Последние триста метров

ПОСЛЕДНИЕ ТРИСТА МЕТРОВ




Тридцатые годы прошлого столетия. Самая высокая вершина Земли Эверест остается непокоренной, несмотря на все драматические попытки покорить ее, начиная с исчезновения на маршруте двойки английских альпинистов Мэллори и Ирвина.
Очередная экспедиция, состоящая всего из четырех восходителей, решает предпринять очередную попытку покорить вершину. В ее составе, кроме носильщиков: индийский принц Жевар Сингх, стремящийся постичь на высоте Начало начал духовных качеств человека; шотландец Мак Ферсон, после трех неудачных попыток, но d плену личных амбиций не теряет надежду установить национальный рекорд в покорении девственной вершины; Жоз-Мари Танненвальдер, швейцарский гид из Церматта со своим верным псом Вольфом, приглашенный в экспедицию Жеваром Сингхом, с которым он совершил несколько восхождений в Альпах.В этой экспедиции, пожалуй, самой сложной является драма человеческих отношений. Герои книги устремлены к одной цели, но поскольку у каждого из них свое представление о достижении ее, то неизбежно возникает межличностный конфликт, что грозит поражением судьбоносного замысла.
И развязка этой драмы происходит на последних ключевых трехстах метрах, перешагнуть которые не удалось еще никому...
Эта великолепная повесть возвращает читателя в эпоху начала освоения Гималаев, в которой сплелись воедино сурове будни экспедиции и мистический ореол обожествления великой тайны запредельных высот, в которых могут пребывать только Боги да души тех, кто отдал свою жизнь в поисках пути к неизвестности.
---------
«Шаг!... Еще шаг!» – шепчет Жоз-Мари непослушными губами и под напором ветра, пронизывающего насквозь, несмотря на герметическую застежку куртки, он продолжает идти, не теряя надежды.
Желтая вершина, кажется,с каждым шагом медленно запрокидывается назад в сторону пропасти, словно борт корабля, терпящего крушение. Время идет. Бесконтрольное время, время как субстанция без разбивки на часы, минуты… Глаза застилает туман. Рассеется ли он? Жоз-Мари не представлял себе такого последнего этапа битвы с вершиной. Вместо того чтобы разворачиваться решительно и победно, как этот день, битва за каждый метр высоты в безкислородной атмосфере проходит медленно, вяло. Его словно парализовало и теперь ему приходилось с силой отрывать дрожащие ноги, чтобы сделать еще один шаг вперед и вверх.
Вольф первым почувствовал приближающуюся беду.
В момент выхода из лагеря YI он буквально цеплялся за ноги, как если бы видел саму смерть на каждом шагу и хотел предупредить об этом своего хозяина. И Жоз-Мари не имел сил, чтобы прогнать его, вернуть к палаткам, это потребовало бы от него затраты сил. Действительно, выход с лагеря был похож на ныряльщика на глубину, который с трудом совершает каждое движение. Кто мог бы определить в этом рыжем мохнатом создании чистокровного швейцарского пса, совершающего еще недавно бессмысленные прыжки, гоняясь за тенью птиц, облаков на снегу или просто ради сжигания свой бурлящей энергии? Чтобы не обречь на смерть пса у подножия Ледяной стены, Нима поднял его в своем рюкзаке на перевал. И вот сейчас Вольф достиг предела выживания. Какое-то время он еще следовал за ними, но все медленней и медленней, особенно, на скользких скалах. Наконец, он остановился, лег, опустил голову. Ветер шевелил его рыжую шерсть.
Жоз-Мари опустился на колени, погладил его рукой в рукавице.
– Бедный старик.
То же самое сделал и Нима.
Но Вольф уже ничего не слышал. Прикрыв передними лапами голову, он пытался носом растолкать камни, чтобы спрятаться среди них.
– Надо идти! – произнес с дрожью в голосе Жоз-Мари

Эверест все плотнее смыкал врата доступности в свои чертоги. Малейшее движение, малейший вдох стоил неимоверных усилий. Несмотря на отсутствие эверестовского опыта, Танненвальдер старался максимально подстраиваться под требования суровой вершины. Главное, не останавливаться. Любой ценой только вперед, выигрывать в расстоянии, идти пока еще позолоченные солнцем по краям легкие облака, поднимаясь и опускаясь, кружат вокруг вершины. Порывы западного ветра обжигают арктическим холодом лица. Лица синеют от холода и от кислородного голодания. Подойдя к горловине кулуара, откуда вернулся Сомервелл, они остановились, повернулись к ветру спинами, чтобы восстановить дыхание. Ситуация становилась опасной, даже если еще не иссякли полностью силы, чтобы не опуститься перед Эверестом на колени, даже если лица их, кажется, превратились в сито, пробитое напористым ветром мельчайшими льдинками. Безжалостный, бесчеловечный мир…
Но надо идти. Ветер сбивает темп, пытаясь свалить с ног. Великолепный восходитель в Альпах, Жоз-Мари с трудом сохранял равновесие. Каждая наклонная плита требует особого напряжения до судороги в икрах ног во избежание проскальзывания ботинок. Плиты не очень крутые, поэтому Жоз-Мари поднимался без помощи рук. К чему здесь его сильные руки, его сильные пальцы, способные крошить зацепки на скальных маршрутах в Альпах, сливаться с ними и поднимать вес собственного тела на пути в небо на трудных маршрутах? Здесь же, на этом белом саване, четко и ясно просматривается путь его паломничества к Богине. И он идет к ней, преодолевая боль и страдания, используя ледоруб лишь для равновесия, идет, касаясь пустоты, наполненной, словно раковина, то ли шумом моря, то ли шумом его глубинных вод, то ли болезненным шумом в ушах, а может ветра, достигшего своего апогея.
Который час? Жоз-Мари сильно дрожит. Затем с усилием поднимает на лоб очки, как если бы они мешают ему рассмотреть подстерегающие на каждом шагу опасности. И тут же ему показалось, что он оголил глазные нервы, настолько резкая боль пронзила глаза. Несколько темных пятен мелькнуло перед глазами. Возможно, это галки? Но галки уже давно не преследуют их, они остались внизу. Значит, надо бояться снежной слепоты. Несколько белых облаков подплыло к вершине, зацепилось за нее, но ненадолго, оторванные ветром они ринулись в восточную бездну, словно фантомы.
Время? Отвернув рукав куртки, чтобы увидеть циферблат часов, понял, что часы остановились. Смазка механизмов замерзла. Бесполезно пытаться «оживить» их, это требует сил. Да и по солнцу можно определить. Похоже, что сейчас полдень. Впрочем, его не очень интересует время. Его ничто не интересует, а только лишь головка ледоруба, холод которой пронизывает рукавицу, холодит руку до самой кости. Он останавливается, чтобы отдышаться, подавить приступы сухого кашля, раздирающего горло. Вершина приближается, и она выглядит такой близкой, что, кажется, в один прыжок можно подняться к ней.
Жоз-Мари, видя так близко цель, окончательно поверил в то, что поднимется на Эверест. Поднимется в этот самый бесконечный день своей жизни. Надо только сделать двадцать шагов без остановки: такова амбиция каждого пытающегося выжить на этой голгофе. Всего двадцать шагов. Затем отдышаться... А потом еще двадцать шагов… Легкие разрывает резкая боль. Дыхание рваное, короткое, частое, обжигающее трахею, угрожающее сжечь сердце.
Над головой летнее солнце, оно же заливает своим светом и Альпы, и поля родного, но такого далекого Фенделена.
– Это должно быть здесь! – произнес Нима, прижимаясь к Жоз-Мари, чтобы тот услышал.
– Что здесь?
Но от приступа сильнейшего кашля Жоз-Мари зашатался. Именно это место является последней чертой, переступить которую не удалось еще ни одному восходителю, и именно здесь вчера остановились Мак Ферсон и Жевар Сингх. Именно на этой черте никто из вернувшихся не испытывал огорчения. Их охватывало непреодолимое желание спать. А все сожаления, страдания от поражения начинали мучить, разъедать сознание только в лагерь YI.
Восемь тысяч пятьсот сорок два метра – точка крушения надежд для Мака Ферсона и Жевара Сингха, а также для всех остальных, не сумевших перешагнуть этот рубеж. Жоз-Мари и Нима перешагнули его, слепо веря в успех.
Но начали собираться облака, заполняя оставшиеся далеко внизу ущелья со всех сторон Эвереста. Их дрожащее марево то накрывало, то открывало вершину, словно морские волны скальный риф, еще недавно светлый, сейчас же потемневший. Жоз-Мари тряхнул головой, неспособный понять то ли желтый свет исходит извне, то ли это результат снежной слепоты, вызванный воспалением глазных нервов. Оглянувшись, он удивился, что Нима не идет за ним. Шерп, согнувшись вдвое, никак не мог унять спазматический кашель такой силы, что Жоз-Мари до этого никогда не видел.
Сделав несколько шагов, Жоз-Мари снова оглянулся. Остановился и Нима, борясь с кашлем. Жоз-Мари вернулся к нему. Воздух слишком разреженный. От дыхания таким воздухом может наступить удушье, что может привести к остановке сердца. И сумасшедший ветер словно решил окончательно добить шерпа. Желая его прикрыть, Жоз-Мари склонился над ним, чтобы можно было говорить дыхание в дыхание, только так могли общаться между собой в этой ситуации два живых существа, приговоренные судьбой быть вместе.
И на этом сверхъестественном для человека рубеже, внемля своим богам, Нима произнес те самые слова, которые произносят жертвы в горах, но которые не стоит принимать во внимание:
– Оставьте меня.… А вы идите.
Инстинкт ответственности за жизнь товарища, соратника по поединку с Горой воспротивился и Жоз-Мари произнес:
– Нет, нет, я вас не оставлю. Отдохнем немного.
– Я не хочу, чтобы вы задерживались из-за меня. Надо идти. Мак Ферсон говорил: двигаться без остановки... Оставьте меня. Я буду следить за вами издали. Если смогу.
Нима замолчал. Он вспомнил основное правило эверестовца: ни один восходитель не должен при подъеме на Эверест доводить себя до полного изнеможения, до потери сил, до разрыва сердца от перегрузки, а значит, он, Нима, должен остановиться пока еще способен думать, способен спуститься самостоятельно вниз до лагеря YI без помощи своего компаньона.
Но есть еще одно правило: человек, способный идти дальше, должен идти, оставив своего компаньона. Но привычка, обязанность гида, чувство дружбы удерживали Жоз-Мари около Нима. Надо было услышать решение шерпа. И оно прозвучало:
– Вы должны идти выше… Сахиб Жоз-Мари, вы должны идти… Несчастный шерп не может идти с вами... Но вы…
Жоз-Мари медленно сделал несколько шагов, словно в скафандре, пробираясь через заросли больших глубин. В разрыве облаков перед ним открылся снежный кулуар. Путь виден, но оставить своего компаньона в тяжелом состоянии означало бы обречь его на смерть ради собственной победы? Нет, это невозможно.Он должен вернуться к Ниму.
Когда Жоз-Мари развернулся, чтобы вернуться к тому месту, где остановился Нима, он вдруг понял, что если он это сделает, то уже не сможет найти силы, чтобы продолжить подъем на вершину. Жизнь Нима и его капля за каплей уходили в бездну небытия. Он постоял на месте, приводя и мысли, и дыхание в порядок. Повернувшись лицом в сторону вершины, навстречу ветру, пытающемуся сбить его с ног, он сделал еще один шаг к вершине, затем второй, третий... Каждый шаг отдавался болью в сердце, срывом дыхания. Сердце и легкие, разорвав гармонию взаимосвязи, боролись только за себя, стараясь выжить, преодолеть стресс, смятение, страх смерти.
Но тело Жоз-Мари, результат многих поколений гидов Танненвальдеров, создано для преодоления и борьбы до самых последних пределов существования. Неожиданно западный ветер стих, уступив место драматическому безветрию. «Или это граница воздушного пространства?» Но человек, первый человек на этой высоте, непригодной для дыхания, продолжал шаг за шагом приближаться к вершине.
И его шаги – замедленное приближение к небытию. Жоз-Мари шел, пошатываясь в запретном для человека царстве. Он вспоминал, как и на Маттерхорне в критические моменты восхождений, всех своих предков Танненвальдеров. Вспомнил он и Кат, и ему показалось, что ее белый бестелесный образ сопровождает его. И им руководило только одно желание: выжить, выжить любой ценой, несмотря на острую боль в груди слева, выжить ради встречи с ней.
Он поднимался с единственным желанием не свалиться, не сдастся, поддерживаемый какой-то внеземной силой. Хочется спать. Это вершина Эверест?.. Эверест... Облака и очень холодно! Руки безвольно висят по бокам, словно плети. Еще один шаг вперед, теперь надо перенести свинцовую тяжесть тела на другую ногу. Там, где было сердце, холодный камень, и очень больно. Великая тайна Эвереста обрекает людей на смерть. И человек, находясь в полусознательном состоянии, умирает на ходу. Переступив запретную черту, он переходит в мир иной: в Вечность."

Источник: перевод фрагмента книги Joseph Peyre " Mont Everest"