Небольшая история траверса большой Горы.

Я лежу, в руках и ногах легко… Что-то в этом насвае всё же есть. Мысли неспешным струйкой текут у меня в голове. Пол жмени этого зелья нам отсыпал таджик из МАЛа на сдачу оплаты за установку палаток. Правильнее будет сказать палатки, нашего дома на протяжении всего путешествия. Мы называем наш шатёр Пиком. Таджик долго на него подозрительно смотрел, несколько раз специально переспрашивая, действительно ли в нём живут 8 человек, но заглянуть внутрь побрезговал.

Скучно. Второй день отсидки на ПФП, высота около 6000 метров. Из маленькой колоночки доносится звонкий голосок Земфиры. Некоторые её уже ненавидят, а некоторые, наоборот, даже подпевают. Часть народа режется в преферанс, другие ждут своей очереди, балдея от безделья, либо неспешно беседуя на любые темы. Причём все эти любые темы в конечном итоге сводятся к двум категориям обязательным для любого мужика и недостаток которых мы испытываем уже дней тридцать: еде и бабам. Хотя есть в нашей команде несколько особо фанатичных человек, которые в горах разговаривают про горы.

Непогода. Наш Пик временами сильно трепещет на ветру, а временами, наоборот, надолго затихает. Это очередное затишье вновь порождает среди нас бесконечные рассуждения про погоду, наш график и упущенную возможность выхода сегодня утром. Иногда эти рассуждения прерывает очередной порыв ветра, а иногда чей-нибудь короткий, по нужде, доклад из открытого космоса: «Душанбе, нахрен, затянут». Все разногласия тут же утихают, и опять карты, беседы, и ожидание ужина.

Который сейчас день нашего похода? Тридцать второй или тридцать третий, точно и не вспомню. Такое чувство, что первая часть похода в районе Паймозара и Тиндаля была в прошлой жизни и не с нами. Пик Тиндаль. Судя по всему, «очень популярное место» у альпинистов, если мы не нашли никаких данных про восхождение на него. В тех местах гуляют только такие мазохисты как мы, и то редко.

Что-то вспомнился МАЛ на Москвина. Его мы покинули 3 дня назад, взяв с собой продуктов и топлива на 12 дней. Теоретически, после Горы, уже через 9 дней мы должны оказаться в кишлаке Ванч. Но все понимают, что, в терминах преферанса, такого расклада, скорее всего, нам на руку не светит.

Эх, ну и классно мы загудели в МАЛе. До сих пор можевелововый привкус джина стоит во рту. После двадцати восьми дней похода по Памиру, мы первый раз вышли в МАЛ и сняли заброску с ништяками, доставленную туда вертолётом заранее. Все ништяки за раз выпить и съесть не смогли, и во второй приход, после Корженевы, пришлось собраться с силами чтобы всё уничтожить. Короче, те несколько евро, которые с каждого носа сняли за пользования инфраструктурой (читай туалетами) мы отработали по полной.

В МАЛе люди несколько недель живут в условном отрыве от цивилизации и её благ, но даже на их фоне мы выглядели полными дикарями, как по внешнему виду, так и по поведению. В какой-то момент похода у нас появилось командное наваждение, что нас в МАЛе ждёт скучающая команда испанок, и мы скоротали несколько вечеров, обсуждая, как мы классно будем проводить время в этом чудном месте с этими чудесными женщинами. А некоторые из нас уже даже хотели откладывать свои скромные порции шоколада, чтоб в МАЛе намазать им какую-нибудь знойную женщину и слизать его с неё. Но из-за постоянной голодухи шоколад отложить не получалось, да и Испанок в МАЛе тоже не оказалось, да, если честно, то мы и не сильно искали, добежав до нашей заброски.

Ещё на спуске с Корженевы мы узнали, что через пару дней приходит фронт и погода заканчивается. Отдохнув в МАЛе полтора дня, мы вышли наверх, на Гору. На подъёме было интересно наблюдать, как народ бежит с Горы. Все знали, что идёт непогода, что кто не сходил, то уже в ближайшие 3 дня и не сходит, а уже двадцатые числа августа, конец сезона, последний вертолёт с Москвина через 5 дней. Короче, все бежали, как с тонущего корабля, на котором оставаться не имело никакого смысла.

А сейчас мы на горе одни. В очередной раз, отвлёкшись от преферанса, рассуждаем стоит ли завтра выходить на Душанбе, или ещё подождать пока погода устоится, и солнце с ветром утрамбуют снег. Ничем не закончив споры снова возвращаемся к своим делам. Кто к преферансу, кто к дежурству, кто к своим мыслям.

Кстати, насчёт дежурства, если так пойдёт и дальше, и мы завтра стартанём на Душанбе, то снова мне выпадает дежурить перед восхождением. Вот это будет полное гадство. Я ещё на прошлом дежурстве перед Корженевой всё просчитал, при любых раскладах, я не должен быть сейчас дежурным в штурмовой день, но карты спутал один из нас. Через два часа после выхода с МАЛа, он сказал, что всё, для него поход закончен: он чем-то траванулся, устал присаживаться за каждый более-менее большой камень, сил у него может не хватить, а впереди ещё и непогода. Жаль, мы были с ним очень близки, но решение правильное, учитывая в какую неизвестность мы поднимаемся.

Вот, кто-то заявил мизер. Мы играем на будущее пиво и сейчас можно существенно пополнить наш алкобанк. Меня зовут на помощь, считая специалистом по мизерам. Пойду, не буду разочаровывать ребят, попробую кому-нибудь сделать паровоз…

***

Я лежу, в руках и ногах тепло… Спирт приятно согревает изнутри. Из всей команды только нас двое изъявили желание его пригубить. Всем остальным не до него. Мы на спуске. Сегодня был тяжёлый день. Перевалили на другую сторону Горы и ночуем на широком спусковом гребне Абалакова. Все сегодня натерпелись, такие восхождения так просто не даются никому, но двое из нас, самые здоровые, смогли вытропить последний участок до гребня. Это их теперь слышно первыми скрипками в общем оркестре кашля. Я завидую здоровью этих ребят, и корю себя за малодушье, что не смог выложиться как они. Но видно, что бесследно для ребят такой рывок не прошёл. Когда я слышу их бурлящий кашель, то мне становится не по себе. Над ними колдует Док, я даже замечаю шприцы у него в руках, и это вообще не внушает оптимизма.

По плану, мы должны были заночевать ниже семи тысяч, но связка из трёх человек, в которой я тоже шёл, на спуске попала в какое-то гиблое место, где мы оказались в хитросплетении, то ли вертикальных трещин, то ли бергов. Мы потратили драгоценных два часа поочерёдно выбираясь из различных провалов и распутывая эту дрянь, перелазя на карачках снежные мосты. А ребята, снизу на мульде нас ждали, наблюдая за нашими злоключениями, и никак не могли помочь. И, как на зло, даже не могли начать ставить лагерь и готовить ужин, т.к. котлы и палатка были у нас.

Вторая ночёвка на семи тысячах. А до этого ещё четыре выше шести. У нас в палатке стоит такой кашель, как будто в пульмонологическом отделении больницы. Всем, мягко говоря, не очень. Но что со мной, чёрт возьми, не так? Почему я не кашляю и у меня ничего не болит? Да, определённо я не бодрячок, поистрепался за последние дни, но не более этого. Где же во мне тонко, что может надорваться? Эта мысль не даёт мне покоя.

Похоже ноги я все же подморозил. Даже теперь, в теплой системе, обнявшись с ребятами, поужинав и выпив спирта, я не очень чувствую большие пальцы. С утра несколько первых часов подъёма пролегали в тени «лопаты» и было очень холодно. Руки я ещё успел вовремя отмахать, а вот ноги нет, и теперь, судя по всему, опять несколько месяцев придётся жить с этим.

Эх, как хочется в тёплый Крым. Какой-нибудь пляж в Судаке или Форосе, портвейн, девушки, теплые скалы. Вот это альпинизм, я понимаю. Или в тёплый Каравшин, грациозно так в скальничках по уступчикам. Да даже и с баулом на жумаре всё веселее. И вся снаряга на осликах едет, а не на своём горбу. Всё просто – есть погода лезешь, нет – не лезешь. Прижало – дюльфернул пить пиво на травке в базлаге. Нет, определённо, такой горный туризм, как сейчас, нравится мне всё меньше и меньше. Куплю себе боты трёхслойные, какие-нибудь LaSportiva, а лучше даже Milet – эти из далека лучше видны, и буду на вертолёте залетать под вершины. Умные начинающие высотники, наверное, так и делают, а не шляются по Памиру сорок дней с тридцатикилограммовым спиногрызом.

Ладно, надо спать, завтра не менее тяжёлый день. Впереди у нас, судя по одному из отчётов, ещё почти километр дюльферов по скальному гребню. Хочется верить, что этот километр – приписка к отчёту, для монументальности, так сказать. Вроде бы другая команда писала, что провесила гораздо меньше верёвок. Но это было больше 20 лет назад, как оно будет на самом деле увидим завтра.

Стоп, а что это бормочет Док в забытьи? Нет, вроде не молитва, просто беспокойный сон уставшего человека. Нужно попытаться уснуть под этот аккомпанемент кашля.

***

Я лежу на камнях, в голове легко… Морена ледника Ошанина. Высота пять с половиной тысяч. Только что были выпиты остатки нашего спирта, и мы просто кайфуем, спустившись с Горы. Напряжение последних дней спадает.

Даже не верится, что мы прошли траверс этого исполина. Но почему-то в душе не играют фанфары, не видно салютов и не звучат задорных марши. Внутри какая-то пустота. Вроде и радостно, что сбылась мечта последних нескольких лет, и удовлетворение есть от достижения цели, и все живы, и всё безопасно, но как-то это безучастно проходит, как будто смотришь на себя на экране и видишь, как люди радуются, а сам эту радость не ощущаешь. Подозреваю – это всё от усталости.

Смотрю на ребят. Ну и вид у нас. Худющие лица с бордовым оттенком, и на них большие глаза. Немного на бомжей смахиваем. Последний раз я таких типов видел в хрониках УВД по телеку в прошлой жизни. Подозреваю, что пахнет от нас также плохо как мы выглядим. Ещё неделю назад, когда мы на Корженеве встретили словака, то спирт с ним после восхождения пришлось пить на улице, т.к. побоялись приглашать его в наш шатёр. Мы уже тогда по запаху могли отличить где чьи ботинки, а у него сразу бы асфиксия наступила.

На спуске провесили много верёвок, но точно не километр. При всём нашем старании за день спуститься не успели, и поймали холодную ночёвку в районе шести тысяч. Мы не смогли найти площадку под палатку и на небольшом уступчике разместились в спальниках в два рядка. Т.к. ноги свисали в неизвестность, то обвязки не снимали. Если бы не отличная безветренная погода, то нам пришлось бы кисло. А так мы даже неплохо отдохнули. Так что холодной ночёвку можно считать только формально.

Ребят не перестают мучать приступы бурлящего кашля, от которых их аж сгибает. Сразу после прошлой ночёвки продолжили провешивать дюльфера. Мы с Напарником должны были первой связкой уходить в низ. Он сказал: «Давай сделаем так …» и согнулся в очередном приступе кашля. Его отпустило, когда я уже кричал, что перила готовы. Надо было как можно быстрее сбрасывать эту чёртову высоту. Ещё одна ночёвка на шести тысячах не пошла никому на пользу.

Всех потихоньку отпускает. Оттаяла даже наша портативная колонка и теперь мы снова слушаем музычку. Вот уже дежурный пытается разжечь наши мульти горелки, но они что-то конкретно барахлят. Одну из них мы пытались починить ещё внизу, ища резину для прокладок в мусорке, благо в МАЛе мусорка большая. Изрезали чьи-то выброшенные ботинки, но стабильной работы насоса так и не добились. А вторая горелка начала капризничать на ночёвке на уступе. Хорошо, что у нас есть варочная титановая печка, и на полке были петли из каких-то древних верёвок, которые мы употребили как топливо. Сейчас ситуация повторяется и, задорно обложив матом горелки, начинаем собирать по карманам и рюкзакам мусор для печки.

Вообще снаряга сильно поизносилась за поход: две из трёх верёвок перебиты, горелки капризничают, спутниковый телефон не работает. Всё нам как бы намекает, что пора заканчивать… Смотрю на свой ботинки и понимаю, что теперь, сняв бахилы и кошки, рискую оставить где-нибудь подошвы. Если бы ещё была середина похода, то попытался бы с ними что-то сделать, а сейчас лень.

Какое сегодня число, наверное, 1 сентября уже близко? Хотелось бы попасть домой к этой дате – дочка в первый класс идёт. Вообще хочется быстрее к населёнке выйти и домой сообщить, что у нас всё в порядке, а то из-за сломанного спутника мы потеряли связь с домом и за нас наверняка сильно волнуются.

Кстати насчёт детей. Что-то вспомнилось как я в МАЛе разговаривал с одним французом (во мне после спирта просыпается талант полиглота) – Жаном-Франсуа. Более французского имени я даже вообразить не могу. Так вот, этот Жан-Франсуа приехал в МАЛ без напарника, т.к. все его знакомые отказались сюда ехать, потому что у них есть дети. Меня это очень удивило, как будто они на верную смерть собирались ехать. А в нашей команде на 9 человек, мы насчитали 12 детей, и ещё у троих жёны беременны. И мы здесь. Это я к тому, что всё зависит от головы, кто-то себе страхов разных надумает, а кто-то, например, как мы, сюда отдыхать приехали. Вот лежим сейчас и отдыхаем. А на Гору этот Жан-Франсуа так и не сходил.

Теперь только вниз, пару дней и через Бивачный, Федченко и РГО мы должны выйти в кишлак Ванч. Всех эта мысль греет и расслабляет. Вот уже с обычных тем про еду переключились на горы. О чём они разговаривают? Ещё с этого похода не вернулись, а эти ненормальные уже обсуждают что-то про зимний Ленина. Вообще сумасшедшие. Надеюсь меня туда не позовут, а то я ещё и согласиться могу…