и в шесть выходим???

Разве мы куда-то торопимся? Проснемся, там видно будет… Ну, чем мы не Будды?

Первым проснулся главный Будда и сказал, что пора вставать и валить, потому что на улице уже три часа как светло и солнце!

Сон как рукой сняло, все проснулись, засуетились, засобирались. Суета продолжалась часа три и вышли мы не позже двенадцати, как раз в то время, когда все нормальные люди впадают в послеобеденный сон. Солнце активно слепит глаза, снегоступы проваливаются в снег, как в россыпь пенопластовых шариков, горы Поп Иван с обсерваторией не видать, но это не мешает бодрым и отдохнувшим, откормленным и согретым организмам двигаться к туманной вершине. Мы были готовы ломить, тропить, пилить и всячески приближаться к назначенной цели, даже кривыми и окольными путями. Оглянулись назад. Наш домик и долину, где он находился, уже убирали со сцены, бережно накрывая их белой нанафталиненой марлей, чтобы хранить на антресолях леса до нашего следующего появления.

Поплутав между раскидистых елок, нырнув под парочку из них с головой в поисках беличьих заначек, мы спустились с одной гряды холмов, чтобы мееедленно начать заползать на другую.

Солнце между тем неумолимо склонялось к горизонту, снежок засыпал и без того пушистые сугробы, в которых снегоступы тонули все глубже. Попытка тропить по пятьдесят шагов успехом не увенчалась, для этого надо было, как минимум, уметь считать до пятидесяти, а это слишком просто для инженеров-математиков. Прорыв траншею глубиною в полметра и длинной в несколько километров мы вышли на гору Васкуль, за которой показался Поп Иван.



Вроде ерунда, перемычка, небольшой склончик и наверху нас ждут заветные стены заброшенной польской обсерватории. Бесплатная гостиница для туристов, приют для бездомных. Говорят, что на новый год все номера в ней забиты под завязку, дым коромыслом, водка и шампанское рекой. К обсерватории мы подходили уже в полной темноте, поэтому «белый слон» выплыл на меня из тумана как летучий голландец из облаков. В свете плохо работающего фонарика сквозь дрожащую снежную сетку сначала появилась неясная тень на фоне такого же неясного неба, которая при ближайшем рассмотрении превратилась в большой сугроб, покрытый снежными перьями. Еще минут десять я сомневалась, кричать ли мне, что мы у цели. Конструкция вполне могла оказаться просто кучей камней. Но после обнаружения в этом сугробе нескольких отверстий, я убедилась, что это творение рук человеческих и … отлегло.

Туман, снег в лицо, холод, темнота, рассеянны тусклый свет фонарика, скользящий по заснеженным скалам и снежному ветру, все напоминало про дела не так давно минувших дней, нагоняло тоску и чувство незащищенности перед суровой природой. Все выползли на вершину, сфотались и пошли забрасываться в слоновью утробу. Внутри было холодно, но тихо. Ветер еще не успел съесть кладку из снежных кирпичей в окне. В свете фонарика весело поблескивал иней на стенках, крыше и надломанной потолочной балке, которая не давала спокойно спать разыгравшемуся воображению. Какова вероятность того, что она треснет и крыша обвалится прямо на нас? Как бы инженеры не привлекали свои выдающиеся знания в области сопромата, верный ответ один – пятьдесят на пятьдесят. Или упадет или не упадет. Под эти высоконаучные споры, перемежаемые анекдотами про блондинок и динозавров, приготовили ужин, натопили воды на утро и легли спать. Это была первая ночь в обсерватории, тогда еще никто из нас не догадывался, что она не последняя…


Утро было ветреным и хмурым. Как всегда не торопясь, с чувством, толком и расстановкой, часам к одиннадцати мы нехотя выползли из слоновьего брюха и отправились в сторону Говерлы. Следующую ночь собирались провести на вольных просторах Черногорского хребта. Но у погоды на наш счет были свои планы. Пройдя километр по приборам в почти нулевой видимости, сгибаясь под порывами расправляющего крылья ветра, который вместе с теплом выдувал из наших храбрых сердец остатки решимости продираться вперед и желание бороться со стихией, мы предложили товарищам вернуться в Альму-матерь.

Услышав в ответ на предложение вздох облегчения и невнятные из-за замерзших губ слова о том, что это давно надо было сделать, повернули назад. Ветер дул в харю лицо, в те его части, которые не удалось закрыть масками, балаклавами и очками, а мы шпарили, как могли. Сила встречного ветра не могла сравниться с нашим желанием спрятаться за стенами более надежными, чем тент палатки. Час борьбы со стихией и мы у цели.

Представьте себе ощущение человека, который два часа потолкавшись в метро в час пик, резко выходит в открытый космос. Примерно такое же ощущение было у нас, когда мы ворвались в нашу пятиместную комнату, вырвавшись из лап стихии. Тишина, только уши все еще колышутся от порывов ветра. Решение было оооочень правильным, потому как это было только начало светопреставления. Ночью обсерватория сотрясалась мелкой дрожью от порывов ветра. Если бы мы в это время сидели на хребте закопанные в снег по самые уши, это бы на долго отбило у нас охоту выходить в «открытый космос».




Так мы просидели еще два дня. За это время нашу межгалактическую обитель посетили три закутанных с ног до головы в пух и гортекс космонавта, мы совершали вылазки, чтобы поваляться на не прекращающемся ветре и принять солнечные ванны. Выходы в открытый космос совершались после стопроцентного зачехления всех частей тела. При попытке пройти сквозь не закрывающийся вход-выход, с меня сдувало штаны. Без посторонней помощи трудно было высунуть на улицу даже нос.

Из культурных мероприятий была экскурсия по обсерватории, которая показала, что ничто так не разрушает железобетонные здания, как желания местного населения проложить дорожки на своих участках. В том, что осталось, было интересно бегать, прыгать, лазить, несмотря на повсеместную заминированость территории.





Недолгие вылазки перемежались попытками уменьшить наши грандиозные запасы еды и топлива, игрой в города и банку. Городов на А, как всегда, не хватало… Песни про «в гробу видал я красоту карпатских гор» и «да ни хрена ты не знаешь» стали хитами.

На четвертый день, когда палатки примерзли к полу, а мы к палаткам, ветер «залепил свое дуло» и можно было продолжать путь. Мы традиционно не торопились, вышли в два часа дня.



Мнения участников разделились, часть предлагала ночевать на хребте, другая часть порывалась дойти в этот день до седловины и домика. Но из трех букв невозможно сложить слово вечность. Даже стоящий на кону коньяк Закарпатский не поспособствовал чуду, до седловины мы не дошли.


Проводив закат, который на этот раз был чист, тих и прекрасен до такой степени, что такого не бывает, мы вылезли на вершину холма и устроили себе ночлег, построив площадки под каменными грибами.

Бывают моменты, когда стены отступают и мир раскрывается перед восхищенными зрителями во всей своей красе. Пока с одной стороны медленно ныряет в распадки гор, помахивая золотыми щупальцами, солнечная каракатица, с другой стороны из воздушных глубин выплывает прозрачно-туманная медуза восходящей луны, таща за собой шлейф из сверкающего звездного планктона и прочно утвердившись на небе, начинает изливать неподвижный свет, четко прорисовывая узоры снежных барханов. Смотреть на это великолепие можно было почти бесконечно, пока иней не покроет пальцы, кончики ушей и носа.

К этому моменту сало порезали, печеньки с вареньем достали, миски к бою приготовили. Сидим, услаждаем желудки горячими макарошками, а глаза холодным сиянием луны.

Полное слияние с природой происходило не только в глазах и душах, но и в ногах, из-за чего они промерзли до костей. Утром пришлось отогревать их на горелке вместе с ботинками, что задержало наш выход. Но свой рекорд мы поставили, вышли в девять утра. Слияние породило железную мотивацию добраться до домика на седловине. Идем, ветра нет, облаков тоже, все задуло и заморозило. Почти не проваливаемся, следы есть, все как-то подозрительно хорошо, наводит на мысль о притаившейся где-то за углом «жопе».

Огромное гало вокруг солнца подпитывало эти подозрения.

На хребте начали попадаться люди. Загадочная четверка с собакой, группа чешских туристов, семерка лыжников-сумчан, где ж еще встретить земляков, как не в горах на хребте, прямо интернациональный Бродвей.




Идем себе, никуда не торопимся, наслаждаемся пейзажами, а солнце неумолимо склоняется к горизонту. Как только оно зашло, подошли под Говерлу. Мы не собирались ее штурмовать, предполагая, что мы умные, а умный на ночь глядя в гору не пойдет. Потом решили, что мы сильные, и, поразмыслив о перспективах тропить в неизвестном направлении тропу на седловину

развернулись и пошли штурмовать Говерлу. Темнело, снежный склон с кляксами следов заливала волна синих сумерек. Ночь перекрашивала мир в свои цвета, ретушируя контуры и разбрызгивая капельки горящих в дали деревенских огней, от которых становилось чуть уютнее и темнее. Через час штурма мы сидели перед почти заметенным снегом крестом на высшей точке Украины, с нетерпением ожидая, когда же щелкнет фотоаппарат, и мы радостно побежим вниз к печке, печенькам и остаткам разведенного чаем спирта.

Наш радостный бодрый аллюр около первого домика сменился на вялую неуверенную походку, поэтому пришлось дозаправляться чаем, сгущенкой и шоколадками. Если бы только знать, что всего сто грамм спирта способны совершать чудеса и вселить силу и бодрость в полумертвых туристов не хуже, чем Chappy в спаниелей, я бы лично залила эти сто грамм в три пустых бензобака и не переводила бы на них вкусняшки. Вечером опытным путем было доказано, что еле доползший до домика турист, приняв тридцать грамм разбавленного спирта способен куролесить еще три-четыре часа, после чего ложится спать с включенной системой громко и бесперебойно работающей храпоподобной вентиляции. Тут метание пластиковых ботинок целесообразно заменить метанием ледорубов, больше шансов достигнуть цели.

После тяжелого дня была очередная дневка с погодой-которая-бывает-только-в-день-окончания-похода.

Синее весеннее небо, в котором теплое солнце слизывало язычками лучей сладкую патоку таявших сосулек и украшало сверкающими пылинками пушистые елочные шубы. В соседнем домике со взломанной дверью, обнаружился музей с научно-популярными стендами о гуцульщине, полынинах, карпатских традициях и т.п.

Пища для ума сменилась пищей для желудка. Очень кстати подошедшие киевляне предложили нам разделить с ними их кусок хлеба, который мы быстренько смели под очередные «последние сто грамм» спирта. Дневка удалась, за этот поход мы стали специалистами по дневкам и ломовым вечерним переходам.

В тусклое окошко забрезжило утро нашего последнего ходового дня, ночью раховоз должен был подхватить нас, напаренных в бане и до отвала накормленных местными деликатесами, в сторону Львова. Но на пути к благословенным благам цивилизации стоял Петрос. Не высокая такая гора, идя на которую мы любовались солнечными Карпатами и «в гробу видали красоту карпатских гор».


Эта фраза из песни рефреном прошла через весь поход. На вершине принимали солнечные ванны, каждый полоскал наиболее важные части тела, ели не вонючий датский сыр с бесконечными печеньками, пытались дозвониться до бани и мечтали о пиццерии в Ясине.


Наш оптимизм не давал пробиться мысли о том, что мы можем не успеть не только в баню или пиццерию, но и в магазин, который работал до десяти вечера.



Спуск в деревню, по нашей уже сложившейся традиции, проходил в сумерках под жемчужной россыпью звезд, с хреново работающими фонариками и не в пример нашим быстрым мечтам о куске пиццы, медленно работающими задними конечностями.



Кувыркание в снегу, последняя порция тропежки, долгая дорога по бесконечной деревне, под аккомпанемент собачьего лая, тень железнодорожного акведука, асфальт, магазин с колбасой, мандаринками и пивом, не отапливаемый вокзал и теплый, гостеприимный раховоз промелькнули сквозь день и плавно перешли в сонное покачивание вагона, едущего домой.