Гора Кения (Путешествие в колыбель Обамы - 3)

Все фото - автора, кроме тех, над которыми указано авторство других людей.

Гора Кения. День первый. Хижина имени старины Моисея

Джозеф, связанный какими-то обязательствами с другими клиентами, перепродал нас своему приятелю по имени Уильям (названому вероятно в честь Шекспира, хотя больше похож на Отелло), - на нём-то мы и отправились к подножию горы Кения.
У «Сиримон Гейт», в отличие от памятного мне парадного подъезда Килиманджаро, толп не наблюдалось: какая-то парочка туристов покидала парк, другая - завершала формальности.
Я собрался было оплатить сразу всё предполагаемое время пребывания – все шесть дней, - но заботливый Уильям меня осадил: «Вы имеете право оплатить минимум: три дня, а разницу доплатите на выходе, а так – мало ли, вдруг надо будет раньше спуститься – денег обратно не вернут…» Зелёные человечки в офисе были заметно недовольны, но на нашей стороне были Уильям и закон.



Как прекрасно, всё-таки, шагать под сенью дерев, в самом сердце колыбели человечества и укреплять семейные связи по линии отец-сын, продолжая, тем самым, тянущуюся от самих австралопитеков умную, живую цепочку!..




Всего в восьмистах метрах за воротами национального парка мы пересекли экватор, - мы узнали его лишь благодаря GPSу, - благодаря абсолютному нулю широты, который на нём высветился. Никаких ярко выраженных ориентиров на местности не наблюдалось, - лишь валялся у обочины, сваленный попирающей условности ногой, бетонный столбик.

Наш путь лежал к хижине с библейским, слегка фамильярным, как на мой слух, названием: "Old Moses Hut" - "Хижина Старины Моисея"...
Дорогой - всеми этими бамбуковыми зарослями и лиственными лесами, - я рассчитывал увидеть лесных слонов, но они так и не появились. С другой стороны, если бы они бродили тут в изобилии, вряд ли нам было бы позволено гулять по парку без сопровождающего.
На подходе к хижине, как раз, когда мы взбирались на холм, на котором она расположена, хлынул ливень. "Уже третий день подряд идут дожди, и это хорошо" - рассудил я - "поскольку к ключевому моменту наших приключений вся наличная влага уже прольётся, и наступит синее небо, - лишь бы снег успел стаять да ветер обдул скалы..."
"Old Moses Hut" оказалась мало похожей на хату: три казармы, выстроенные буквой П. Внутри - общие спальные помещения "дормиторы" с двухэтажными лежанками и длинный коридор, служащий столовой. Людей в хижине хватало, но свободных мест было ещё больше, и абердарская часть нашего коллектива без колебаний расположилась на нарах, тогда как Лёша наотрез отказался от комфорта и поставил палатку в скромном отдалении. Он сослался на неспортивность проживания в тепле и уюте, а также на денежные затруднения российского начинающего предпринимателя, подталкивающие его к соблюдению стиля. Но мы-то отдали долг спорту и стилю ещё в Абердаре!.. Поэтому я помог Лёше установить палатку под обещающим спорт и стиль небом, а сам отступил под прикрытие неспортивного комфорта.

Гора Кения. День второй. Долина Маккиндера и Лагерь Шиптона

Переход от "Олд Мозеса" к месту следующей ночевки, которое называется "Лагерь Шиптона" (Shipton's Camp), включает в себя набор высоты 850м (с учетом реального профиля - около километра), а его протяженность - 13.5км, притом, первая половина маршрута сплошь пролегает по болотам и топям...
На этом переходе случается первый массовый отсев несостоявшихся горовосходителей, поскольку высоту Моисеевой хижины (3400м) так или иначе переносят все, но далеко не все могут на следующий день безнаказанно перейти на 4250м. К тому же, переход через все эти туманные болота утомляет тело и волю.





Надо сказать, что мы были единственными абсолютными "автономщиками" на всём маршруте. Большинство шло сугубо по хижинам, в сопровождении гидов и портеров, были такие, которые ночевали в палатках, но лишь наша группа была свободна от каких бы то ни было пут - Яна ревниво удостоверялась в нашей уникальности на каждой стоянке... Она называла себя "единственной женщиной в единственной полностью автономной группе на горе Кения", и это придавало ей силы переносить тяжёлый рюкзак болотами и каменистыми тропами.






Самым трудным для нас участком стал подъём из долины реки Лики к её водоразделу с долиной Маккиндера: на неакклиматизированного Лёшу навалилась горняшка, в результате чего он стал задумчив и молчалив, и чаще опускал на камень свой двадцати пяти килограммовый рюкзак, а Яна безнадёжно отставала по причине маломощного двигателя своего организма...
Сверху, со стороны водораздела, из фронта тумана вынырнул черный быстроногий человек и, не придав нам значения, исчез в тумане ниже по склону. Вслед за ним, но не столь стремительно вырисовались два корейца, делившие с нами хижину накануне и вышедшие из "Олд Мозеса" немного раньше нас. Их спуск был нам непонятен, и мы их притормозили.
"Мы были на вершине Ленана и спускаемся обратно в "Мозес" - оглушили они нас, походя, блестя влажными от воды и трудового пота резными азиатскими лицами, и прошуршали мимо. Мы присели на валун под тяжестью свалившейся на нас информации. "Папа, как это может быть?.." - тревожился Томер и заглядывал мне в глаза ищущими поддержки глазами - "ведь они вышли почти вместе с нами!.." "Что-то невероятное - сейчас только середина дня... хотя они шли налегке, без тяжёлых рюкзаков" - мучительно верил людям Лёша, а я решительно не доверял: "такого не может быть, - от Мозеса до Ленана тысяча восемьсот метров по высоте, не говоря уже о горизонтальных километрах... Если бы это были Месснер с Кукучкой, я бы им поверил, но не потому, что это кажется мне возможным, а просто потому, что знаю их за честных людей..." - мой не умеющий обрадоваться чуду естественнонаучный ум всё переводит в километры и часы, строит по росту и ставит на унылые весы. "Ты думаешь, они врут?.." - распахнул глаза Томер - наивный молодой человек, воспитанный мною же в честности и переживающий мелкую ложь собственной бабушке, как свой мучительный, хотя и неизбежный порок... "Люди бывают разные, Томер, хотя и трудно понять, какую такую славу может принести им знание нами факта их восхождения..."
Подтянулась трудно дышащая, но чем-то заметно воодушевлённая Яна, уронила себя на валун, отдышалась.
- Ты видела этих корейцев?..
- Да, и я говорила с их гидом: они не дошли до следующей хижины и повернули вниз! - Яне нравилось, что два здоровых поджарых мужика с прогулочными рюкзачками, теряющимися на их широких спинах, завернули вниз, тогда как она - единственная женщина в единственной автономной группе на горе Кения - продолжает влачить в гору свой неподъёмный сизифов рюкзачище.
Повеселевшие, поймавшие упругий бриз в паруса собственного эго, мы легко взлетели на водораздел и перевалили в долину Маккиндера.

Вперёд, дорогою Шиптона и Маккиндера!.. :)





Поход по долине Маккиндера есть углубление в Страну Чудес, притом, - мудро спланированную страну, где интенсивность чудес постепенно нарастает, не давая вашему воображению утомиться и пресытиться. Если вы планируете пройти трек в Восточной Африке и имеете для этого единственную возможность, - не восходите на Килиманджаро, оставьте эти околоальпинистские амбиции пожилым бизнесменам и сжигающим мосты домохозяйкам. Я настоятельно рекомендую вам пройти гору Кения от Сиримон Гейт до посёлка Чогория, - в плане красот я знаю мало мест, могущих сравниться с этим маршрутом. Если же вы в состоянии осуществить оба мероприятия, то сперва сходите на Килиманджаро и лишь потом - на гору Кения, иначе Килиманджаро покажется вам неудачно отснятым сиквелом...
Верхняя часть долины сплошь покрыта доисторическим лесом сенеций. Мы, юркие теплокровные животные, кажемся абсолютно неуместными меж этими застывшими в выразительных позах стволами - лаконичными, самодостаточными, не растрачивающими себя на лиственный шелест и суету. Эти растения, грузно просевшие в водянистую почву, созданы для приюта слизистых жидконогих амфибий и неторопливых чешуйчатых ящеров, - мы бродим по дну мира чешуйчатых, наблюдая его запретную, нам не предназначенную красоту...
Крошечные переливчатые нектарницы - виртуозы дозаправки в воздухе - зависают над мохнатыми, осыпанными росой лобелиями, а в студёных, замерзающих на ночь черных лужах живут весёлые разноцветные мхи, - всё заражено неторопливой и упорной жизнью, но не видно крупных наземных животных - никто там, на равнине, так и не догадался, что место холоднокровных ящеров давно освободилось. Кроме нас, разумеется.






Я всегда пытаюсь представить себе, что переживали первые европейцы, проникавшие в подобные места - тот же Маккиндер и прочие ливингстоны... Мне кажется, встреча с такого рода исключительными ландшафтами для неподготовленного ума, взращенного на северных пейзажах и желтых страницах книг, не может пройти безнаказанно, и он, потрясённый, навсегда остаётся за зеркалом отменённой подобным путешествием реальности.
В каком-то смысле, эти экспедиции напоминают мне высадку на Луну, - своей основательностью и пирамидальностью структуры.
Не рассуждающая мощь первой ступени: 164 полуголых африканца с лиловыми от холода лицами, искусный и маневренный механизм второй: выписанные из альпийского Курмайора жилистые горные гиды, и, наконец, разумный экипаж исследовательской машины: Кембелл Хаусберг, фотограф, Дуглас Сандерс, ботаник, и мистер Си Эф Кэмбёрн, таксодермист... И на самом острие вибрирующей, напряжённой пирамиды - командир экспедиции Гарольд Джон Маккиндер. "Аполлон-11" времён Паганеля: первый след ребристого ботинка на девственных снегах "Врат Тумана", первые человеческие фигуры на вершине Батиана, - со слезящимися от ветра и чувств глазами, посреди круглой планеты, наклонённые навстречу обтекающему бесконечному ветру.

Вскоре после того, как мы обогнули "Пещеру Шиптона" (Shipton's Cave), своды которой укрыли в своё время от непогоды самого Эрика Шиптона, с неба хлынула вода, - по уже установившемуся послеобеденному распорядку, но на этот раз в форме снега. Мокрые густые хлопья укутали в пушистые шарфы низкорослую коренастую растительность, - и она стояла бесприютная, подобная случайному негру в промозглом северном городе.




Мы добрели до приюта, отрусили снег, потоптавшись в талой луже под протекающим козырьком, и спешно нырнули в его клубящие холодным паром недра. В приюте сновали влажнолицые возбуждённые люди в расстёгнутых пуховых одеждах, и тихо шипели газовые горелки. Мы заняли место в обширном дормиторе, сплошь застроенном двухярусными сотами нар, затем, я помог Лёше поставить палатку, - в платном секторе, в двадцати метрах от входа. Ещё прежде Лёши с его "Редфоксом", там установилось несколько любителей сурового уединения.

Гора Кения. День третий. Поинт Ленана

Снег шел с перерывами всю оставшуюся часть дня, а утром мы выбежали в морозный воздух смотреть на двуединую громаду Батиана и Нелиона, возвышавшуюся над нами торжествующей заснеженной цитаделью.



Погода благоприятствовала восхождению на Поинт Ленана, и многие группы вышли ещё в темноте, но мы с Лёшей не торопились, не видя в нём того вызова, который оправдывал бы спешку и холодную предрассветную суету, а Яна, хоть и чувствовала вызов, но доверяла нашему с Лёшей опыту. Томер был деловит и возбуждён, и вызвался нести общественный рюкзак с перекусом и запасом тёплой одежды, на что я охотно согласился, во-первых, из соображений педагогики, а во-вторых, в виду накопленной за прошедшую неделю усталости и предстоящего нам с Лёшей восхождения на Батиан.
Сперва, тропа вилась меж коренастых сенеций, успевших к рассвету отряхнуть снег с непокорных голов, а затем мы проникли в широкий кулуар, из которого открывался прекрасный вид на покинутую хижину. Долина же Маккиндера, к нашему разочарованию, была укрыта туманом. Вскоре после выхода из кулуара, мы оказались у развилки троп. Правая ветвь, как я догадался, вела к подножию маршрута на Батиан, и я занёс эту точку в GPS для завтрашнего предрассветного выхода.



Мы вышли из хижины около восьми утра по вполне приличной погоде, но, по мере нашего продвижения, она всё чаще шалила: всё чаще набегал туман, скрывая от нас призывный скальный обелиск - "Поинт Ленана". В моменты просветления, он выглядел угрожающим островерхим пиком, - обманчивое впечатление, поскольку пологая тропа вилась по его тыльной, невидимой нам стороне.
Однако чаще, чем на него, я поглядывал в сторону осыпного подножия Батиана, пытаясь разглядеть нитку завтрашнего маршрута.



Лёша и Томер бежали впереди, тактично не пересекая границу видимости, а я сопровождал Яну, ведущую отчаянный бой за каждый метр высоты - со стиснутыми зубами и помертвевшим лицом, не имеющим энергии на мимическую подвижность... Я понимал, что мы задерживаем ребят всё больше, и было бы несправедливо лишать их радости постоять на вершине без серьёзных, вынуждающих к тому обстоятельств:
- Подождите нас наверху, но недолго... Если полчаса нас не будет - валите вниз.
- А вы?
- А мы потихоньку, как получится...



Они исчезли в сером небе, с которого всё чаще сыпалась мелкая, отскакивающая от куртки крупа, а мы продолжили ползти вверх по гребню - я в почтительной паре шагов позади, - и я понимал, что мы проигрываем перегонки со временем: погода продолжала ухудшаться, а Яна шла всё медленнее. Тем не менее, её решимость, кажется, только крепла: по мере утекания физических сил, она окончательно превращалась в сухой концентрат воли, - не уверен, что я смог бы завернуть её, даже если бы захотел.
- Ты самая упорная скрипачка из всех, с которыми я имел дело...
Выразительный взгляд запавших глаз был мне ответом, лёгкие же были заняты дыханием и не издавали звуков помимо хрипа - их тесные входные пути едва справлялись с потоками разреженного воздуха.
В половине двенадцатого мы стояли на вершине в полнейшем тумане, без оправдывающих усилия пейзажей, но зато все четверо, - счастливо обнимали друг друга и кенийский флаг, делали памятные снимки и грызли хрупкий шоколад.
Не думаю, что исполнение чего бы то ни было перед какой бы то ни было аудиторией, с любым, сколь угодно безоговорочным успехом, осчастливило бы Яну больше, чем это восхождение... И мне это близко и понятно: вопреки простой логике и очевидному здравому смыслу, нас больше всего радуют успехи именно в тех областях, в которых они нам менее всего обещаны.




В хижине снуют легкоузнаваемые по осанке и гортексу горные гиды, а по стенам развешаны гирлянды "френдов" и прочих закладных элементов, а также - бухты верёвок. Гиды молоды, а "френды" - наоборот, но, в общем, подбор снаряжения говорит о серьёзности африканских коллег и о знании дела. К своему удивлению, я обнаружил, что мы далеко не единственные, кого влечет вершина Батиана. Кроме нас, в её сторону смотрела большая белорусская группа - человек шесть или семь - с гидами и портерами, скромная западноевропейская девушка из стран Бенилюкса с личным инструктором из местных и два немолодых, но бравых швейцарца.
Швейцарцы пребывали на излёте своего мероприятия: просидев два дня в хижине в ожидании погоды, они полностью созрели для отступления.
Весь вечер шел снег, за последнюю неделю мы не видели ни одного солнечного дня, и не было никаких оснований считать, что именно завтра всё кардинальным образом переменится, но, с другой стороны, Батиан изначально предполагался мною, как некий бонус, шансы на получение которого не слишком велики. В конце концов, напоминал я себе, пытаясь разглядеть контуры Батиана в туманное окно, я нахожусь тут для воспитания и развлечения своего сына и для укрепления семейных связей, а вовсе не для удовлетворения своих альпинистских амбиций.
В среде гидов и их клиентов царил пессимизм, поскольку даже если завтра случится чудо ясного дня, все скалы всё равно будут покрыты свежим снегом. Мы же с Лёшей решили выйти на маршрут в любую сколько-нибудь приемлемую погоду, полагая, что отступить в случае чего мы всегда успеем. "Отнесёмся к этому, как к полезной тренировке" - говорили мы друг другу и друг с другом же охотно соглашались. По крайней мере, нам не будет обидно за те килограммы железа и верёвок, которые мы сюда затащили...

Перед наступающей короткой ночью мы с Лёшей побренчали любимыми железками, уложили всё в штурмовые рюкзаки по списку, и я отправился спать к Лёше в палатку, чтобы не будить ранними сборами соседей по приюту.

Продолжение:
http://www.risk.ru/users/ianr/193185/