Гренландия для бедных, или причудливые лики исландского альпинизма.(4)

Альпинизм кулинарный

Вот тут вы вполне можете воскликнуть в раздражении: "Ну, какая ещё кулинария?!.." и упрекнуть меня: мол, парень, ты обещал развернуть нас лицом к альпинизму, которым богата и рада пришельцу Исландия, - осветить этот альпинизм со всех сторон и показать под разными углами. Мы, мол, ожидали рассказа о горных районах и об отдельно стоящих вулканах, об отвесных, желательно нависающих, многоверёвочных стенах и о замёрзших водопадах, на которых умелый ледолаз сможет проложить свои хрупкие одноразовые линии, а для кулинарных рецептов у нас была и есть "Книга о здоровой и полезной пище", или "о вкусной" - не помню уже, как там было, в конце концов, советская диалектическая кухня могла быть и вкусной, и полезной одновременно... Но, к слову сказать, искусство ледолаза, если мы уже об этом заговорили, сродни искусству кулинара: его произведения живут лишь в памяти тех, кто успел их попробовать, и я говорю это не для того, чтобы протянуть сомнительный мост между кулинарией и альпинизмом, а просто потому, что эта мысль показалась мне занятной...
Так вот, в этих заметках я пользуюсь словом "альпинизм" в расширительном смысле, и если и виноват в чем-то, то лишь в том, что не довел это до вашего сведения на первой же странице своего опуса. Согласитесь, что если понимать под "альпинизмом" стремление человека к покорению высот, в какой плоскости, извиняюсь за каламбур, они бы не лежали, то в этом случае вполне возможно и даже неизбежно существование и альпинизма кулинарного. К тому же, и это главное, назвав свои заметки "причудливые лики исландского альпинизма", я заявил тем самым некую структуру этого повествования, а поскольку альпинизма горного, альпинизма в узком смысле этого слова, у нас было, в сущности, не так много, я вынужден прибегнуть к некоторым натяжкам и трансформациям смысла для поддержания заявленной структуры. Переводя на язык "аутдора": если у вас не хватает дуг для палатки, вы попытаетесь воспользоваться любыми мало-мальски подходящими предметами, лишь бы она устояла и сохранила приемлемую форму - вот именно этим я и занимаюсь.
Должен сразу признаться, что Исландия не может похвастаться какими-то там кулинарными Гималаями, но альпинизм, как известно, существует и в низкогорье - внимательный и обладающий фантазией человек везде найдёт интересные объекты для приложения своей энергии.
Исландцы сформировались как нация в условиях приарктической пустыни, в которой не произрастают никакие полезные человеку культуры - ни зерновые, ни плодово-ягодные, а животный мир крайне скуден и представлен лишь мелкими норными грызунами да полярным соболем. Правда, переселенцы завезли на остров овец, и овцы были для них практически единственным источником мяса на протяжении столетий, но крайне непросто было обеспечить их выживание в течение бесконечных северных зим, а потому мясо овцы было скорее деликатесом, чем регулярно потребляемым продуктом. Летом на острове гнездятся перелётные птицы в неподдающихся счету количествах, но единственный источник питания доступный исландцам круглый год - это рыба и морепродукты, добыча которых в северной Атлантике - дело трудное и опасное.
Короче говоря, в плане еды исландцам было не до изысков, и если гомо сапиенс, в принципе, животное всеядное, то исландцы - самый всеядный из его подвидов. В этом плане, я полагаю, они всеяднее даже китайцев, которые хоть и потребляют пауков и скорпионов, но предпочитают их свежими, не тронутыми разложением, приготовленными каким-то гуманным к воображению способом: например, слегка обжаренными в золотистом растительном масле. Исландцы же ели буквально всё без разбору, вплоть до ядовитой гренландской акулы, которую они закапывали в землю на полгода, дабы яды разложились - вместе, разумеется, с прочими тканями. В пищу шли все живые существа - вся наземная, воздушная и подводная номенклатура, и шла она в пищу целиком: с потрохами, мозгами и первичными половыми признаками, с чешуёй и с хрящами, с пузырями мочевыми, воздушными и желчными, с ушами и с хвостами, с зобами и с гребнями, с костями и сухожилиями. Если исландцы не ели пауков и скорпионов, то единственно по причине их прискорбного отсутствия на острове, а не в силу брезгливости и тонкого устройства души.
Важно понимать, что всеядность исландцев совершенно иного свойства, нежели всеядность тех же китайцев, поскольку обусловлена не избыточным количеством населения, но скудостью ресурсов и соответственно - ингредиентов, а потому кулинарная Джомолунгма (как, впрочем, и настоящая...) находится во всеядном Китае, а не во всеядной Исландии.
Надо сказать, что сегодняшние исландцы питаются ничем не хуже, чем жители любой другой страны, но их традиционное, освященное веками меню гармонично вписалось бы в любой фильм ужасов. Как с иронией отмечает автор гайдбука по Исландии: "Загляните в тарелку с традиционным исландским блюдом, и есть хорошие шансы, что вы встретитесь взглядом с его содержимым"...
Если бы сегодня в Исландии существовал ресторан традиционных блюд, его меню выглядело бы следующим образом:
"Свид" - смалённая целиком, с глазами, голова барашка. Подаётся рассеченной надвое и потребляется без искажающих вкус добавок, либо же с солениями;
"Свидасулта" ("сыр из головы" - в дословном переводе) - куски свида (см. выше), спрессованные в небольшие брикеты и выдержанные в молочной сыворотке;
"Слатур" - желудок овцы, нафаршированный теми её внутренностями, которые не нашли применения в других блюдах;
"Блодмёр" - кровь и нутряной жир овцы, зашитые в оболочку из её же диафрагмы;
"Сурсадир хрутспунгар" - пирог из прессованных яичек барана, предварительно замаринованных в молочной сыворотке;
И, наконец, "пища богов", королевское блюдо:
"Хакарл" - ядовитая гренландская акула, закопанная в грунт на шесть месяцев. Говорят, - но я не пытался проверить эти слухи, - что вкус этого блюда всё же лучше, чем его запах, но что действительно ужасно - это послевкусие... Антидотом к этому блюду подаётся исландская водка "бреннивин".
И этих людей Европейский Союз надеется уговорить прекратить охоту на китов!..

Вопреки всему сказанному, мы-то, как раз, питались в Исландии прекрасно. Если уж совсем честно, я ещё никогда так хорошо не питался в европейской стране.
Одна из причин, по которым я предпочитал и предпочитаю страны "третьего мира" "цивилизованным", это ощущение финансовой свободы, которую они дарят. Просматривая меню в перуанском или индийском ресторане, ты сперва прочитываешь список блюд, отбирая те из них, которые тебе больше по душе, и лишь после того, как выбор уже сделан, ты обращаешь внимание на цены - скорее из любопытства, чем по практической необходимости. В европейском же ресторане, когда и если ты вообще в него попадаешь, процесс выбора реверсируется: лишь выбрав из списка блюд все те, что оказались тебе по карману, ты обращаешь внимание на содержательную часть этого перечня... Чаще же всего, ты и вовсе ретируешься под натиском цен в какой-нибудь, прости господи, Макдональдс.
Что же касается самостоятельной готовки - этого убежища путешествующих по Европе бюджетных туристов, - то искусству стряпни я никоим образом не обучен, а горно-туристское прошлое сделало меня неприхотливым, как верблюд, который готов неделями жить на одноименной колючке...
То ли дело, технический альпинист! Когда я предложил взять в намеченный нами поход, то бишь "трек", пачку сухарей - вещь сама собой разумеющаяся для горного туриста - Боря удивлённо поднял брови.
- Су-ха-ри? - переспросил он, не понимая, какое отношение имеет к нам этот сугубо гулаговский продукт - ты имеешь в виду крекеры, на которые можно положить тонким слоем солёную овечью брынзу и присыпать укропом или тмином для вкуса и запаха?..
- Нет, я имею в виду черный сухарь, который превращается в рюкзаке в мелкую крошку и на второй день отсыревает, и это хорошо, потому что в таком виде он легче проталкивается в глотку...
Каждый раз, когда мы с Лёней заговаривали о сухарях, Боря прислушивался к нашему разговору с молчаливым вниманием санитара. Всякий аскетизм был ему чужд, и в первую очередь он не был склонен к аскетизму в области кулинарии.
К середине дня, когда приходило время подумать о приближающемся вечернем досуге, центральным элементом которого, разумеется, был ужин, наше обсуждение этого вопроса выглядело следующим образом:
Я: "У нас есть ещё несколько упаковок растворимых макарон и три упаковки сублимированного ужина, которые надо употребить - сколько времени мы будем таскать их за собой..."
Лёня: "Можно докупить к этому какой-то колбаски, и получится отличный ужин, хотя мы так и не попробовали местной ягнятины"
Боря: "А давайте к этим макаронам купим бараньи рёбрышки, или нет - свиной стейк, и приготовим на открытом огне, или даже на гриле, я видел в супере одноразовые грили - отличная штука! А ещё, тут есть маленькие лангусты - в Италии их называют "лангустино" - классная вещь, если сварить, особенно в морской воде, но - нужны хорошие приправы... Они есть в супере, я видел. А можно и просто креветок взять - тоже неплохо... А для гарнира можно купить пакет мелкой картошки - она там уже помытая - только сварить осталось... С пивом, конечно, лучше всего пойдут лангустины".
Наташа последовательно соглашалась с каждым из выступавших, но убедительнее всего - с последним.
В итоге, мы покупали одноразовый мангал, маринованное и должным образом заправленное мясо, мелкий исландский картофель, лук, соус, восемь банок холодного пива и мороженый торт с брусникой на десерт, а растворимые макароны Боря брезгливо возвращал на дно продуктового баула.
Только поймите меня правильно: я ни в коем случае не жалуюсь, наоборот - я получил огромное удовольствие от тех элементов технического альпинизма, которые были привнесены Борей в наш быт. Я вернулся из этой поездки убеждённым сторонником подобного рода альпинизма, ведь он оставляет альпинисту множество приятных воспоминаний даже в том случае, когда собственно восхождение решительно не удалось...

Пик нашего кулинарного альпинизма пришелся на почти двухдневное пребывание в крошечном приморском городке Дьюпивогур, который изначально вообще не значился в наших планах. Однако, после нашего столь же беспощадного, сколь и бессмысленного штурма Акваннадала, у нас высвободилось целых два дня, один из которых мы заполнили сушкой вещей и посещением Йошкаралона, а второй остался свободен и взывал о заполнении. Ускорить своё продвижение вокруг острова мы никак не могли. Дело в том, что третьим не витринным мероприятием этой поездки, после Геклы и Акваннадала, у нас значился четырехдневный трек Снайфедль - Лонсорайфи, к началу которого возможно было добраться лишь на джипе - из городка под названием Эгилстадир. Джип был у нас заказан заранее, на вполне определённое число, и того же числа мы должны были сдать свою съёмную Тойоту. Жестко связанные этими обстоятельствами, мы никаким образом не могли использовать призовой день, кроме как потратить его на какие-то внеплановые экскурсии.
В гайдбуке я вычитал, что из дьюпивогурской гавани всегда, (не только по четвергам...), в час пополудни, к берегам некоего острова под названием Папей отправляется кораблик. Неясно было, что такого особенного мог предложить нам этот Папей, но альтернатив всё равно не было, а морская прогулка приятно оживила бы наше сугубо автомобильное путешествие. Кроме того, я прочитал, что по пути к острову мы должны будем посетить скальный островок, приютивший небольшое лежбище тюленей, и эта информация окончательно склонила чашу весов в пользу Дьюпивогура.
Примчавшись в Дьюпивогур в полпервого, мы обнаружили, что все места в отправляющемся судёнышке уже распроданы, а потому нам оставалось только заказать билеты на следующий день, а оставшуюся часть этого посвятить покорению кулинарных высот.
С горя, мы отправились в местный, как оказалось очень приличный и, следовательно, недешевый ресторан, и с горя же чуть было не заказали себе гигантского лангуста, который своей исполинской клешнёй с лёгкость отхватил бы половину выделенного на недельное пропитание бюджета - уже занесена была рука в подзывающем официанта жесте, но бессильно упала, словно нож Авраамов, отведенный Господом, и заказали мы жареное филе рыбы и густой ароматный суп в горшочке, и бюджет наш хоть и пострадал изрядно, но не потерпел катастрофу.
А чтобы вожделенное ракообразное не смущало душу и не дразнило воображение, мы отправились в супермаркет и купили себе увесистый пакет лангустин, которых мы сварили себе на ужин. И, наблюдая нашу трапезу, соседи по столу - молчаливый француз со своей подругой - неумолчной неаполитанкой - испытали несвойственные европейцам дискомфорт и комплекс неполноценности.

Этим же вечером мы пополнили свой запас спиртного.
Вообще говоря, тема спиртного в контексте нашего путешествия не должна бы заслуживать упоминания, поскольку мы потребляли его в пробочных количествах и в сугубо медицинских целях, - особенно, если считать психотерапию медициной. Правда, мы регулярно потребляли местное пиво, но учитывая его процентность (два - точка - двадцать пять, прописью), оно призвано было удовлетворять нашу потребность скорее в воде, чем в спиртном, - пить собственно воду мы избегали, поскольку технические альпинисты, как оказалось, воду не пьют, потому что пиво гораздо вкуснее...
Так вот, тема эта вообще не была бы затронута, если бы Исландия не оказалась страной с экзотическими алкогольными законами, а всякая экзотика, по определению, является хлебом человека, пишущего путевые заметки, и солью этих самых заметок.
Исландцы, которые в отношении внешнего мира проявляют необычайную, истинно северного закала независимость и жестоковыйность, в отношении проблем внутренних демонстрируют поразительную способность к самоограничению и дисциплине. В этой северной стране, где зимние вечера начинаются уже утром, а в городках, подобных Дьюпивогуру, полярное сияние да вой ветра - единственная дискотека, и где бутылочка виски могла бы существенно приблизить наступление долгожданной весны, а то и заменить её вовсе, продажа спиртного сужена в пространстве и во времени почти до сингулярности.
Всякое спиртное крепче двухпроцентного пива продаётся только в специализированном магазине и только в течение одного часа в день - с пяти до шести вечера. Вдумайтесь в этот факт: закрытие ликеро-водочных магазинов в девять часов вечера поставило Россию на грань революции, а живущие при самой демократичной демократии исландцы сами надели на себя наручники и ключи от них вручили своему собственному правительству!.. Это вот исландское "держите меня, не то вдрабадан назюзюкаюсь" мне абсолютно непонятно.
И вот, спрошу я вас теперь: вы, люди с жизненным опытом - с огромным опытом ограничений и со столь же внушительным опытом их преодоления, как, по-вашему, должен выглядеть этот на единственный час открывающийся магазин за пять минут до открытия?.. Нет, вы не угадали. Ничего, абсолютно ничего, подобного. Без пяти пять у прилавка переминались: пара дородных немцев, пожилая чета неизвестного, но явно не местного происхождения, да четверо бывших советских граждан с напряженными лицами людей, "переводящих цельсии в фаренгейты", по любимому Бориному выражению. То есть - мы. Никаких мавзолейных очередей, никакого штурма Бастилии.
Если бы Исландия была страной континентальной, я бы заподозрил, что её граждане обеспечивают себя спиртным посредством контрабандных тоннелей, подобных тем, по которым снабжает себя мечём и оралом хамасовская Газа, но Исландия - одинокий остров в Атлантическом океане, а потому тайна сия велика есть и остаётся неразгаданна.
Что касается ассортимента, то он имеется, но ограничен снизу - то есть, дешевые сорта спиртного отсутствуют в принципе. Всё начинается сразу же со вполне приличного виски ценою в тридцать евро, а верхней границей мы, по правде говоря, не интересовались.

Если вы думаете, что в наш первый день в Дьюпивогуре мы только о том и думали, чего бы такого вкусного сожрать да где бы раздобыть спиртного, то вы будете правы... Почти. Трудно найти себе развлечение в городке, всё население которого - полтысячи человек, и все общественные здания которого - это ресторан, супермаркет и плавательный бассейн. Плавательный бассейн, кстати, имеется в Исландии чуть ли не в любом населённый пункте. Исландцы просто помешаны на водных процедурах, а повсеместное обилие геотермальных вод позволяет им технически просто и недорого реализовывать свои бальнеологические фантазии. С другой стороны, фитнесс, похоже, не нашел в Исландии массового поклонника, и большинство исландцев - люди, как бы это сказать поделикатнее, не хрупкого телосложения. Если же быть более определённым - в Исландии очень много толстых людей. Вероятно, сказываются долгие зимы, провоцирующие малоподвижный образ жизни, плюс традиционно жирная еда северного человека.
Эта проблема нагляднейшим образом обнажилась перед нами - именно так, в прямейшем из смыслов... - в Дьюпивогурском городском бассейне, в котором мы пытались утопить излишек свободного времени, а заодно и помыться. Кроме нас, в бассейне плескалось несколько дьюпивогурцев обоего пола, и самый изящный из них имел водоизмещение больше нашего суммарного... Надо признать, что толщина исландцев не выглядит болезненной, скорее наоборот - это мощь большого северного толстокожего животного - тюленя или моржа. Огромными грушами висят они на краю джакузи, украдкой поглядывая на щуплых пришельцев, хотя куда больше им подходило бы возлежать на краю полыньи.
Кстати, о моржах...

Дела моржовые

Рисунок добыт в сети.

Тема, которую я хочу затронуть, столь необычна и деликатна, что мне показалось уместным вынести её в отдельную, пусть и короткую главку. Во-первых, эта тема уже никак не соответствует названию главы предыдущей, а во-вторых, те из читателей, которые столь не испорчены, что никогда не видели обсуждаемый предмет даже в музее, и им нестерпима сама мысль, что такие предметы существуют, смогут спокойно пропустить эту главу и перейти к следующей.
С теми же, кто остался со мной, я поговорю о моржах, о том предмете, которым они выгодно отличаются от всех прочих млекопитающих, а также и о подобных предметах всех этих прочих млекопитающих, включая и двуногих... Собственно говоря, морж - всего лишь удобный повод рассказать о вышеупомянутом предмете, который и является темой этого отступления, а вовсе не сам морж.
Любой половозрелый субъект, выросший на русскоязычном пространстве, слышал о выдающемся инструменте этого ластоногого, даже если не знает таких слов, как "млекопитающее", "ластоногий", и само слово "инструмент" кажется ему непривычно громоздким. Так вот, мы - я имею в виду четверых персонажей этого рассказа - не только слышали о моржовом инструменте, но теперь уже и видели его собственными глазами, хотя бы и только в музее.
Решив, что я говорю о музее природоведческом или зоологическом, вы наверняка хмыкнете: "господи, единственное, на что этот озабоченный человек обратил внимание во всём музее, - это моржовый инструмент...", но вы не угадали. Исландцы, а точнее жители северного города Хусавик, являются держателями уникального, вероятно, единственного в мире "фаллологического музея", который, будучи по сути зоологическим, не распыляет внимание любителей животного мира на незначительных частностях, а фокусирует его на одном единственном, несправедливо обойденном прочими музеями органе. Музей так и называется: "The Icelandic Phallological Museum". Для людей, не доверяющих своему английскому, перед входом установлен перевод этого названия на язык пластических искусств позднего неолита:


Благодаря внушительной экспозиции, основательному дизайну и подчеркнуто академичным табличкам с латинскими именами бывших владельцев каждого экспоната, музей выглядит неким центром фаллологических исследований, и я бы не удивился, узнав, что туда приезжают стажироваться знатные фаллологи со всего мира...
В музее собраны пенисы всех видов млекопитающих, населяющих сушу и прибрежные воды Исландии, - от мышки-полёвки до голубого кита. Куда ни обернись, куда ни кинь взор, - всюду он натыкается на заспиртованные, плавающие в формальдегиде или же мумифицированные пенисы всех форм и размеров, хотя преобладают - и не только в силу своих размеров - баллистические снаряды китообразных млекопитающих.
Самыми крупными совокупительными органами среди всех живых существ, вероятно, обладают касатки и кашалоты, - по крайней мере, в экспозиции этого музея не было ничего, что могло бы составить им конкуренцию в плане размеров. Даже наш Боря, который, выражаясь языком интеллигентных старушек, что называется "крупный мужчина", выглядел рядом с подобными экспонатами несколько уязвимым...
- А в попугаях ты гораздо длиннее... - не преминул со злорадной ухмылкой заметить я Боре, поскольку мне надоело смотреть на него снизу вверх. В школе, которая, как и все прочие сов. учреждения, любила строить всех нас по росту, я всегда был хотя бы четвёртым, и мне не привычно задирать лицо для общения с ближним.
Я знаю, знаю, какой вопрос не даёт вам покоя, и у меня, конечно же, есть на него ответ, но, как сказал классик: "секрет качественного рассказа не в сюжете, а в структуре изложения", а потому, прежде чем удовлетворить ваше любопытство, я выдержу необходимую в этом месте рассказа нагнетающую паузу.
Должен вам сказать - и это уже безо всякого стёба, - что животворящие, по определению, органы, отсечённые, выбеленные до цвета мучного червя и плавающие в формальдегиде - зрелище крайне удручающее, и когда первое любопытство удовлетворено, а всё, что можно обшутить уже обшучено, когда вы сфотографировались под сенью китового члена и истощили все сравнительные степени применимых к этому предмету прилагательных, весь этот паноптикум начинает слегка давить на психику...
Честно говоря, при всём своём интересе к науке зоологии, я давно уже обхожу стороной зоологические музеи, поскольку от них неизбежно тянет мертвечиной, а колонны и шеренги пыльных, одутловатых экспонатов напоминают эволюционный ряд Франкенштейна. Эти музеи давно уже утратили своё образовательное значение - любую интересующую информацию о животных и об их внутреннем устройстве можно с лёгкостью найти в сети, не подвергая тяжким испытаниям своё обоняние, не говоря уже об эстетическом чувстве.
Тем не менее, хусавикский музей членов не страдает от недостатка посетителей. Более того, те самые люди, которые, я уверен, обошли бы десятой дорогой краеведческий музей какого-то там «хусавика», по музею фаллологическому слоняются с серьёзнейшими физиономиями... Заложив руки за спину, они склоняются к экспонату, хмурят реденькие бровки, поправляют очочки и сосредоточенно вчитываются в латинскую белиберду, не чувствуя, что участвуют в откровеннейшем фарсе... Полноте! Здесь куда уместнее было бы глупо захихикать и более чем уместно - отпустить сальную шуточку... Если бы это был музей носа, уха или большого пальца левой ноги, вам бы и в голову не пришло переступить его порог, ну так, бога ради, ведите же себя естественно – тут все свои, все, кто здесь находится вместе с вами, просто пришли поглазеть на моржовый член!..
Ну, а теперь я вернусь к вопросу, который, наверняка, не даёт вам покоя: присутствует ли в экспозиции музея принадлежность самого распространённого на острове млекопитающего, самого сильного, самого умного, самого Самого, - виной Творца, Венца Творения... и, к тому же, единственного, чей одухотворённый орган имеет право называться фаллосом, и чьё присутствие, по крайней мере, оправдало бы название этого музея...
Нет, - пока не присутствует! Присутствуют картины и скульптуры, древние рукописи - само слово "рукопись"... а, впрочем, оставим... - присутствуют лампады и абажуры, шкатулки и ювелирные украшения, все мыслимые предмета быта - всё, что можно изобразить в форме фаллоса и на чем можно изобразить фаллос, но сам фаллос, увы, отсутствует... Эта дыра в экспозиции тем более значительна, что отсутствующий предмет являет собой, по сути, символический антипод дыры, её полную, абсолютную противоположность...
Некой, довольно жалкой, компенсацией выглядит небольшая, выставленная торчком на почетном месте коллекция слепков. От благодарных - а главное щедрых... - жителей Хусавика... Слепки эти выкрашены в серебристый цвет, ассоциирующийся у меня с космическими аппаратами, и потому вся инсталляция как бы символизирует собой урезание некогда амбициозных космических программ... Мне, по крайней мере, так показалось.
Самый же потрясающий, истинно сюрреалистический экспонат выглядит более чем скромно: прямо напротив входа в почетном одиночестве выставлена небольшая пустая коробочка прозрачного пластика, на которой написано, что некий житель Хусавика завещал свой детородный орган сему фаллологическому центру, и, по смерти владельца, орган этот будет выставлен на всеобщее обозрение, придав, таким образом, музею недостающую ему завершенность.


продолжение:
http://www.risk.ru/users/ianr/13393/