В горах Северной Осетии (Дневник 1980)
В сентябре 2002 года в ущелье Кармадона, что в Северной Осетии, произошла ужасная природная катастрофа – ледник Майли сорвался с каменного ложа и со скоростью поезда устремился в долину, сметая все на своем пути. Были человеческие жертвы, среди которых оказалась кинематографическая группа Сергея Бодрова, известного по фильмам «Кавказский пленник» и «Война», повествовавшим о событиях последнего времени на Кавказе, а также кинобоевикам «Брат» и «Брат – 2». К небольшому району горной Осетии, где силами МЧС России велись поисковые работы, было приковано внимание всей страны. По телевидению каждый день показывали кадры с места трагедии.
Много лет тому назад мне с товарищами довелось побывать в том краю. В книжном шкафу отыскался уже тронутый временем отчет о походе в горах Северной Осетии в 1980 году. В нем оказались карто¬схема, дневник и много фотографий. Это было время, когда мы были молодыми и жили, не задумываясь о завтрашнем дне. В горах не было бандитов, а природа была спокойна.
Этот дневник – мое личное восприятие окружавших меня людей и событий.
Дигория – один из уголков Северной Осетии. Она всегда привлекала к себе дикой и величественной природой, красотой гор, чарующим видом ущелий, поросших в низовьях лесами, а вверху заполненных ледниками и снегом. Здесь много овеянных легендами и преданиями памятников старины и природы. Только мы, участники предстоящего похода в районе Дигории, Суганских Альп, Караугомского плато и Цейского ущелья, об этом не задумывались! Для всех нас, кроме руководителя группы Вити Белокобыльского – студента пятого курса Ставропольского пединститута, это был первый в жизни горный поход пятой категории сложности. Лишь позднее мы осознали то, что действительно побывали в одном из красивейших и труднодоступных мест Центрального Кавказа. А тогда, в июле 1980 года, нас полностью захватила идея повышения своего «уровня спортивного мастерства», как это было записано в разделе отчета «Цели похода».
Мы готовились к походу. Всю зиму и весну мы бегали кроссы, лазили по деревьям и по развалинам старого моста под Ставрополем, участвовали в соревнованиях по технике туризма, играли во все подвижные игры, начиная от футбола и заканчивая шахматами, ибо шевеление мозгами – тоже движение!
В нашей команде было восемь человек. Трое – командир Витя, медбрат Саша Бородаенко и ответственный за снаряжение Витя Васильев – студенты – выпускники Ставропольского пединститута. Вторая тройка – Валентин Коломиец и фотографы Витя Жижин, Коля Олейников – члены секции горного туризма специального конструкторско-технологического бюро полупроводниковой техники. Завхоз команды Саша Анпилов – заместитель заведующего ЦЗЛ ПО «Анилин» и Сережа Ревин – преподаватель Кочубеевской средней школы.
Над селением, как часовые, стояли полуразрушенные дома-крепости – «хадзары», как их здесь называют - боевые башни средневекового Ахсау
26 июля мы выехали на машине, выделенной профкомом СКТБ ПТ. Фургон был плотно забит рюкзаками и мешками с продуктами. Где попало лежали каски и связки веревок, а под сидениями валялись ледорубы. С собой взяли кинокамеру и пять фотоаппаратов, два из них были заряжены пленками для слайдов. До Минвод с нами ехал еще один турист из СКТБ ПТ – Гена Грунский. Ему выпал счастливый жребий в виде путевки на семинар высшей туристской подготовки на Памире! Там он должен был прослушать теоретический курс и принять участие в учебно-тренировочном походе пятой категории сложности. В глубине души я завидовал Гене – увидеть Памирские горы!
Грунский был ближе всех остальных к тому, чтобы повести «пятерку». У нас просто не было руководителей походов такого уровня. Предстоящий семинар ВТП становился и для него, и для нас ступенькой на пути к горным походам высшей категории сложности. В аэропорту мы расстались, пожелав друг другу доброго пути и удачи. Гена поспешил к самолету, а мы продолжили путь в Осетию через просторы Ставрополья и Кабардино-Балкарии.
От Орджоникидзе, к которому ныне вернулось его прежнее имя – Владикавказ, до пункта назначения – селения Дзинаги около сотни километров. Через ворота горной Дигории – каньон Ахсинта мы попали в аул Мацуту. Здесь, по преданиям, было захоронение легендарного богатыря Сослана. Он даже после смерти помогал людям. Стоило только крикнуть: «Тревога, Сослан!», как он выходил с оружием из своего склепа. Только после того, как его обманула женщина, из любопытства поднявшая тревогу, чтобы поглядеть на легендарного нарта, он больше не появлялся. Склеповые сооружения здесь – дань верованию древних осетин в загробную жизнь. Покойников полностью снаряжали всем тем, что им могло понадобиться, укладывали рядом оружие, различные предметы, украшения… Так или иначе, мы невольно стали примечать и запоминать увиденное и услышанное. Это и красивые панорамы ущелий, и отдельные старинные сооружения в селениях, мимо которых пришлось проезжать, подробные ответы местных жителей на наши вопросы…
Приехали. Рюкзаки перед выходом – ну просто неподъемные! Мой – сорок семь с половиной килограммов. Точную цифру – сорок шесть показали домашние весы, а полтора кило добавили две палки копченой колбасы, приобретенной сегодня. Если присесть с таким грузом, то встать без помощи товарища трудно. Да и идти было тоже не очень… На эту тему Саша Анпилов рассказал анекдот про араба на верблюде и эстакаду. «Заходи на эстакаду!» – этими словами мы потом не раз подбадривали друг друга, когда тянули наши рюкзаки с продуктами и бензином на Райскую поляну.
Кэрроловская Алиса была когда-то в стране чудес, а мы в тот день тоже попали в страну чудес – на Райскую поляну! Она расположена над потоком Караугомдона на высоте около 1800 метров. Это ровная, поросшая сосновым лесом большая треугольная площадка, с ручьем, в котором изумительно чистая вода. По краям поляна окаймлена скалами причудливой формы и защищена от холодных ветров лесистыми склонами. Это место было идеальным для отдыха и дневок еще и потому, что рядом находилось Караугомское плато с его вершинами и перевалами. В свое время Караугом считался непроходимым. Само его название в переводе с осетинского означало «Слепое ущелье», или ущелье, не имеющее выхода. Да и нынче не так уж много найдется людей, которые побывали на плато Караугома, несмотря на то, что со времени первого восхождения на него в 1868 году Фрешфильда – английского альпиниста прошло уже почти полтора столетия!
Долго любоваться поляной не пришлось – надо было куда-то пристроить заброску. Незаметно это сделать оказалось невозможным, лишь небольшой ельник на склоне обрыва над языком Караугомского ледника смог послужить тайником для более чем ста килограммов продуктов, спрятанных в шести местах. Мы так хорошо постарались, что одну из точек сами потом еле разыскали. Со второй частью заброски было проще – ее завезли и оставили в альплагере «Дзинага» на поляне Таймази.
Во второй половине дня 27 июля мы прибыли в селение Ахсау, расположенное на высоте 1300 метров над уровнем моря. Назвали его так из-за очень чистой воды Билягидона. Над селением, как часовые, стояли полуразрушенные дома-крепости – «хадзары», как их здесь называют, и боевые башни средневекового Ахсау. Вдоль дороги часто попадались «цырты» – каменные плиты в рост человека с закругленным верхом – надмогильные памятники.
Пообедав, распрощались с нашим водителем – Володей Паньковым, с которым два дня колесили по дорогам Ставрополья и Северной Осетии. Он уехал, а мы пошли по ущелью Билягидона. Остановились на ночлег уже в сумерках. Три палатки, поставленные в линию, издалека казались похожими на кораблики, плывущие в кильватерном строю среди темно-зеленых волн травы и лопухов.
Все было хорошо, лишь огромный чирей под левой лопаткой у командира группы и стертая нога у меня отравляли существование с таким постоянством, что мы к ним попросту привыкли. С Белокобыльским я поменялся рюкзаками, мой «Ермак» не так бередил его болячку. Мне на ногу Саня Бородаенко – «Борода» (еще не с бородой, а с усами – подобие бороды у него появится лишь по истечении второй недели) нанес фантастическую смесь зеленки и клея БФ, называемую «Антимозольной жидкостью Новикова». Если не ждать, когда подсохнет слой снадобья, то носки можно снять только с помощью ножниц.
Ночью нас разбудили пьяные пастухи, возжелавшие попить водки или чаю, чего именно – им было по барабану. Утро добавило хлопот с поиском ложки Сереги Ревина, длинного и худощавого, в больших затемненных очках, делавших его похожим на какую-то экзотическую птицу. Сереге пришлось перейти на самодельный черпак, наскоро изготовленный из консервной банки.
Этот день похода привел нас в высокогорный цирк к ночевкам «Семи братьев». Название месту дали семь громадных каменных валунов – остатки скалы, отвалившейся когда-то от хребта, нависавшего над цирком.
Здесь встали лагерем и устроили скальную тренировку, оберегая голову каской, а ее противоположность – мягкими вещами.
На третье утро я понял, что погорячился со сменой своего имиджа, обрив накануне выезда голову. Она мерзла и чесалась, а неугомонный Серега, увидев мою лысую макушку, с ходу обозвал Фантомасом. Это прозвище отличало меня еще от двух Викторов – Белокобыльского и Васильева.
В тот день мы перешли первый перевал – Центральный Белаг (1Б, 3600 м), который был открыт всего десять лет тому назад туристами из Зеленограда. Руководителем у них был В.Д. Иванов – один из авторов известного путеводителя по горам Осетии. Перевал заставил нас здорово попотеть на спуске. По справедливости, ему следовало бы повысить категорию сложности на одну ступеньку. После спуска по несложным скалам мы около ста пятидесяти метров по крутому снежнику тянули перила к бергшрунду, через который пришлось прыгать, а рюкзаки переправлять отдельно. Мы еще не приноровились к особенностям Центрального Кавказа. Подходы здесь более протяженные, а перевалы выше и сложнее, нежели на Западном, к которому мы привыкли.
После обеда за час спустились в просторный цирк ледника Айхва. Слева от нас перевалы Михаила Светлова, Дмитрия Кедрина – известных советских поэтов и осетинской писательницы Елизаветы Уруймаговой. Целый литературный угол! Честь их открытия принадлежала днепропетровским туристам, среди которых наверняка были ценители поэзии и прозы.
Внизу ледника неожиданно встретились с туристами из Тольятти, поздоровались, и… – «Ребята, вы знаете, Высоцкий умер!..» Народный бард Владимир Высоцкий, столько давший людям, в том числе и тем, кто любит горы, ушел... Пусть земля ему будет пухом… Потрясенные печальной вестью, простились с тольяттинцами.
Рюкзак - самоделка туриста из Тольятти - прообраз современных фирменных...
Поднявшийся туман заставил искать удобное и безопасное место для ночевки на леднике. Мы еще не подозревали, что на этом пятачке нам придется ночевать дважды. Ночью гремела гроза, а утром непогоду продолжили ливень и туман, не прекращавшиеся полтора суток. За время вынужденной стоянки я вырезал из кусочка дерева зары – шестигранные кубики, которые скрасили нашу жизнь. Весь день, свободный от дежурств, разведки и ледовых занятий, я и Коля азартно подбрасывали деревяшки на животе флегматично подремывавшего Валентина.
31 июля командир поднял нас в 3 часа утра. Через четыре часа мы были на перевале Западный Галдор (2Б, 3750 м). Его широкая седловина была сложена из крупных обломков скал. Левее, за хицаном, так в Осетии называют скалистую вершину, был перевал Восточный Галдор, немного проще нашего. Они имели общее название – «Галдорский дубль».
Проход через бергшрунд к З.Галдору
На перевале состоялся несладкий по моей вине перекус. Я забыл на месте ночевки пакет с халвой. Реплика Анпилова: «Сожрал?!» и взгляд командира, задумчиво изучавший пройденный путь, разбудили во мне отчаянное желание немедленно вернуться вниз и отыскать злополучный пакет. В темноте я принял его за камень, положенный кем-то на мой рюкзак. Какая досадная оплошность!
На спуске в долину реки Харес (по-осетински «пастбище») встретили стадо молодых бычков, часть из них обладала весьма скверным характером и жаждала с нами непосредственного контакта. Отпугивая их криками и взмахами рук, мы с достоинством отступили, подавив в себе позорное желание бежать.
Спустившись с перевала на поляну Нахашбиту, что у осетин означает «место сбора скота» (правильнее было сказать – туристов!), второй раз встретились с тольяттинцами. Вместе пообедали на пастушьей кошаре и затем под прерывистыми зарядами дождя долго шли к поляне Таймази, где забрали заброску и разбили лагерь.
Название поляны произошло в соответствии с одной из легенд, которыми так богата история древней Дигории. Мужественный осетин Таймазов был пленен грузинскими князьями, но сумел бежать и, спасаясь от преследователей, пошел напрямую через Главный Кавказский хребет. Отчаянный подъем вывел Таймазова к горам над селениями Стур-Дигора и Куссу. С тех пор местные жители присвоили его имя этим вершинам и леднику у их подножия, а потом и поляне.
Дневка прошла при скверной погоде. В перерывах между дождями сушили одежду и одновременно ждали еще одного участника похода – увы… амуниция осталась сырой, новый товарищ не появился. Деятельный Серега нашел рядом с палатками упругую длинную ветку и присобачил к ней капроновый шнур. Получился лук, большой, как у богатыря Сослана. Спонтанно начались стрелковые соревнования. Мишенью до первого попадания послужила каска Валентина, после чего он быстро спрятал ее в рюкзак.
2 августа мы ушли с поляны на перевал Авсанау (1А, 3050 м), что означает «перевал охотников». История упоминала, что этим путем в марте 1921 года шел дигорский революционный отряд, сформированный С.М. Кировым для оказания помощи восставшему грузинскому пролетариату. А сейчас по тропе шли мы, любуясь рекой, зажатой во многих местах каньоном, с красивыми и бурными водопадами. За перевалом притаилось озеро Маскутицад. Около него мы поставили свои палатки.
У озера Маскутицад
Сквозь дождевые заряды и клочья тумана на противоположном склоне разглядели сотворенную природой изо льда и снега голову фантастического существа, напоминавшего веселую обезьяну.
Ненастная погода подвинула Серегу на сольное выступление. Речитатив с упоминанием слов, литературных и не очень, направленных в адрес небесной канцелярии, а также отдельных личностей в нашей компании, звучал весь вечер под аккомпанемент дождя.
На следующий день мы вышли к перевалу Цихварга. Погода не улучшилась. Туман и дождь то рассеивались, то наседали вновь. При подъеме на моренный вал Саша Анпилов выронил кинокамеру. Прокувыркавшись по камням около десятка метров, она отказалась работать и перешла в режим груза. Очень обидно вышло!
В предперевальном цирке под Цихваргой (2Б*, 3670 м) встретили туристов из Тернополя, пережидавших в палатках непогоду. У них закончилось питание. Поделившись с ними продуктами, мы договорились о совместном прохождении перевала.
Вид на перевал от места ночёвки
Цихварга далась тяжело. За один день мы испытали и метель, и грозу. У меня в течение всего подъема мерзли пальцы ног. Не раз я садился в снег, снимал ботинки и растирал их. Поднимались мы долго. На протяжении почти километрового пути пришлось тянуть перила.
На подъёме к перевалу
На пер. Цихварга с туристами из Тернополя
Вид на перевал Цихваргу из ущелья Фастагдона спустя четыре дня
С седловины, увязая в снегу, около полутора часов спускались в связках на дно ущелья Фастагдона. Под дождем и холодным ветром к вечеру мы пришли на Райскую поляну.
На спуске с Цихварги
На поляне было много туристов из Запорожья, они проводили сборы. Со многими из них перезнакомились. Вечером другого дня устроили для них концерт песен под гитару в исполнении Саши Анпилова и Вити Белокобыльского. Дневка на поляне продлилась больше двух суток. В паузах между дождями обсыхали и ремонтировались.
На Райской поляне
Спуск с Цихварги вызвал осложнения со здоровьем в виде ангины у Ревина и переутомления у Коломийца. И если с Серегой было ясно, что Бог наказал его за вольнодумство и богопротивные речи, продолжительно и громогласно произнесенные накануне у озера Маскутицад, то у Валентина были другие причины. Ветеран команды в этом году защитил диплом, что потребовало отдыха. Для восстановления сил он избрал Черноморское побережье Кавказа со всеми его прелестями и злачными местами. Такой способ подготовки к высококатегорийному походу себя не оправдал. Но они оба проявили мужество, заявив о решении сойти с маршрута. 6 августа мы проводили их в Дзинагу. Одновременно ушли самый старший и самый молодой участники нашей команды.
Дальнейший путь мы продолжили с двумя палатками. Перераспределили груз. В рюкзаках у каждого больше сорока килограммов. О-хо-хо! Впереди – Караугомское плато. Наконец-то распогодилось! Шли медленно, часто и подолгу отдыхая в удобных местах. После переправы через широкий ручей остановились у большой пещеры, похожей на жилище циклопа из американского фильма про Одиссея.
В душе даже шевельнулось опасение, что вот сейчас из нее кто-то или что-то вылезет и устроит разбирательство с нами, бесцеремонно разложившими на камнях для просушки свои вещи и одежду. Футболки и рубашки по мере высыхания становились от разводов пота полосатыми, как зебры.
Заночевали в этот день недалеко от перевала Гурдзивцек – «перевал, ведущий в Грузию». Здесь у меня с Колей при готовке ужина прикипели к днищу котелка макароны. Макаронный сталагмит отколупывали весь вечер с применением всевозможных подручных средств, в том числе и ледоруба.
8 июля мы сумели пройти три перевала и заночевали на леднике Бокос! Но обо всем по порядку. На Гурдзивцек (1Б, 3345 м) мы поднялись еще до 7 часов утра. На скалистом гребешке ровной площадки реял красный флаг, а рядом были прислонены мемориальные доски. На одной из них запомнилось четверостишие:
«Сердце согревая славой старой,
К подвигам готовя молодых,
Помни о бессмертных комиссарах,
Помни легендарных рядовых!»
Через этот перевал проходил древнейший торговый путь в Грузию, и с ним были связаны исторические события периода установления советской власти в Осетии и Грузии. Весной 1918 года через Гурдзивцек уходили в Грузию партизанские отряды, защищавшие Дигорию от деникинских банд, а зимой они вернулись через него в Осетию.
Сделав фотоснимки, по леднику Бурджула в связках вышли на перевал Ноцанцара I (2А, 3800 м). С него по осыпному кулуару спустились на одноименный ледник, стараясь не тревожить камни. Здесь уже была видна седловина следующего перевала – Ноцанцара II (2Б, 4050 м).
На л-ке Ноцанцара
Осторожно преодолев разрушающийся гребень, траверсом прошли на перевальную точку и с нее попали на ледник Бокос. Наши палатки встали тандемом под отрогом вершины Бурджулы на высоте около 4000 метров.
По случаю такого ударного дня завхоз расщедрился на шоколадную кашу из риса с порошком какао. Было очень вкусно, но потом мы долго не могли заснуть, изжога мучила нещадно. Где-то в полночь я встал, вылез из палатки и разжег примус. Пока топилась из нарубленного льда вода, огляделся вокруг. Безмолвие и мороз, на небе большие звезды, а луна зашла за гребень отрога, отбрасывавшего длинную тень вдоль кромки нашего плато. Подошел с котелком к палаткам, а из них сразу же высунулись две или три руки с кружками – наливай!
Утром со стенок и скатов палаток пришлось стряхивать толстый слой инея. Но, как ни странно, в лучах утреннего солнца сразу стало жарко. Раздевшись до пояса, мы недолго позагорали, подсушили одежду и обувь и попытались определить дальнейший путь. Изучение местности дало обескураживающий результат – карта, литературные источники и действительность – совершенно разные вещи! Командир, исходя из реалий, выбрал дорогу на Караугомское плато через северное плечо пика ВЦСПС Караугомского.
К сев. плечу пика ВЦСПС
Спустя два часа с этого плеча мы увидели, что спуск на плато представлял собой запорошенный снегом очень крутой и длинный ледово-фирновый склон, подрезанный в трех местах бергшрундами. В одном из них нашли репшнур, слегка потемневший от времени.
Фрагменты спуска на плато Караугомского л-ка
Многометровый дюльфер с преодолением бергшрундов, равносильный прохождению перевала с категорией трудности 2Б, привел в самый центр Караугомского плато.
Влево вниз уходила чудовищная лента Караугомского ледопада, вся испещренная разломами и трещинами, про которую писал один из участников экспедиции ОПТЭ в 1930 году под руководством В.А. Воробьева:
«…на меня Караугомский ледник производил прямо-таки ошеломляющее, подавляющее впечатление. Он жил полной жизнью, когда мы его переходили. Всюду журчала вода. Шумели по бокам ущелья горные речки и водопады. Гулко лопался лед. Время от времени над ледником проносился грохот обвала – это обваливалась какая-нибудь сильно подтаявшая ледяная стена, проваливалась в трещину ледяная глыба. Не будь этих обвалов, пройти через ледник было бы труднее. Нам не раз приходилось взбираться наверх со дна трещин по ледяным глыбам таких обвалов. Порой начинало казаться, что глаз чувствует движение ледника, но это был явный оптический обман. Мы шли от трещины к трещине. Там, где можно было обойти трещину, мы ее обходили. Там, где было возможно перескочить ее, мы перескакивали. Местами, впрочем, очень редко, мы находили мосты. Многие трещины были очень широкими. Обычно они завалены кусками льда. В такие трещины приходилось спускаться, а затем выбираться из них. Часто края трещин представляли собой острый зазубренный ледяной гребень. Пробираться по таким гребням было чрезвычайно трудно. Мы не снимали кошек, надетых поутру, целый день. Весь день мы то поднимались вверх, то спускались вниз…»
На прохождение ледопада Караугомского ледника группа Воробьева затратила три дня! Да и в наши дни, уже при более совершенном и легком снаряжении, знании прохода и хорошей погоде, спортивные группы, идущие через ледопад, заранее настраиваются на многие часы напряженной и опасной работы. В классификаторе перевалов этот путь отмечен категорией трудности 3Б!
Погода высокогорья диктовала нам свои условия для графика похода. К 12 часам дня снег уже не держал совсем, проваливались в него по колено и выше, кругом все накрывалось плотным туманом. Поэтому на маршрут мы выходили рано – в три-четыре часа утра, а после полудня искали удобное место для ночлега. Вытаптывание в снегу площадки, постройка защиты от ветра для кухни и палаток стали обыденным и привычным делом.
Лагерь в центре Карагумского плато
Утром 10 августа на скатах палаток опять иней. Отсыревшую накануне обувь пришлось разогревать на примусах – ночным морозом ее сковало до звона. С таким явлением мы столкнулись впервые, и уже впоследствии никто из нас не оставлял ботинки «на улице».
Подмороженный наст держал отлично – шли как по асфальту. Полуторачасовой марш по восточной ветви Караугомского плато привел нас к ключевому участку маршрута – перевалу Северо-Уилпатинскому (3А, 4250 м, он же перевал Сонгути, он же перевал имени маршала Гречко).
К пер. Сев. Уилпатинскому
С нашей стороны он выглядел снежно-ледовым склоном, подрезанным в нескольких местах бергшрундами. На другой стороне – скалы. Слева по ходу острыми зубцами небосклон подпирала вершина Сонгути, справа нависал огромный массив Уилпаты (4646 м). Взгляд назад – на горизонте корона Бурджулы и цепь Караугомского хребта. Мы только что пересекли центр Караугома – громадную ледовую чашу на гранитном пьедестале, стены которого возвышались на целый километр над окружающими плато ущельями, и только в одном месте каменной стены нет – здесь из чаши изливался ледопад Караугомского ледника…
Поставили одну палатку. Пока в ней готовили завтрак, связкой-двойкой провели разведку и обработку снежно-ледового склона. Имевшаяся у нас информация предупреждала о возможном сходе лавин на этом месте.
Под пер. Сев. Уилпатинским
Командир еще накануне сказал – если увидим, что можно угробиться, будем возвращаться, искать другие пути. Но разведка сняла эти опасения. После завтрака вышли на склон и за пару часов поднялись к скальному гребешку, где находился тур, а рядом на камне была закреплена пластинка из стеклотекстолита с выжженной на ней надписью:
«Остановись, заклинаю тебя, оглянись! Вдумайся в этот словно за пределами времени возникший исполинский, таинственно-объемный мир. Взгляни на индиговые, насыщенные мощью тысячелетий драконовые хребты гор, на распахнутую стынущую голубизну снегов! Взгляни: суровеет преджизненной напряженной синью бездна…
Вглянись, прислушайся! Ты услышишь: в изумленной кристальной тишине гор горько и сладостно перекликается душа твоя с потускневшим серебром снеговых отрогов далеких, с сиреневой мглой западин горных, со всей этой отрешенной, по-разному освещенной солнцем космической красотой первожизни.
Не медли! Вглянись в понимающие вечность глаза высоко вознесенной вершины, затянутые тонкой туманной пленкой, как у старого тибетского орла. И ударит в сердце, и заполнит тебя нежданный аккорд новизны острой, вдохновляя на восхождение, на рост…»
(Из этюдов о Рерихе)
Перевал был взят! Но как у летчиков, так и у нас – количество взлетов должно равняться числу посадок. Впереди еще спуск по почти отвесной стене. Под ее скалами глубоко внизу раскинулось плато ледника Воробьева, названного так по имени руководителя первопроходцев перевала. Куда ни глянь, везде тянущиеся до самого горизонта горные цепи с вечными снегами. Рядом Уилпата – высочайшая вершина Дигории. Она как часовой, в одном ряду со снежными великанами Сонгути, пиком Красноармеец, Дубльпиком, Бубисхохом, охраняет покой Караугомского плато… Вокруг все дышало суровой красотой, наводящей на мысли о быстротечности человеческой жизни в потоке мироздания, имя которому – Вечность.
Под жаркими лучами солнца мы позировали на фоне горных панорам, не снимая очков и защитных масок. Потом пошли вниз. Дюльфер следовал за дюльфером, мы продергивали и снова бросали вниз веревки.
На спуске к л-ку Воробьева
Спуск через карабин их сильно перекручивал и заставлял выравнивать, вертеть в обратную сторону, что нелегко было делать из-за тесноты на скальных полочках.
Приводим верёвки в порядок
В стене попалось несколько титановых крючьев, кто-то уже ходил здесь. Спуск до самого вечера привел к бергшрунду, сплошным рвом опоясывающему подножие стены. Здесь все, кроме меня, переправили свои рюкзаки отдельно. Я же пошел через бергшрунд с рюкзаком и, не удержавшись на склоне, съехал на снежную пробку, пробил ее и увяз по самую шею. Выбраться из плена помогли мои тезки – Белокобыльский и Васильев.
Вот и плато. Отойдя от стены подальше, обнявшись за плечи и пританцовывая в плотном строю, вытоптали в снегу площадку для палаток. Что-то шаманское виделось в этом ритуале среди белого безмолвия под причудливыми облаками, идущими снизу. Вид на пройденный перевал впечатлял.
Крепостная стена с нависшим над ней снежным карнизом, похожим на воротник жабо, правее – острые зубцы жандармов, под ними узкой змейкой изогнулся кулуар, по которому мы спускались. Огромный пояс бергшрунда в отдельных местах достигал ширины до десятка метров. Только в нескольких точках через него перекинулись узенькие мостики лавинных конусов. На всем протяжении перевала – следы падения камней и обвалов ледовых карнизов. Кажется, человеку здесь делать нечего. Но под стеной стояли две палатки-памирки, а в них жили искатели приключений.
Нам трудно объяснить людям с рациональным мышлением и образом жизни мотивы, которыми мы руководствуемся, подвергая себя лишениям и неудобствам ради того, что не приносит нам никакой материальной выгоды. Ответить на такой вопрос: «Зачем? Во имя чего?» – невозможно. Такова сложность человеческой натуры, ей попросту не хватает остроты жизненных ощущений или, как написал любимый мною Джек Лондон в своем романе «Смок Белью», медвежьего мяса...
Неважно стал чувствовать себя Саша Анпилов, сказалась большая физическая нагрузка прошедших дней. У меня начали болеть прихваченные морозом на Цихварге пальцы ног. Наш санитар Саша Бородаенко манипулировал в основном знаменитой антимозольной жидкостью Новикова – панацеей от всех бед – для ног, для рук, для головы в разных количествах и пропорциях.
Утро 11 августа на леднике Воробьева подарило нам фантастический по красоте рассвет. Мы укладывали рюкзаки, когда кто-то сказал: «Ребята, смотри! Такое мы больше не увидим!»
Утро на верхнем плато л-ка Воробьева
Четкие рельефные контуры горных хребтов черно-белыми цепями тянулись к нам. Темные провалы ущелий между ними были заволочены сизым туманом и напоминали поверхность огромного океана. Небо на горизонте постепенно окрашивалось нежнейшими акварельными тонами от соломенно-оранжевого вдали до темно-синего над нами. Сзади, на западе, еще были видны лунный серп и звезды. Наконец появился матово-багровый шар солнца. Еще какое-то время он медленно поднимался над зачарованной горной тишиной и вдруг брызнул лучами! Такое невозможно забыть!
Время между тем подгоняло нас. Опять пришлось разогревать на примусах обувь, которая смерзлась, хотя была в палатках.
Спускаемся в Цей
Мы спустились на северную ветвь Цейского ледника. Уже в конце, у слияния Воробьевского и Цейского ледников, из-за отсутствия запорной муфты на карабине мы чуть было не потеряли пару рюкзаков. Перекрученная веревка сама отжала защелку, и рюкзаки упали в ледовую трещину, по счастью застряв в ее сужении. Изругав вдоль и поперек карабины «Ирбис», мы отказались от них до конца похода.
На «Уилпатинских ночевках» в камнях было полно мусора: консервных банок, изломанных стоек для палаток, разовой посуды и ложек. Отсюда начинались многие альпинистские маршруты, но почему альпинисты, эти мужественные люди, не убирают за собой? Ведь прекрасный вид на вершины Цейской подковы не заслуживал такого количества мусора под ногами. Не надо нам рассказов о сильных духом, у которых нет элементарной чистоплотности!
Под моросящим дождем перешли через перевал Хицан (1Б, 3600 м) на южную ветвь ледника Цей. Долго брели по ней к долине. Наконец-то берега ущелья зазеленели! После многодневного перехода через Караугом я так соскучился по траве, что готов был тереться об нее лицом, с наслаждением вдыхать ее запах, который был сейчас для меня милее всего!
Первый малинник на пути, ягода мелкая и ее мало, кустики общипали самым тщательным образом. Командир отогнал нас от лакомства чуть ли не пинками – надо было торопиться. Анпилов встал первым, с недовольным лицом надел рюкзак, за ним навьючились остальные. Разогнались, вдруг – стоп! В кулуаре звенел ручеек, Санин рюкзак лежал поперек тропы, его пятая точка торчала из-под малинового куста. Ягоды тьма! Крупная! Ее цвет забил зелень листвы… Застряли тут основательно, больше чем на час. Командир больше не «возникал». Запомнилось, как Саша Борода поднес ко рту ладонь, полную малины, остановил руку, немного о чем-то подумал, а потом небрежным жестом сбросил содержимое пригоршни на землю. Наелись мы малины по самое не хочу! Поглядев друг на друга осоловевшими глазами, встали и ушли к поселку Цей.
На спуске у меня сильно болели пальцы ног, вплоть до того, что на крутых участках я невольно подвывал. Переобуться в кеды не было никакой возможности, под ногами не трава и не асфальт. На очередной остановке попросил у каптенармуса спирт для наружного применения. Ребят скривило от такого кощунственного акта расхода огненной воды, но снадобье я получил, оно принесло мне некоторое облегчение, правда, ненадолго. Это для меня был хороший урок. Ноги – главный инструмент туриста, надо беречь!
А о том, что произошло со мной, должны знать все желторотые новички и чайники. Это яркий пример того, как не надо поступать! Я польстился на халяву в виде пары новеньких триконей сорок второго размера, при моем сорок третьем. За месяц до начала похода основательно распарил их в горячей воде и высушил на распорках соответствующей длины. В начале пути все было хорошо. Однако после ряда переходов по снегу и последующей сушки без распорок трикони восстановили свои первоначальные размеры. Дальше все шло по классическому пути: тесная обувь – потертость и обморожение концевых фаланг на ногах – хирургический кабинет в Ставрополе – удаление нескольких ногтей. До пальцев, к счастью, чуть-чуть не дошло, а то носил бы обувь на размер или на два меньше определенного природой.
Встали лагерем в сосновом бору около поселка. Коля вокруг за полчаса набрал грибов к ужину. Наелись до отвала. На следующий день командир объявил полудневку. Спали, пока не надоело. Затем побывали в поселке, отправили телеграммы и пристроили лишние вещи в торпедовском альплагере. Здесь привлекли внимание портреты Сталина и маршала Плиева, изображенные на скалах местным художником.
С рынка принесли арбуз и яблоки. Просушили ботинки, одежду и снаряжение. Обед был с грибной кашей и вареньем, сваренным из малины.
Днем, отяжелев после сытного обеда, мы вышли на маршрут. Обливаясь потом, протащились к серпантину тропы вдоль опор канатно-кресельной дороги в ущелье реки Сказдон.
Солнце, стоявшее с утра над Цеем, зашло за тучи. Окрестности затянулись туманом, пошел дождь, перешедший в ливень. Плохая погода заставила встать на ночевку намного раньше намеченного времени. Площадку для палаток отрыли в щебнистом склоне рядом со скальным выступом.
Ночёвка на пятачке
Воды рядом не было, за ней пришлось ходить вниз. Витя Белокобыльский, дежуривший на кухне, по привычке вытолкнул из палатки банку с маслом. В следующее мгновение мелькнули его ноги, он еле успел поймать выброшенное. На выходе из палатки крутой обрыв – ищи потом масло внизу! Дождь и ветер хлестали по палаткам всю ночь.
Утром обнаружилось, что из-за тумана мы проскочили переход на левый берег ущелья и вопреки всем рекомендациям начали подъем с правого. Возвращаться не захотелось, пришлось рубить ступени на крутом ледовом склоне, который невозможно было обойти.
"...ни шагу назад!"
Анпилов, не удержав эмоций, высказал замечание по поводу штурманских способностей командира, которые тот воспринял как должное. Ничего не попишешь. Не сработал головой – работай руками! Четкая строчка ступенек на льду стала иллюстрацией к этому постулату.
В 17.00 мы по перилам поднялись на перевал Сказский (2А*, 3770 м).
Под склоном к пер. Сказский
На фоне в. Адайхох
Выход на пер. Сказский
Рюкзаки на последнем взлете вытягивали отдельно на веревке по крутому снежно-ледовому склону через бергшрунд, ощетинившийся сосульками и до краев наполненный водой. На вершине Адайхох, справа от перевала, появилась группа альпинистов. Мы приветственно помахали им руками и пошли в долину Заромага по крутой живой осыпи. Чуть наступил ногой на нее, а камни шевелятся уже метрах в десяти ниже… Кое-как, с камнями вперемешку, плотной группой съехали на Южно-Сказский ледник, вся поверхность которого была закрыта моренным чехлом. Анпилов в конце спуска упал и слегка ободрался. Санитар оказал ему квалифицированную помощь – обмазал ссадину двойным или, может, даже тройным слоем антимозолина. Укладываясь спать, выкинули на улицу из палаток все железо – над лагерем разразилась гроза.
Утро 14 августа было великолепным. Мы продолжили спуск в долину. Почти рядом со стоянкой вспугнули стайку уларов, которые с громким хлопаньем крыльев улетели куда-то в сторону. Далеко внизу замаячил палаточный городок. Через полтора часа мы поздоровались с его обитателями – геологами. Их начальник Геннадий Долгов, мастер спорта по альпинизму, попенял на нас за то, что спускались с перевала не по классическому пути. Надо было траверсировать перевальный гребень вправо на полторы сотни метров, там был более удобный путь. Заодно Долгов рассказал нам много интересного о районе Цей-Караугома, горной Хевсуретии, истории некоторых первопрохождений, проконсультировал относительно дальнейшего пути, порекомендовал возможные варианты будущих пятерочных маршрутов. Три часа увлекательной беседы прошли незаметно.
На полянах, мимо которых мы шли, кипела сенокосная страда. Остановились на обед рядом с селением Заромаг. Здесь очень остро чувствовались контрасты времени – среди замшелых, разрушающихся боевых башен стояли современные гаражи с «Ладами» и «Жигулями» внутри.
Без приключений в этот день не обошлось. В ущелье реки Вильс мы потеряли тропу.
У входа в ущелье р.Вильс
Мы думали - там Кальпер!
Отпечатки чьих-то рифленых подошв на глинистом берегу ручья склонили нас к выбору направления, которое оказалось ошибочным. Но это стало понятным только на седловине перевала, с которого открылся вид на поселок Цей. Здесь, сориентировавшись на местности с картой, разобрались, что вместо перевала Кальпер (2А, 3700 м) нас вынесло на западное плечо пика Пассионарии. Отсюда спуск в Цей, открытый как на ладошке, был не так уж прост, во всяком случае, «не дешевле» 2Б.
Большой камень, вокруг которого мы завели спусковую петлю, стал качаться с приличной амплитудой. Желание немедленного спуска исчезло, мы решили столкнуть валун вниз, чтобы он потом не погнался за нами вдогонку. Предмет беспокойства оказался на редкость несговорчивым, результат был достигнут через полчаса. Каменюга, разрываемая на части центробежной силой и ударами об скалы, устремилась на ледник, к которому долетели лишь пыль да мелкие камушки.
Переведя дух, приступили к напряженной работе. Многочисленные переходы с одних перил на другие, монотонное перезавинчивание в лед ледобурных крючьев, рубка опорных площадок, беспрестанный прием и выпуск друг друга, постоянное наблюдение за склонами… К вечеру мы преодолели лишь половину спуска, когда в основании кулуара нас настиг камнепад. Студенческая половина команды брызнула из кулуара в разные стороны. А трое – я, Олейников и Анпилов – укрылись под небольшим выступом, причем Саша сумел залезть ко мне под рюкзак. Обнаружилось это, когда он со словами: «Чего ты мне свой рюкзак на голову надел?» освобождался от лямки «головного убора». Вокруг остро воняло серой и некоторое время висела каменная пыль.
Заночевали на небольшом пятачке за гребнем, где Васильев и Бородаенко услышали разговор идущих наверх альпинистов о нашем кулуаре. Кто-то говорил своему напарнику, что там не ходят – слишком сложно и опасно.
Последние метры последнего спуска
Значит мы стали первооткрывателями нового перевала? Хвалиться этим не стали, указав в отчете окончание маршрута в селении Заромаг. У командира были еще свежи воспоминания о том, как ему сделали незачет похода только за то, что он прошел один из перевалов не по рекомендованному в описании пути. О чем говорить, если в несложной ситуации мы попали совсем в другое место! Слава богу, что все хорошо закончилось!
В своем дневнике я назвал пройденную нами седловину перевалом Западной Пассионарии. Может быть, когда-нибудь он появится в классификаторе, пусть даже под другим именем. Но мы будем долго помнить и этот перевал, и этот день, и тот прилив чувств, когда мы побросали свои рюкзаки и ледорубы на траву у альплагеря «Торпедо» в Цее…
На другой день, 15 августа, мы уехали из Цея в Орджоникидзе, а оттуда в Ставрополь, оставив в горах Осетии свое сердце. Полученная после защиты отчета о походе справка уложила наш маршрут в четыре строчки, которые не дают полного представления о пройденном пути. Для некоторых это может даже показаться несправедливым, когда за кадром остались острые эмоции и переживания каждого прожитого дня. В самом деле, что можно себе представить за словами, набитыми пишущей машинкой на кусочке бумаги:
«Время проведения – Июль-август 1980 года. Район – Центральный Кавказ. Вид туризма – горный. Категория сложности – пятая. Маршрут – село Дзинага – пер. Ц. Белаг (1Б) – пер. З. Галдор (2Б) – пер. Авсанау (1А) – пер. Цихварга (2Б*) – пер. Гурдзивцек (1Б) – лед. Бурджула – пер. Ноцанцара I (2А) – пер. Ноцанцара II (2Б) – Караугомское плато – пер. С. Уилпатинский (3А) – лед. Воробьева – пер. Хицан (1Б) – лед. Цей – лед. Сказский – пер. Сказский (2А*) – село Заромаг. ¬Способ ¬передвижения – пешком. Пройденное расстояние – 171,5 км. Продолжительность – 21 день».
На справке – печать маршрутно-квалификационной комиссии и неразборчивая подпись. За несколько лет у меня накопилась целая пачка подобных справок, среди которых около двух десятков подтверждают участие или руководство походами высшей категории сложности. Не раз мне приходилось слышать от товарищей по команде – зачем нам эти формальности? Иногда легче пройти маршрут второй раз, чем составить о нем отчет! Каждый раз я возражал им – правила надо уважать и соблюдать! Без этого не будет порядка, пройдут мимо и канут в Лету без следа пройденные нами пути.
Именно описание совершенного путешествия поможет не только повторить красивый маршрут, но и пройти новый, открыть неведомое и, наверное, зажечь чьи-то души страстью охоты к перемене мест. Когда за плечами несколько тысяч пройденных, а иногда и проползанных, километров по скалам, снегам и льду, начинаешь понимать необходимость соблюдения предписаний и уложений. Но нет-нет да и проскользнет иногда в глубине души крамола. Я согласен с «авантюристами», что мы ходим в горы не только ради справок и спортивных званий.
Высококатегорийные походы в горах – это жесткое увлечение, за которое мы расплачиваемся своим здоровьем, а иногда и жизнью. Но без опасностей и риска, которым подвергаются горные путешественники, невозможно пережить те приключения и увидеть те картины, которые остаются с нами на всю жизнь. Мы благодарны памяти, когда она снова и снова прокручивает в сознании ленту дней первой «пятерки». Чтобы так думать, надо очень любить горы!
Северная Осетия – Ставрополь
1980 – 2002 гг.
(из сборника "По кромке неба и земли")
P.S. Чуть подправил снимок, чтобы текст легче было прочесть, если не возражаете...